Ты будешь мой

Он милашка, да?

– А если заболеешь ты?
– я нахожу бутылку с водой и последний кусок мясного пирога. Щедро отдаю всё это фэйри. Тот смотрит на меня исподлобья, но берёт.

– Я к холоду привык. Ты – нет, - ну-ну, а ночью был совсем не против – ни камня, ни плаща. – Завтракай скорей, нам нужно идти, - сам-то он проглатывает еду в мгновение ока.

– Нужно? – я кусаю яблоко и укутываюсь в плащ (не хочет – не надо). – Послушай, Сильвен. Я тут ночью не спала и много думала. В общем, будь добр, объясни, что происходит. Ты явно понимаешь больше меня.

Сильвен встаёт, в который раз принюхивается, потом садится рядом и скучающе уточняет:

– Что именно я должен объяснить?

Он определённо душка.

– Зачем мы идём к морю?

– Потому что там твой дом, - фэйри смотрит на меня, как на глупую старшеклассницу, только что признавшуюся, что читать она не умеет (ну отшибло у меня память после круга камней – да, настолько!). Говорит раздражённо: – Потому что там, у моря, живут человеческие колдуны, которые, надеюсь, могут избавить тебя от проклятья.

– То есть сделать меня русалкой?

Сильвен кивает. Я смотрю на него и думаю, что совсем не уверена, хочу ли я становиться русалкой.

– Да с чего вы все взяли, что я имею к морскому народу какое-то отношение? – выдыхаю вместе с облачком пара, глядя на небо. – Ты, Марк? Может, это шутка, а? Может, всё подстроено? Может…

– Болят? – перебивает фэйри. – Ноги.

Я замолкаю, удивлённо глядя на него. Болят. Очень. Но я не жалуюсь – я почти привыкла…

– Русалки отказываются от моря только ради кого-то. Кого-то, кого они любят больше, кому они верны сильнее, чем духам вод. Так я слышал, - уточняет фэйри, не глядя на меня. – Только тогда они могут стать людьми. Но если человек, ради кого они это сделали, далеко – у них всегда болят ноги. А если он отвергает их, русалки умирают.

Повисает молчание. Ветер с рёвом набрасывается на камни – в который раз.

– Меня? Отвергли меня? – недоверчиво повторяю я.

А Сильвен неожиданно улыбается.

– Русалка! То, что тебе грозит смерть, тебя не волнует?

– А мне ещё и смерть гро… Слушай, скажи, что ты пошутил? Тебе просто нравится надо мной смеяться! Потому что я из Дугэла, а вы, фэйри, нас ненавидите. И вообще…

– На самом деле мне тебя жаль, морская дева, - говорит вдруг Сильвен, глядя на меня в упор. – Ты как ребёнок, запутавшийся несмышлёныш. Все, кто был с тобой, оказываются твоими тюремщиками. Даже твоё собственное тело для тебя – тюрьма. Твоя магия запечатана, ты изгнана, тебе грозит смерть. Тот, кто сделал это с тобой, должен быть очень жесток.

Я открываю от удивления рот: вот уж не думала, что фэйри умеют сочувствовать! И да, в таком свете то, что он сказал (если это хоть капельку правда) выглядит весьма мрачно.

И слишком дико.

– Но зачем кому-то так со мной поступать? Я же ничего плохого не делала!

Сильвен пожимает плечами и встаёт.

– Идём, русалка. Надо поторопиться. К следующему утру мы должны быть в Гленне.

Я, уверенная, что всё, что за пределами Дугэла – уже Гленна, встаю вслед за ним.

– Ты можешь не называть меня русалкой, а? Моя имя Арин.

– Сомневаюсь, что это твоё имя, - говорит Сильвен после долгой паузы, привязывая мешки к седлу. – Но как хочешь.

Мысль снова весь день провести верхом вызывает ужас. Спину у меня ещё после ночёвки на земле ломит, и я не хочу представлять, что почувствую, когда взберусь на лошадь.

Пытаюсь идти рядом с фэйри. Мне больно, очень – но это привычная боль.

Только ноги подламываются.

Сильвен молча ловит меня и забрасывает в седло. Слабо протестую, но фэйри отрезает:

– Из-за тебя мы будем идти медленнее.

Ещё один серый промозглый день. Я снова плаваю в сонном мареве, которое время от времени прерывает фырканье лошади и сердитое шипение Сильвена.

Просыпаюсь, когда фэйри стягивает меня с седла и закрывает ладонью рот. Мы прячемся за клыкастыми камнями, покрытыми чем-то бурым сверху, не то мхом, не то засохшей краской. А за ними по дороге идёт обоз: дровосеки везут длинные полозья с деревьями – гигантскими стволами, уже лишёнными веток. Вокруг – пограничники на фэйрийских лошадках вроде нашей.

Сильвен держит меня одной рукой, другую протягивает к поясу. Морщится, кусает губу – очевидно, не найдя оружия.

Дровосеки подгоняют тянущих повозки с деревом лошадей и поют что-то смутно-знакомое. Время от времени припев поддерживает кто-то из пограничников – хриплый голос тонет в мокром воздухе. То тут, то там раздаётся смех.

Я слушаю их, и мне безумно, жестоко хочется вырваться, выбежать им навстречу. Попросить защиты, рассказать, что я тоже из Дугэла, что мне нужна помощь. Они, конечно, помогут. Мужчины мне всегда помогают, стоит только улыбнуться.

Сильвен рывком прижимает меня к себе и шепчет на ухо:

– Только попробуй, русалка. Они отдадут тебя туманной королеве, которая вырвет твоё сердечко и скормит своему принцу. И ты знаешь, что это правда.

Нет, я не знаю. Но не могу пошевелиться, его ладонь по-прежнему закрывает мне рот, и что-то не даёт мне рассердиться, начать вырываться по-настоящему. Приказать. Что-то внутри меня – голос вздыхающего гленского чудовища, которое мне отчего-то так нравится слушать.

Обоз скрывается за поворотом.

Сильвен молча сажает меня в седло, набрасывает на голову капюшон и снова ведёт куда-то в серую изморось, где воет ветер, где тоскливо и очень неуютно.

Мы останавливаемся только вечером – холмистое поле укутывает плотный сумрак. Неподалёку слышится плеск воды, напоминающий мне ручьи Туманных гор. Сильвен снимает меня с седла – я привычно обхватываю его шею и жду, что он опустит меня на землю, и можно будет снова спать.

Плеск усиливается, и какое-то время спустя я чувствую, как руки Силвьена задирают мне юбку – и тут же холод, который быстро сменяется приятным теплом и чудесным ощущением: вода смывает боль. Как дома, в купальне. Я улыбаюсь.

– Тебе легче, когда живая вода рядом? – говорит фэйри, и я открываю глаза.

Вода вокруг, серая, почти стальная, шелестит под каплями дождя. Но она не похожа на Лэчин. Она течёт – медленно, завораживающе течёт куда-то влево, петляет, как огромный ручей. А ещё она действительно живая. Я не понимаю, что это значит, но знаю точно: хорошо, когда вода живая. В Лэчине воды мертвы, потому что…

– Русалка? Арин?

Я подбираю сползающий к воде край юбки и оборачиваюсь.

– Спасибо.