Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает

Из автомобиля Евдокия с Ириной вышли щедро напичканные новостями — благодаря Еве знали все: начиная от биографии самой Ритки-соседки (по иронии судьбы работавшей администратором в том же мотеле) и кончая разводом ее третьего мужа, который женился на худой балерине, отсудившей у него жирный кусок: дачу с машиной да мебельный гарнитур.

И гарнитур, и дача с машиной, и балерина, и Риткин бессовестный муж, разумеется, к горю Майки отношения не имел, как и сама Ритка, но никого это не взволновало. Повесть Евы была выслушена предельно внимательно и воспринята положительно. Никаких отвлеченных вопросов (и это странно) ни у кого из подруг не возникло.

Лишь переступая порог отеля, Евдокия учуяла отсутствие логики и осведомилась у Евы:

— А откуда соседка узнала, что ты у Ирины?

— И в самом деле, откуда она узнала? — озадачилась Ева и бросилась на мобильный Ритке звонить.

— Что ты делаешь? — поразилась Ирина. — Мы же в мотеле. Ритка работает здесь, сейчас у нее вживую и спросишь.

— Ага, пока мы ее найдем, пока то, пока се… Была халва ждать, — ответила Ева и, прижав трубку к уху, зажужжала словно пчела.

Ирина безнадежно махнула рукой:

— Неисправимая. И это культурная женщина, пианистка. Пойду Майку искать. Дося, оставь на улице пса, — походя приказала она, оглянувшись на Евдокию. — Что ты дрянь эту на руках все таскаешь. Того и гляди погонят отсюда тебя с заразой и правильно сделают.

Евдокия послушно открыла дверь, выпустила собаку во двор и растерянно остановилась, выбирая к кому из подруг примкнуть. Она уже собралась увязаться за стремительно шагающей по коридору Ириной, но Ева перехватила ее.

— Дуська, здесь что-то не так, — прошипела она, цепко хватая подругу за руку.

— Что не так?

— Ритка не мне, а Ирке звонила.

— Не может быть!

Ева, сокрушенно качая лохматой своей головой, заключила:

— В этой жизни все может быть. Ладно, пошли, я узнала: Майка пускает сопли в кулак в пятом номере.

И, не давая времени на вопросы, она потащила растерянную Евдокию по коридору.

Когда подруги вошли в номер, Майка рыдала уже на плече у Ирины и, несмотря на страшное горе, изумлялась в нескольких направлениях. Интересовали ее целых три вещи:

— Как вы меня нашли? Откуда узнали? И зачем приперлись?

Но едва Ева переступила порог, Майка вскочила и завизжала:

— Увезите меня отсюда! Увезите немедленно!

Подруги прыти такой не оценили — не за этим же ехали на край света, чтобы, не полюбовавшись на труп, отчалить обратно. Всем хотелось подробностей и, по-возможности, зрелищ.

— Уехать всегда успеем, — не снимая заготовленной скорби с лица, строго сказала Ева. — Вводи в курс давай, что здесь произошло? Это маньяк?

Майя растерялась:

— С чего ты взяла?

— Как — с чего? Ритка-администраторша доложила, что любовника твоего втихую прибили, так почему я думать должна, что маньяк здесь не при делах? Этот вопрос меня сильно касается! Сами судите, — обратилась Ева к подругам, — человечество одолела всеобщая импотенция, молодеющая на глазах. От этой беды мужичье подалось в «голубые». Тех, которые уцелели, отправили на войну. Бабам остались жалкие крохи, не годные ни туда, ни сюда, и теперь выясняется, что и эти остатки истребляет маньяк. Меня это очень волнует.

— Да-да, меня это тоже волнует, — согласилась Ирина.

— И меня, — пискнула Евдокия, старательно загоняя внутрь очень плохое предчувствие.

— … Значит можно делать маньяку заказы, — продолжила свою мысль Ева и против всех правил заржала: — У меня штук пять кандидатов найдется, не считая Дуськиного Боба. Непочатый край маньяку работы.

— Маньяк здесь ни при чем, любовника не убили, — шмыгая носом, сказала Майя.

Ева застыла, Евдокия с Ириной — тоже.

— Так он жив?! — хором спросили они.

— Нет, он умер, то есть, погиб, — промямлила Майя и горько заплакала, виновато глядя на Ирину.

— Ничего не пойму, — призналась та. — Руки, что ли, на себя наложил твой любовник?

— А тебя это удивляет? — спросила Ева. — Как еще он мог поступить после ночи с занудой Майкой? С ней же тоска, с ней же не о чем поговорить. Нормальный человек не может всю ночь только трахаться.

— Ночью можно и спать, — резонно вставила Евдокия.

Ева, покрутив у виска пальцем, сообщила со знанием дела:

— Спать с любовницей неприлично.

— Перестаньте, — рассердилась Ирина и обратилась к Майе: — Ты можешь нам рассказать, что здесь стряслось?

— Могу, — отводя глаза, простонала та.

— Тогда рассказывай! — хором взвыли подруги.

И Майя начала свой рассказ:

— Сначала все было хорошо…

— Пока трахались, — вставила Ева.

— А потом он странно себя повел, — продолжила Майя, — вернулся из душа, мы немного с ним поболтали и…

— О чем? — спросила Ирина. — О чем вы болтали? Это может быть важно.

Майя прикусила губу и нахмурилась:

— Об этой, о, как ее, о политике.

— А конкретней?

— О дефлорации прав человека.

Ева, смачно хлопнув себя по ляжкам, сей же миг восхитилась:

— А у нее одно на уме! Шопен ты мой ненаглядный! Вспомнила бабка как девкой была! Тебе 35! Какая тут, блин, дефлорация? Откуда она у тебя взялась, Жопен ты мой, безразмерный?

— А при чем здесь я? — растерялась Майя. — Мы о правах человека с ним говорили.

— Дефлорация — это лишение девственности, — пояснила Ирина. — Он что, в этом ключе говорил о правах человека?

— А что, очень образно! — одобрила Ева. — Хотела бы я взглянуть на любовника Майки. Толковый, чувствую, парень; такое сказать: дефлорация прав человека! Прям взяла бы его и рас-це-ло-вала!

Евдокия удивленно спросила:

— Ты любишь трупы?

— Прекратите! — возмутилась Ирина. — Кого вы слушаете! Ясно же, что о декларации прав человека шла у них речь!

— Да-да, — подтвердила Майя, — он о декларации мне говорил. Я его слушала, очень внимательно, а потом что-то ляпнула.