Ты меня не заставишь

– Тряпка...
– выговариваю кое-как. Это сделать трудно, потому что во рту всё пересохло, - Мне нужна тряпка, чтобы всё убрать.

Давид начинает хныкать.

Рустам держит меня на руках, смотрит на мои губы. Мы же только сейчас наш развод обсуждали. Потом вглядывается мне в глаза и спрашивает.

– Ты со мной жить не хочешь? Я тебе противен? Поэтому про развод заговорила?

– Дурак!
– обиженно отвечаю я.

Давид начинает хныкать громче.

Что я пытаюсь сейчас сделать?! Угробить всё окончательно?

Обхватываю лицо Рустама обеими ладонями и четко выговариваю:

– Я тебя люблю! А тебя не было всю ночь!

– вот так вот должно быть более понятно.

Но, видимо, не очень. Потому что Рустам хлопает ресницами. А они у него длинные и черные. Красивые...

В этот момент Давид окончательно теряет терпение и раздается безудержный детский плач.

Рустам отмирает, переносит меня на стул, подальше от того места, где разбилась тарелка. Ногу я всё-таки порезала. Течет кровь. Муж дает мне полотенце, я зажимаю ногу. Сам передвигает стульчик сына в другое место. Вместе с Давидом. Делаю попытку встать.

– Сиди!
– останавливает меня грозный окрик, - Что делать надо?

– Включи ему игрушку, - Рустам выполняет. Раздается музыка, и сын отвлекается и затихает.

– Он голодный. Ему нужно кашу сделать, - сначала нужно накормить ребенка, иначе он ничего не даст сделать.

С кашей Рустам справляется на отлично. Встать он мне так и не позволяет. Давид сильно проголодался, поэтому ест без капризов и уговоров. А затем снова переключает своё внимание на игрушки.

Рустам подходит ко мне.

– Давай посмотрю, - произносит, кивая на мою ногу.

– Убрать надо, - отвечаю невпопад, пряча взгляд.

– Уберем. Сначала нужно ногу посмотреть, - настаивает Рустам, а я отчего-то чувствую себя неловко.

Впору заявить: "Не надо". И вызвать скорую. Понимаю, что такое поведение было бы очень странным. Поэтому позволяю Рустаму осмотреть стопу.

– Стекло застряло, - нахмурившись, говорит он, - Погоди, аптечку принесу.

Уходит из кухни, но возвращается очень быстро. Пододвигает второй стул, укладывает мою ногу к себе на колени. Ощущая его пальцы на своей коже, сглатываю. На мужа стараюсь не смотреть. Он вытаскивает стекло, обрабатывает ранку и бинтует ногу. Делает это всё просто на высшем уровне. Быстро и уверенно.

– Ну, вот. Теперь уже лучше.
– выдыхает с облегчением.

По-прежнему не смотрю ему в лицо. Духу не хватает.

– Надо убрать, - говорю вымученно.

– Я сейчас всё сделаю, - останавливает меня снова, перехватывает пальцами за подбородок и заставляет посмотреть на него.

Мы встречаемся взглядами. И я пропадаю, тону в черной глубине его глаз. Я забыла, как Рустам умеет смотреть. По-особенному. Так, что весь мир перестает существовать.

– Я тоже тебя люблю, Оль, - делает невероятное признание.

И целует меня. Нет, не скромно, а с напором. Заставляя кровь кипеть, а мозги отключатся. От него тянет спиртным, но меня даже это не смущает.

– И хрен тебе, а не развод, - заключает, оторвавшись от моих губ.

Мои припухшие после поцелуя губы расплываются в улыбке. Вот она - надежда на будущее. То, что я боялась окончательно потерять.

Давиду надоедает стульчик. И Рустам переправляет нас с сыном в гостиную. Откуда-то приносит еще игрушек. Сынок в восторге. Я - тоже.

Рустам переодевается в домашнее, уходит на кухню. Судя по всему, убирает беспорядок. Боль в ноге делается меньше. Я уже могу наступать на нее. Затем Рустам меня сменяет и возится с Давидом, а я могу, наконец, спокойно поесть.

– Оль, - Рустам появляется в дверях кухни с Давидом на руках, - Готовить не надо. Я заказал еду из ресторана.

Киваю. Он прав. Мне нужно время на адаптацию. Сегодня не стоит пытаться взвалить на себя всё.

Время пролетает быстро, и сынок начинает кукситься. Это значит, ему пора спать. У Давида каждый день по-разному, иногда он спит два раза днем, иногда один. Я укладываю ребенка. Он засыпает очень быстро. Теперь я могу немного выдохнуть.

И поговорить нормально с мужем. Не с позиции жертвы. А с позиции женщины, тоже попавшей в беду. Ведь ясно, как день, что тогда мы пострадали оба. И отголоски той трагедии преследуют нас до сих пор.

Только едва прикрыв за собой дверь комнаты сына, сталкиваюсь с мужем.

– Рустам...
– начинаю я.

Но он пришел не разговаривать, потому что сразу обрушивается на мой рот. Заталкивает туда свой горячий язык И мне ничего не остается, как отвечать ему. Я и отвечаю. Прижимается ко мне, демонстрируя, что совсем ко мне не равнодушен.

Отрывается ненадолго от моих губ и говорит:

– Я был у Шахова. Мы опустошали его бар. Можешь ничего себе не придумывать, - а затем снова целует, целует, целует.

Так, что я теряю себя.

Руки Рустама забираются мне под одежду. Мнут, гладят. Даже щиплют. Потом он меня разворачивает лицом к стене и командует:

– Прогнись. Ноги шире поставь, - сдергивает с меня домашние штаны вместе с бельем до колен.

С себя тоже, потому что в следующий миг в меня толкается каменный член мужа.

По телу проносится дрожь. Внутри всё напрягается в предчувствии самой сладкой пытки, которая только бывает.

– Руста-а-ам!
– вырывается протяжное и призывное из моего рта.

Глава 43

Глава 43

Ольга

Как долго я не испытывала ничего подобного... Чтобы так совсем выключить голову, и ловить невероятные ощущения чистейшего кайфа.

Упираюсь руками в стену. Плевать, как выгляжу. Плевать, как это смотрится со стороны. Всё, на чём могу сосредоточиться - это движения Рустама внутри моего тела. Каждый толчок лишь усиливает мою жажду. Разве можно настолько сильно хотеть другого человека, хотеть мужчину? Да! Потому что это то, что я чувствую сейчас. Я вся - одно лишь желание этой неистовой близости.

Он держит меня за бедра и вдалбливается в меня. Держит крепко. Останутся синяки. Но его руки на моем теле - самые нужные мне. Без них не выжить.

– Руста-а-ам!
– раздается мой новый стон, новый всхлип.

За своей спиной я слышу тяжелое дыхание мужа. И оно для меня словно музыка.

Его рука соскальзывает с моего бедра и движется выше. Пальцы пробегаются по ребрам, подхватывают грудь. Сдавливают, сжимают, сплющивают. Грубо. Но мне нравится. Мне нравится всё, что Рустам делает с моим телом.