Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает

Кириллов не смог закончить — ему стало плохо. Остановив машину, он бросился к кустам и крайне мучительно оставил там весь свой обед. Когда он вернулся, Евдокия, потупившись, скромно заметила:

— По-моему, вы влюбились.

Он яростно промычал:

— М-мм, в ко-го?

— В меня, других кандидатур здесь, кажется, нету. Да-да, вы влюбились в меня — налицо все симптомы: тошнота и рвота. И бледность у вас разлилась по лицу. И шар внизу живота, я уверена, появился…

Евдокия радостно заключила:

— Несомненно, вы влюбились в меня!

— А по-моему, я отравился, — вытирая губы платком, промямлил Кириллов.

Он тронул с места автомобиль, но, немного проехав, вынужден был снова затормозить и наметом бежать в кусты. Когда он вернулся, Евдокию поразила чремерная бледность его лица и дрожания рук.

— Вам плохо? — спросила она.

— Да, как-то нехорошо, — согласился Кириллов. — И вам повезло, что вы отказались от мяса. Думаю, дело в нем.

— Надо срочно показать вас врачу, — пугаясь, воскликнула Евдокия.

— К врачу я и еду, — ответил Кириллов и с досадой пожаловался: — Как невовремя я заболел. В таком состоянии опасно вести машину, а я чрезвычайно спешу.

— Я тоже спешу, но речь идет о вашем здоровье. Вам бы полежать, у вас руки дрожат.

— Я и сам чувствую слабость, но нам надо ехать.

Он героически сделал очередную попытку тронуть с места автомобиль и… потерял сознание.

— Вот и приехали в Нузу, — заплакала Евдокия, чувствуя себя абсолютно беспомощной.

Глава 33

Евдокия была в отчаянии — вместо одной проблемы, образовалось целых две: острая необходимость сообщить мужу о предстоящей беде теперь конкурировала с потребностью оказать помощь полузнакомому человеку. Евдокия была уверена, что над жизнью Сергея нависла с угроза, поэтому она перестала плакать, перекатила мужчину на пассажирское сидение, а сама уселась за руль.

Добравшись до ближайшей дорожной гостиницы, Евдокия сдала Кириллова на попечение дежурного врача и попыталась «автостопом» уехать в Нузу, но безуспешно. Несколько часов она махала руками на трассе, но решительно всем было с ней не по пути. Вообще-то машины останавливались часто и очень охотно, но едва выяснялось, что в ближайших кустах гнездится Бродяга (уже откормленный, но все еще неприглядный), водители резко меняли маршрут.

— Не попути, — словно сговорившись, утверждали они, брезгливо косясь на пса.

С Бродягой на руках, усталая и голодная Евдокия вернулась в мотель и с ужасом узнала, что последний свободный номер был сдан семейной паре буквально минуту назад.

— Из-под самого носа перехватили, — огорчилась она и горестно спросила у дежурного: — И что же мне теперь делать?

Тот, пожимая плечами, ответил:

— Попытайтесь найти место в ближайшем мотеле, но предупреждаю, это далеко.

Заметив на лице Евдокии досаду, дежурный добавил:

— Еще могу предложить вам переночевать в вашей машине на нашей автостоянке. Автостоянка хорошо охраняется.

— В том-то и дело, — вздохнула она, — что у меня нет здесь машины.

— Но я же видел, как вы ставили автомобиль на нашу автостоянку.

— Ставила, но не свой. Я всего лишь довезла до вашего мотеля отравленного мясом человека.

— Тогда не знаю, чем вам помочь, — развел руками дежурный, — ближайший населенный пункт в сорока километрах, там вы могли бы…

Закончить фразу он не успел — его оборвал телефонный звонок. Дежурный поспешно схватил трубку и тут же передал ее Евдокии.

— Кажется, это вас, — сказал он не очень уверенно. — Вас Дуня зовут?

— Да, а кто меня спрашивает? — удивилась она.

— Тот, отравленный мясом, которого вы привезли.

— Кириллов?

— Совершенно верно, Кириллов.

Евдокия схватилась за голову:

— Господи, я про него забыла! Так он здесь? Как он себя чувствует?

— Значительно лучше, — ответил дежурный. — У него легкое отравление.

— Ничего себе легкое! Он сознание потерял!

— Доктор сделал ему укол и посоветовал остаться в мотеле. Кириллов возражал, а когда выяснилось, что продолжать путешествие он не может, то взял номер люкс. Кстати, он просит вас подняться к нему. Кажется, вы забыли вернуть ключи от его машины.

— Точно! — вспомнила Евдокия. — Его ключи у меня! Мама моя дорогая, просто чудо, что я вернулась! — ужаснулась она.

Кириллов лежал в кровати. Он выглядел лучше, но был бледен и очень сердит.

— Куда вы пропали? — воскликнул он, едва Евдокия шагнула к нему на порог.

— Я пыталась на попутке в Нузу уехать, — честно призналась она.

— С моими ключами? — поразился Кириллов.

— Да, простите, я как-то забыла, но я бы вернулась, клянусь вам, я честный, порядочный человек…

— Порядочный? Вы бросили здесь, меня, одного! Больного! Беспомощного! Улепетнули с моими ключами! А про пса своего не забыли! И она еще разглагольствовала о любви!

Евдокия, сгорая от стыда, лепетала:

— Простите, я слишком рассеянная, я случайно, это все от того, что я очень спешу…

И вдруг она вспомнила, что оставила в автомобиле свои покупки: брючки, платья, табуретку! Много чего!

От чувства вины не осталось следа.

— Не кричите на меня, — рявкнула Евдокия, — в вашей машине мое барахло! Все, что я в магазине купила! Там брючки и табуретка!

— И что из этого следует? — опешил Кириллов.

— А то, что я не воровка.

— Ха! Мадам не воровка! — взорвался он. — Что мне с того? Она прихватила ключи от машины и оставила детские штанишки цвета поноса да пару колхозных платье! И табуретку! Я может быть вас удивлю, но на табуретке не уедешь в Нузу, а я должен быть там еще до ночи, иначе беда!

— И у меня беда! — воскликнула Евдокия.

— У меня беда значительно больше! — рявкнул Кириллов.

— А у меня бедее вашей беда!

Он зло рассмеялся:

— Знаю я эту беду. Ваша беда случилась тогда, когда ваша мамаша отказалась делать аборт!

— Мамаша моя давно умерла!

— Не удивительно, я тоже скоро умру! Так будет со всяким, кто свяжется с вами!

Евдокия заплакала — Бродяга завыл — Кириллов смутился.

— Простите, — смущенно промямлил он, — день с утра не заладился, но вы-то не виноваты, а я, негодяй, срываю на вас свое зло. Вы добрая, хоть и смешная.

— А вы не негодяй, — сквозь слезы пискнула Евдокия, — я тоже немного здесь виновата, а не заладился день и у меня.