Ты меня бесишь
Шрифт:
— Я чувствую себя виноватой, — говорит Айрин так, словно чего-то просит у него. — И разбитой… «Наверное», это если попросите меня уйти, — признаётся она. — А так бы я немного пришла в себя, заплатила бы вам и, не знаю… Что-нибудь сделала бы, чтобы… хоть как-то… — она не находит слов и садится за стол. — Хотите, поцелую вас?
***
Ральсель получил сообщения о произошедшем, на звонки он, пусть и являлся лидером Охотников, не отвечал.
И сейчас, сидя за рулём своего красного авто, он нехотя набирает номер Хедрика, и вместо приветствий переходит сразу к делу:
— Мне
«У меня нет белых волков, — тянет Хедрик, будто лениво. — Можешь составить нам компанию в полнолуние, чтобы проверить, так что…»
— А у меня нет времени возиться с такой ерундой, — кривит он губы и закрывает окно, чтобы ветер прекратил вытягивать из пучка на затылке его тёмно-ореховые пряди волос. — Но, допустим. Что предлагаешь, чтобы я разрешил вам убить мальчишку, и ты навсегда заклеймил себя званием несговорчивого детоубийцы? Такая репутация тебе нужна?
«Я не собираюсь его убивать. Но и отдавать после того, что произошло было бы странно. А ремонт ты мне оплатишь, насчёт этого договорились…»
— Так что хочешь от меня тогда? Бери его на содержание, мне то что? — смеётся Раль.
«Скорее станет подопытным, — ухмыляется Хедрик, — и пускай это не станет проблемой для твоих людей…»
— Мм, значит, убивать не собираешься, а издеваться над ребёнком… — многозначительно замолкает Ральсель.
«Ну, — звук такой, словно эта розоволосая тварь лопает жвачный пузырь, — всё ж не детоубийца. Так что, ладушки?»
Ральсель качает головой, будто Хед мог его увидеть.
— Зачем провоцировать лишние возмущения? Я готов выкупить его. Можешь придумать для него наказание, лишь бы парень жив и цел остался. Ну, без чего-то необратимого, в смысле. Я скоро буду в городе. И, надеюсь, мне не придётся возиться со всем этим, — сказав это, Ральсель сбрасывает вызов.
***
А Хедрик в своём доме валяется на дегтярно-чёрных простынях, глядит в потолок и пьёт что-то неоново-зелёного цвета.
— Их всех нужно прибить, твари, — жалуется он Соро.
— Ну-ну, — поглаживает тот его по нежно-розовым волосам. — Он наверняка думает так же. Просто нужно извлечь из ситуации что-то выгодное… Возьмёшь плату с него деньгами, или как то свою позицию укрепить думаешь? Они, вроде, готовы уступить. Меня это тревожит, к слову.
— Почему?
Хедрик, уставший, ещё не успевший поспать после всего произошедшего, тянет Соро на себя и крепко обнимает.
— Потому что, — прикрывает он веки, наслаждаясь его теплом, — они обычно очень несговорчивые. Я бы ждал беды, решись всё так легко и быстро. Но, возможно, я просто нагнетаю.
— Можно устроить разборки, — Хедрик зевает, — не знаю даже…
Раздаётся звонок. И Соро сонно шарит рукой
по кровати в поисках телефона.— Это мой или твой?
— Не знаю, но сам ответь…
Он находит телефон и тянет:
— Да-да?
«Где Хед?» — голос Мака дрожит.
Соро хмурится.
— А по какому вопросу? Он отдыхает.
«Дай его мне!».
Со вздохом, Соро тянет ему телефон.
— Там у братца твоего, судя по голосу, нервный срыв назревает.
— Да, сестрёнка, — тянет Хедрик, бухнувшись лицом в подушку.
«Чего? — ответ его явно сбивает Мака с толку. — Это я!».
Хедрик хихикает.
— Я знаю, дубина!
«Тут такое произошло… Я ещё не дома даже. Я не ожидал. Я… Он умер».
#18. Сисси
Хедрик напрягается и подрывается на кровати.
— Кто?
Соро недовольно щурится, оставаясь лежать, и касается плеча Хедрика.
— Что там у вас?
«Том… Он вдруг превратился в громадного такого и чёрного. А потом выстрел… И вся улица в крови!».
— Откуда выстрел, где вы были? — голос Хедрика леденеет, он поднимается и начинает мерить шагами комнату.
«Он шёл домой. По дороге к его дому».
Хедрик садится на подоконник.
— Ты уверен, что он мёртв? Оборотня не так просто убить.
«Он рухнул на землю, из него полилась кровь, а его потащили куда-то. Уверен».
— Кто бы его куда-то тащил, если только это не Охотники?! И что, он просто шёл и ни с того ни с сего обернулся не в полнолуние?! Ты то как умудрился это увидеть?
«Я… следил за ним. Он говорил с кем-то, потом стал нервничать и обернулся. Да, возможно, Охотники».
Мак не мог выдать всего, что видел, не мог вмешивать в это Соню…
Хедрик сдерживается, чтобы не швырнуть телефон о стену.
— С кем говорил?
«Да откуда я знаю?! — голос его срывается, дыхание становится громче. — Я пойду. Давай, Хед, всё. Не спрашивай меня больше».
— Я сейчас приеду на то место, ты можешь подойти туда тоже?
«Нет! Пожалуйста, я не хочу, чтобы меня вмешивали! — и уже тише, устало добавляет: — Я домой, ладно? Я уже почти дома. Мне… Мне нехорошо».
Хедрик сбрасывает звонок и собирается уходить.
***
Кружится голова, мир плавится перед глазами. Соня упрямо надевает синюю форму, стоя перед зеркалом. В нём у неё красные глаза и чёрная помада. Она не идёт к форме, учителя придерутся к ней. Попытка стереть дегтярный цвет. Пачкается рукав белой блузки.
Соня цокает, покачиваясь, и принимается расстёгивать пуговицы.
Заходит отец. У него вычурная трость. Рукоятка с черепом из слоновой кости. Он что-то говорит, Соня плохо понимает, ей кажется, из его рта поднимаются к потолку мыльные пузыри.
Она переодевает блузку и идёт в школу.
Неровные шаги, белые стены дома поют, как тибетские чаши, пахнет мокрой собачьей шерстью.
Под языком шипят горькие, белые таблетки.
Соня переступает через трупы, которыми уложен пол в гостинной, на каблучках остаётся вязкая, густая кровь.