Твоя чужая

– Марин, тебе не надо, мать права надо завязывать, ты посмотри на себя, сдохнешь ведь в ближайшей канаве скоро, печень-то уже дала сбой, сама понимаешь, – протягивая руку к ней, начала я спокойным тоном, стараясь переключить внимание девушки на себя.

– Не у всех выдержка, – оскалилась она тем, что осталось от зубов, – красотой-то я в отца пошла, – сплюнула Маринка, – поэтому рожа страшная, не хотят меня мужики, это тебя, то один, то второй подвозит, тебе легко.

– Легко? – выдохнула я, делая еще один шаг ей навстречу. – К дьяволу такую легкость, я б предпочла ходить с твоей рожей, да чтоб только жив был мой сын и муж.

– Не надо давить на жалость, Ксюха, – прыснула она, выбрасывая руку с ножом вперед.

– Дура, – выкрикнула я, и ухватилась за лезвие, заламывая ее руку.

С Маринкой мы были в равных весовых категориях, поэтому я приблизительно рассчитывала на то, что смогу ее побороть, тем более опыт уже имелся. Но то ли я теряю сноровку, то ли Маринка на фоне ломки стала сильнее и агрессивнее, но сумела изловчиться паучиха и все-таки немного задела меня. Я б может и не заметила в пылу борьбы, но старушки, собравшиеся вокруг нас к тому времени, завизжали, увидев кровь на моей футболке. Сцепив зубы, я ударила Маринку ногой в колено и она, падая спиной на землю, повалила и меня следом, сколько б мы так катались в пыли – неизвестно, но внезапно чьи-тол сильные и уже знакомые руки, выдернули меня из этого клубка. Боль пронзила бок, заставляя морщиться и стонать.

– Мать вашу, устроили тут бедлам, – гаркнул знакомый баритон, – чего добиваетесь, чтоб я вызвал наряд и вас всех закрыли в кутузке?!

Бабульки разом поникли, и лишь Маринка – грязная, как поросенок, внимательно взирала снизу-вверх на Даниила.

Его взгляд метал молнии и лучше, что я могла сейчас сделать – это держать язык за зубами.

– Матушка, дочь ваша?! – обратился он к испуганной тетке.

– Моя, – промямлила та, – пожалуйста, не забирай ее, я обещаю, что следить буду, запру дома и не выпущу.

– Запрет она, – сплюнул он и прорычал зло: – Сама-то не боишься, что она тебя ночью ножичком под ребра?! Может посидеть доченьки стоит в палате с мягкими стенами?!

– Нет, – вцепилась она в его рукав, – в последний раз прошу.

– Хорошо, но жди сегодня участкового, придет проверит живы вы тут или нет. Устроили клоаку.

Я сидела ни жива, ни мертва, боясь даже поднять взгляд на Сергеева, какого, вообще, он тут делает и зачем вернулся?!

– А ты, – поворачиваясь в мою сторону, ткнул он пальцем, – марш в машину.

– Да еще чего, – отвернулась я демонстративно, – ни поеду я никуда.

– Ну и сиди здесь, надеюсь, когда твой труп начнет разлагаться твои милые соседи, все-таки сообразят, что неплохо бы тебя прикопать, как человека, а не как бездомную псину!

Его слова заставили меня поморщиться, я еле-еле поднялась на ноги, держась за бок, сквозь пальцы капали капли крови, и тошнота сизой волной подкатывала к горлу.

– Твою ж мать, – процедил он, подхватывая меня на руки, – постарайся не заляпать мне салон.

Я молча кивнула, но все же обвила его шею руками, и плотнее прижалась к нему, беспардонно заляпывая его дорогой пиджак своей кровью.

Сергеев, конечно, это заметил, но предпочел промолчать, чем сделал нам обоими огромное одолжение. Пренебрегая правилами дорожного движения, он легко лавировал между потоками, вскоре мы уже тормозили около приемного покоя. Сгребая меня, как мешок картошки, он ловко перекинул меня через плечо и с такой ношей вошел внутрь. Там представившись, и о чем-то пошептавшись с дежурным врачом, он указал мне на свободную кушетку.

Я послушно села, а Даниил, подойдя вплотную, приподнял край моей одежды, и похоже увиденное ему не понравилось.

Спустя несколько минут в приемном покое появился высокий блондин в белом халате, он приветливо улыбнулся Сергееву, протягивая руку. Наблюдая за ними, я пришла к выводу, что они уже знакомы и видимо давно, мужчины перекинулись парой фраз, а потом доктор направился в мою сторону.

– Добрый день, – ласково произнес он. – Вы Ксения?!

– Да, – кивнула я, продолжая наблюдать за врачом. Его синие глаза приковывали взгляд, надежность, тепло, счастье – вот что хотелось чувствовать, находясь рядом. Что-то безгранично-нежное и милое исходило от этого мужчины.

– Меня, кстати, зовут Константин Викторович Градов, – представился он.

– Ксения Скворцова, – потупив взор, промолвила я.

– Ксения, придется немного потерпеть, хорошо? Я обещаю, что больно не будет, рана не глубокая, но где ж вы так?! Неужели с Даниилом поругались? – подмигнул он мне игриво.

– Если б с ним, то шить бы пришлось не меня, – усмехаясь, пробубнила в ответ.

Сергеев скривился, но промолчал, наблюдая за манипуляциями доктора.

– Кость, ты аккуратнее, у нее язык, как бритва.

– Напугал козла капустой, – засмеялся хирург, – у самого дома такая заноза.

Я бросила взгляд на его руку, отметив, что доктор-то женат и похоже очень даже счастлив, улыбка отразилась на моем лице, как солнечный луч, неизвестно почему, но в эту минуту мне стало так хорошо, будто эта радость и любовь каким-то образом передалась и мне.

Примерно через час я оказалась на воле, доктор Градов сделал все аккуратно и быстро, дискомфорта практически не было, единственное, с тем, как отпускала анестезия бок немного начинал щипать.

– Домой отвезешь меня, – устраиваясь в машине, робко поинтересовалась я у Сергеева.

– Я думал ты и не попросишь, поплетешься сама.

– Типа я такая гордая?!

– Нет, – заводя мотор, добавил он, – типа ты такая глупая!

– Ты можешь, хотя б иногда не язвить?!

– А ты можешь вести себя, как истинная леди?!

Я бросила на него недовольный взгляд, поджав губы, и замолчала…

– Нет, не могу, – минут через пять все же высказала я.

– И почему я не удивлен?! – улыбнулся он, притягивая к себе меня за шею.

Глава 4

Остаток дня я тихо-мирно просидела дома, клятвенно пообещав Сергееву, что не высуну носа на улицу и постараюсь больше никуда не лезть. Поначалу хотелось сделать все с точностью, да наоборот, но в конечном итоге пришла к выводу, что он все-таки прав. И, пожалуй, действительно разгуливать по городу с заштопанным боком не лучшее занятие. Даниил старался быть милым и воспитанным, но удавалось у него это с превеликим трудом, он то и дело язвил, чертыхался и бубнил сквозь зубы, а я в противовес этому наглому типу молчала, будто меня одолела немота.