Ты моё спасение души

– Зря ты себя пожираешь, Никита. Я тебе ранее объяснял, что это может случиться в любой момент при любых обстоятельства. В ситуации со Славой невозможно было ничего спрогнозировать. Жестокое насилие она пережила задолго до встречи с тобой. Это осталось в её памяти. Триггером, как я думаю, стала темнота и звуки, испугавшие её, - снова размеренно спокойным голосом поясняет мне брат.
– Как следует из твоих слов, паническая истерика у девушки началась, когда ты пытался её схватить, зафиксировать её руки и ноги. Да, и ещё слово "тихо". Совокупность всех этих факторов и стала спусковым крючком для разблокировки её негативной памяти. Никит, будет непросто, но работать с этим можно. Так что сейчас идите гулять.

– Саш, когда можно будет Славу забрать?
– уточняю, потому что мне очень не хватает её дома. Вернее наша квартира без Бэмби стала мёртвой.

– Как будет можно, Ник, я скажу. Пойми, это небыстрый - процесс. Если девочка тебе небезразлична, то наберись терпения и жди. Сколько ждать, Никит, тебе не даст прогноз ни один психиатр. И даже Господь Бог не даст…

Глава 19

– Никит, думаю тебе необходимо отдохнуть. Хотя бы дней на пять-семь сменить обстановку, чтобы обнулить голову, - во время совместного ужина, меняя тему разговора, произносит Ливон.
– Если честно, брат, выглядишь ты совсем хреново.

– Трупными пятнами ещё не покрылся? Нет?! Ну, раз нет, значит, живой, - жестко и саркастично язлю в ответ.
– Чего молчишь, давай, спрашивай, как Слава.

Может Ливон и не собирался давить на мой больной мозоль, и я просто сработал на опережение, но вопрос про Славку за последние полгода стал самый релевантным в моей жизни.

Даже с учётом, что Славиком интересуются разные люди, вопрос о ней я слышу фактически семь дней в неделю. Но не это самое главное, а то, что в моей голове он звучит круглосуточно.

Беру паузу на глоток вискаря и подумать. Ливон терпеливо ждёт продолжения моей пламенной речи.

– Элементарная арифметическая задача, Лив. Шесть месяцев умножить на 30-ть дней и на 24 часа в сутки. Итого я думаю о Бэмби и своей вине перед ней 4320 часов. Прости меня за мой французский, но просто ебнуться от этого всего можно.

Если в ближайшее время не найду выход из ситуации, или Господь не сжалится над Славой и мной, я точно окончательно ебнусь и буду вместе со девчонкой получать терапию в психиатрической клинике.

– Никит, не собирался я ничего у тебя спрашивать, - жестко отвечает Лив.
– Заезжал на днях в клинику. Общался с Александром и вторым лечащим врачом твоего Бэмбика. Да, и со Славиком пытался поговорить. Нет, конечно же, она как обычно молчала, но взгляд её мне показался все же более осмысленным, чем в прошлые разы.

Слова Ливона падают в мою душу. Придаю им образность, называя "зернами веры".

"Да, когда все становится призрачным и зыбким, мы все обращаемся к высшему разуму, - хмыкаю я на свои мысли.
– Вот и мне сейчас остро необходимо это зерно веры. Нет, даже не так, мне нужно, чтобы оно проросло, чтобы осмысленность в глазах Славика не стала очередной кипящей сковородкой и вилами, на которые мы уже дважды наступили…"

Спустя полтора месяца терапии в клинике вместе с лечащими врачами и моей матерью мы коллегиально решили попробовать вернуть Славика домой.

Первый раз на этот шаг я решился, идя навстречу постоянным наставлениям своей маменьки.

– Никита, услышь меня и пойми! Слава загнется с этим лечением в этом дурдоме.

– Мам, прекрати, эта клиника лучшая в столице, там работают отличные психиатры, все с научными званиями, - стараюсь снизить градус напряжения своей родительницы, которая, судя по голосу, кипит.

– Ерунда это все, Ник. Кроме подавления и угнетения психики медикаментозная терапия ничего ей не даст, - упрямо повторяет мне мать то, что говорит практически ежедневно, добивая и травмируя мою психику, потому что все её слова падают камнями на моё чувство вины.
– Сыночек, да то, что произошло это ужасно, но лучшая терапия в этом случае - дом, родные люди и положительные эмоции.

– Мам, ты же была у Славика, видела собственными глазами, что она ни на что не реагирует и ни с кем не общается, - выдвигаю главный контраргумент в надежде на понимание, но легче достучаться до небес, чем до Екатерины Андреевны.

– Хорошо, я тебя, милый услышала, прилечу на следующей неделе и обсудим этот вопрос предметно. Сама хочу ещё раз пообщаться с врачами и со Славиком.

После очередной головомойки, только уже личной, по приезду маменьки, мы едем в клинику, где долго обсуждаем возможные варианты, которые могут возникнуть у нас со Славой.

Александр и другие специалисты пытаются нас, вернее Екатерину Андреевну, уговорить, оставить Славика ещё хотя-бы на несколько недель в клинике, чтобы, отменив часть лекарств, за ней понаблюдать и скорректировать поддерживающую терапию.

Ждать, конечно же, Екатерина не могла и не желала, потому пришли к договорённости возить Славку три раза в неделю на сеансы к клиническому психологу.

Первую неделю Слава, находясь на медикаментах, вела себя нормально. Правда я обозвал её состояние "жизнь овоща".

Девчонка не проявляла никакой заинтересованности ни к людям, ни к предметам. Она не пыталась ни общаться, ни разговаривать, только ела, спала, справляла физиологическую нужду.

На второй неделе по мере снижения уровня транквилизаторов в её крови Бэмби начала вести себя иначе, но ничего пугающего никто из нас не заметил.

Днем девчонка или долго стояла у окна, стекло в котором я предусмотрительно поменял на антивандальное, или бесцельно ходила по своей комнате, или лежала, глядя в потолок.

В один из дней сиделка мне сообщила, что Слава листала книги. Одну держала на коленях дольше остальных, но не читала.

В начале третьей недели Бэмби порвала в клочья все нарисованные ею рисунки и разрезала на мелкие куски холсты своих картин.

Утром следующего дня сиделка, зайдя в комнату девушки, нашла практически бездыханное тело и несколько баночек снотворного рядом.

Скорая приехала быстро, спасти Бэмби успели. После нескольких дней стационара терапевтического отделения больницы мы снова перевезли Славу в клинику, где она провела ещё почти два месяца.