Ты будешь моей, адептка, или Демон плохому не научит

Дома матушка окружила нас с сестрицей заботой. Стоило экипажу подъехать, и она тут же принялась хлопотать вокруг нас:

— Ну как вы, милые мои? Не замерзли? Мутило при перемещении? Бруни, все в порядке? Что-то ты бледновата.

— Все хорошо, — отмахнулась от нее Брунгильда. — Знаешь, профессор Флэкт, это наш новый преподаватель по зельям, отметил мою работу. Из всей группы я единственная сумела приготовить эликсир бодрости правильно, — принялась она по привычке хвалиться.

— Ох, милая, это, конечно, чудесно, но лучше скажи, как твое здоровье? Головные боли больше не беспокоят? — матушка повела нас по шуршащей гравийной дорожке к дому. — Указания доктора Рикмана ты, надеюсь, соблюдаешь? Помнишь, что тебе нельзя переутомляться?

Мы вошли в гостиную, и сразу же обоняние защекотали приятные ароматы. Пахло пирогами и чаем с бергамотом. За столом, укрытым белоснежной скатертью, на фоне многочисленных хрустальных ваз с булочками, конфетами и джемом восседал улыбающийся отец. При виде нас он поднялся со стула и распахнул объятия.

Болонка Брунгильды возникла из воздуха и с визгливым тявканьем бросилась хозяину дома в ноги, приветствуя его на своем собачьем языке. Очень уж любила она нашего батюшку: тот всегда угощал ее вкусными куриными косточками.

— А твой усатый бандит где? — спросил папа.

Я лишь обреченно вздохнула. Встретив новую любовь, Кусик нырнул в отношения с головой, как в омут, и теперь постоянно где-то пропадал. Мы с ним почти не виделись. Утром сквозь сон я слышала, как кот декламирует стихи — тренируется перед зеркалом, чтобы потом зачесть их своей избраннице, а, проснувшись, находила на подушке и зубчиках моей расчески клочки черной шерсти. Фамильяр к этому времени успевал умотать в неизвестном направлении.

— Все за стол, все за стол, — замахала руками матушка и, когда Брунгильда уселась, опустила ладони ей на плечи. — А сегодня мы с милашкой Сью приготовили твой любимый пирог. Творожный с яблоками.

Выяснила-таки вкусы старшей дочери.

Довольная переменами, произошедшими с матерью, я улыбнулась и опустила взгляд.

Ужин прошел чудесно. Мы много болтали, вместе выпили несколько литров чая, съели два пирога и целую вазочку клубничного джема. Брунгильда рассказывала о смешных случаях на занятиях по зельеварению — за время учебы в академии у любой ведьмы успевало накопиться уйма таких историй. Потом матушка похвалилась новым магическим растением у себя в зимнем саду, а отец со страдальческим видом посетовал на жуткую вонь от этого самого растения, за что получил по голове свернутой в трубочку газетой. Ближе к десяти мы разошлись по своим комнатам.

Весь вечер мысли о Карвене меня не тревожили, но в ванной, куда я заглянула, чтобы освежиться, воспоминания вернулись, погребли под собой лавиной, и я долго стояла у раковины, наблюдая за тем, как вода из открытого крана стекает в сток. И пока я так стояла в оцепенении, пытаясь справиться с эмоциями, за дверью, в спальне, раздался шум. В моей комнате кто-то был.

Наверное, матушка принесла свежие полотенца или Брунгильда заглянула попросить ночное зелье для кожи. Выключив воду, я открыла дверь и застыла на пороге с отвисшей челюстью. На моей кровати сидела незнакомая брюнетка. От ее лба поднимались, загибаясь назад, белые рога.

Губы-вишни, ресницы-опахала, надменный взгляд. Рога. Я тут же поняла, кто моя гостья, хотя ни разу не видела невесту Карвена. Но она оказалась в точности такой, какой ее нарисовало мое воображение. Жгучая брюнетка, исполненная презрения к обычным смертным.

При виде меня Дьяна поднялась с кровати и оправила одежду — длинное алое платье с неприличным разрезом, в котором мелькали стройные ноги в черных колготках. Ее бледные щеки горели нездоровым румянцем. Я знала, как выглядит румянец, возникающий от смущения, но это был не он. То была краска злости, крайней степени возмущения, когда кровь приливает к лицу неровными пятнами.

При всем желании я не могла не сравнивать себя с невестой Карвена. Наверное, это инстинкт: любая женщина при виде соперницы начинает невольно оценивать ее и свои шансы привлечь понравившегося мужчину.

Пришлось с досадой признать: на фоне этой яркой рогатой барышни я моль бледная. Дьяна была не просто красива — она ослепляла своей красотой. В ней идеальным было все: округлая грудь, выпирающая из декольте, ноги от ушей, талия узкая настолько, что можно заподозрить под платьем наличие корсета. И это только фигура. А лицо! Вы бы видели ее лицо! Губы пухлые ровно до такой степени, чтобы это смотрелось соблазнительно, а не вульгарно, глаза большие и густо обрамленные ресницами, высокие скулы как произведение искусства. Аж расплакаться захотелось от понимания, насколько я ей проигрываю во внешности.

Ни один мужчина в здравом уме не уйдет от подобной красотки. Даже рога не портили образ Дьяны, хотя и выглядели немного чужеродно из-за того, что ярко контрастировали с угольно-черными волосами на голове.

В общем, хватило одного взгляда на невесту Карвена, чтобы полностью осознать тщетность собственных надежд.

Но что эта рогатая фифа забыла в доме моих родителей? И как она смогла обойти защиту?

Ах да. Защита то была от конкретного демона, а не от всех.

— Чем обязана? — спросила я, испытывая запредельную неловкость и столь же запредельное желание как можно скорее избавиться от непрошенной гостьи.

— Так вот ты какая, — Дьяна смотрела на меня с чувством превосходства, сверху вниз, как на противное насекомое у своих ног, и брезгливо кривила губы. — И что он в тебе нашел?

— Кто? Карвен?

Так ничего и не нашел. Зря Дьяна ревновала. Я ведь была всего лишь дипломной работой ее жениха. При такой невесте только дурак станет поглядывать на сторону.

— Невзрачная, бледная, никакая, — принялась перечислять мои достоинства эта демоническая лосиха.

— Эй, я бы попросила! — задохнулась я от негодования. — Вы, между прочим, в гостях. Имейте уважение к хозяйке дома. И я не бледная. Просто не накрашенная.

И чего она на меня взъелась? Зачем приперлась? Ясно же, что ничего у нас с Карвеном нет.

Но демоница этого, похоже, не понимала, она так и говорила, зло прищурив свои большущие черные глазищи:

— Не понимаю. Не понимаю! Ты же… обычная человечка.

И столько презрения было в этом слове, столько гадливости, что сразу стало ясно, что жители темной империи думают о фаберцах.

— Признайся! Чем опоила его? Каким зельем напичкала?

— В смысле? — опешила я. — Никаким.

— Врешь! — взвизгнула Дьяна, и с кончиков ее белоснежных рогов сорвались снопы золотистых искр. — Не мог Карвен влюбиться в тебя сам, без магического воздействия.

Вот же ревнивица! Такая красивая и с такой низкой самооценкой. На каждом шагу соперницы мерещатся.

— Да не влюбился он в меня. Я была его заданием, поэтому мы проводили много времени вместе, — сказала, а сердце сжалось от воспоминаний о чужом обмане. Я даже ладонь приложила к груди в безотчетной попытке облегчить проснувшуюся под ребрами ноющую боль.