Тыл-фронт

Выехать они смогли только поздно вечером. Сразу за городом вдоль железной дороги с одной стороны встали бесконечные гряды курчавых сопок, с другой — терявшиеся в сумерках широкие пади. Постукивая на стыках рельс, автомотриса врезалась в густую темноту. Лишь по сторонам бешено плясали светлые пятна, словно отсвет фар на миг запутывался в густых ветвях придорожных деревьев.

Колеса отбивали частую монотонную дробь, от которой стучало в висках. Было холодно и неуютно.

Генерал-лейтенант Савельев поднял ворот бекеши и откинулся на спинку сиденья. Он думал о Москве такой, какой ее оставил: аэростаты заграждения в небе, синие фары по ночам, встревоженные, испытующие взгляды москвичей, которыми они встречали и провожали каждого военного.

Но хотя его мысли были захвачены великой битвой на подступах к Москве, тревога за Дальний Восток все крепла. Здесь в тыл защищавшейся от фашистов страны были выдвинуты ударные войска Японской империи. Вдоль границы стояла в боевой готовности одна из сильнейших армий капиталистического мира — Квантунская армия. После нападений Германии на Советский Союз ее численность удвоилась. Положение становилось все более напряженным, угрожающим: Япония могла нанести удар в любой момент…

«Да, только бить, а не отбиваться», — повторил про себя Георгий Владимирович.

Савельев приоткрыл глаза и взглянул в окно. В надвигающейся тьме истаивала мелькавшая за окнами цепь телеграфных столбов с провисшими проводами, исчезала решетчатая изгородь снегозаградительных щитов.

Командарм перевел взгляд на сидевшего за столом начальника штаба армии. Тот, словно почувствовав взгляд генерала, неслышно встал, задернул занавески на окнах и включил настольную лампу. Порывшись в портфеле, достал несколько полученных в штабе фронта пакетов: их содержание, очевидно, беспокоило полковника. Савельеву это понравилось.

— Когда части армии выведены на границу? — спросил он, отбрасывая ворот бекеши и закрываясь рукой от яркого света.

— Шестого июля, товарищ командующий, — ответил полковник. — Умедзу тогда начал приводить свою армию, в готовность номер одни. Эти три месяца соединения занимались инженерными работами по усилению оборонительных рубежей: укрепления, учитывая численность и вооружение Квантунской армии, стали слабоваты.

— Войска в первой линии? — продолжал уточнять Савельев.

— Нет, товарищ командующий, на ложных и временных позициях. Слишком часты так называемые «пограничные инциденты» довольно крупных масштабов. Точнее — разведка боем.

— Полевые войска привлекаются для отражения?

— При нарушении границу подразделениями или частями — привлекаются. При переходе одиночек и диверсионных групп действуют пограничники. Соединениям и частям определены участки границы, за которые они несут ответственность.

— Столкновения часты? — снова спросил генерал.

— У пограничников — ежедневно, у полевых частей — система: три-четыре раза в месяц на различных направлениях. В начале этого месяца два батальона вели трехчасовой бой. Сато ввел в действие даже минометные подразделения…

— Сато? Он на нашем направлении? — оживился командарм.

— Так точно. Произведен в следующий чин и награжден орденом «Золотого коршуна». Умедзу его ценит.

— Еще бы, — засмеялся командарм. — Не раз бит! На Халхин-Голе столько войск потерял. Его штаб где?

— В Муданьцзяне. Сейчас у него отборные соединения: «Дальний замысел», «Надежда империй», «Каменное сердце».

— Солидно! — заметил Савельев. — И каково соотношение сил?

— В личном составе — почти один к трем в пользу японцев. По вооружению и технике — более благоприятное для нас.

— Значит, Сато… — повторил командарм, вставая. — Тогда я, действительно, кое-что уже знаю, — заключил он, отодвигая на окне занавеску.

Савельев был высок ростом, худощав, его движения отличались резкостью, а в выправке чувствовалась длительная военная школа. Для своих сорока восьми лет он выглядел молодо. Его узкое, со слегка выступавшими скулами и выдвинутым подбородком лицо было энергично и упрямо. Глаза смотрели умно и проницательно.

За окнами прогрохотал эшелон. Командарм молча взглянул на начальника штаба.

— На Запад, целую дивизию, — поняв его немой вопрос, ответил начштаба.

— Отправляем, — тихо проговорил генерал. — Но Порт-Артур повторить не позволим.

2

6 сентября в Токио, в августейших апартаментах, было созвано чрезвычайно секретное совещание под личным председательством его величества императора Хирохито. На это имелось несколько неотложных причин. Первая из них — настоятельная просьба Адольфа Гитлера — включиться в войну с Советским Союзом. Вторая — уведомление государственного секретаря США Хэма о том, что Америка целиком отвергает требования Японии не препятствовать ее экспансии в Азии и на Тихом океане. Кроме этого, за несколько дней до совещания лорд хранитель печати и главный тайный советник государя маркиз Кидо представил на высочайшее рассмотрение секретную записку. В ней маркиз излагал его величеству свои опасения, что негативная политика премьер-министра князя Коноэ и его кабинета по вопросу войны может привести к нежелательным последствиям. Кидо уверял, что императорские войска жаждут похода, армия бурлит и не исключена возможность стихийного возникновения крупных инцидентов, которые могут привести к войне и с Америкой и с Россией.

Государя этот доклад обеспокоил и взволновал. Обеспокоил допустимостью возникновения междоусобия армии и правительства, взволновал высоким патриотическим порывом его Доблестных войск.

Накануне совещания его величество приказал маркизу Кидо подготовить формулировку императорского рескрипта об объявлении войны союзным державам, предупредив своего тайного советника, что об этом не должен знать до времени ни один человек.

В зале император Хирохито появился в мундире фельдмаршала при всех императорских и военных регалиях. Совещание он открыл тронной речью, начав ее вторым пунктом клятвы Мейдзи:

— Правители и управляемые одинаково должны посвящать себя благу народа. — Государь был возбужден. Его голос звучал резко и звонко, правое плечо непроизвольно подергивалось. — Мы, император Японии, всегда считали важным для международных сношений содействие мирному прогрессу нашей империи и установлению такого положения вещей, которое обеспечивало бы будущность наших владений. С этой целью нами были заключены дружественные соглашения с Германией, Италией и другими дружественными нам державами. Но мы не смогли этого добиться с Россией, Америкой и Англией. С давних времен они не только посягают на нашу независимость, но и вмешиваются в наши отношения с Китаем, Индо-Китаем и другими подвластными нам землями. Мы не можем ни на минуту допустить, чтобы эти державы посягали на жизненные интересы нашей империи. Тех гарантий, которых мы не смогли получить от России и союзных держав мирным путем, мы вынуждены будем добиться. — Император выдержал большую паузу и уже обычным нетвердым голосом заключил: — Мы просим наших министров высказать свое мнение по альтернативе войны и мира.

Премьер-министр князь Коноэ был несколько обескуражен этим повелением государя. Только на прошлой неделе князь доложил его величеству предостережение военного атташе в Москве от недооценки способности Советской России к сопротивлению. Вместе с этим Коноэ изложил государю свое мнение о нецелесообразности прерывать дипломатические переговоры и с Вашингтоном, поскольку Америка не оказывает империи серьезных помех в ее экспансии на юг. Тогда же премьер-министр испросил высочайшее дозволение на встречу с президентом Франклином Рузвельтом. Все это уверило князя Коноэ, что император Хирохито полностью его поддерживает. И вдруг…