Тысячеликий герой

Старейший странствовал, рассказывают индейцы племени черноногих (монтана), он создал людей и расставил вещи по порядку.

Он пришел с юга на север, создавая животных и птиц по мере того, как продвигался вперед. Он создал горы, и прерии, и леса, и первые кустарники. Так он шел и шел вперед, на север, создавая вещи на своем пути, и заструились реки тут и там, и заструились водопады на них, он красил тут и там землю в красный цвет – делая этот мир таким, каким мы и видим его сегодня. Он создал Млечный Путь (Тетон) и пересек его, потом утомился, взошел на холм и прилег отдохнуть. Когда он лежал на спине, вытянувшись на земле, с распростертыми руками, он оградил себя камнями, отметив очертания своего тела, головы, ног, рук и всего остального. Вы можете увидеть здесь эти скалы и сегодня. Отдохнув, он пошел на север, споткнулся о холм и упал на колени. Тогда он сказал: «Плохой ты, спотыкаются о тебя», приподнял два больших камня и назвал их Колени, так они и называются по сей день. И пошел он дальше на север, а из камней, что нес с собой, построил Благоухающие Травяные Холмы.

Однажды Старейшина понял, что необходимо сделать женщину и ребенка, поэтому он слепил их – и женщину и ее сына – из глины. После того, как он придал глине человеческую форму, он сказал глине: «Из тебя должны выйти люди», и затем накрыл ее и, оставив так, ушел прочь. На следующее утро он пришел к тому месту, снял покрывало и увидел, что глиняные формы начали меняться. К следующему утру появились новые изменения, а на третье – еще больше. На четвертое утро он пришел к тому месту, снял покрывало, посмотрел на фигуры и приказал им встать и идти, и они пошли. Они отправились к реке со своим Создателем, и тогда он сказал им, что его имя На Пи, Старейший.

Когда они остановились у реки, женщина сказала: «Будем ли мы жить всегда, не ведая конца?» Он сказал: «Я никогда не думал об этом. Мы должны решить это. Я возьму эту буйволиную лепешку и брошу ее в реку. Если она поплывет, то, умирая, люди через четыре дня будут снова оживать; они будут оставаться мертвыми лишь на четыре дня. Но если она утонет, то им будет положен конец». Он бросил лепешку в реку, и та поплыла. Женщина нагнулась, подняла камень и сказала: «Нет, я брошу этот камень в реку, если он поплывет, то люди будут жить вечно, а если он утонет, то люди будут умирать, таким образом они смогут испытывать жалость друг к другу». Женщина бросила камень в воду, и он утонул. «Ну вот, – сказал Старейшина, – вы сделали выбор. Всем людям будет назначен конец». [409]

409

George Bird Grinnell, Blackfoot Lodge Tales (New York: Charles Scribner’s Sons, 1892, 1916), pp. 137–38.

Упорядочение мира, сотворение человека и решение о том, быть или не быть человеку и бессмертным – типичные темы примитивных сказок о творце. Вряд ли мы можем теперь узнать, насколько серьезно и в каком смысле воспринимались когда-то эти сказания. В мифологическом способе преобладают не столько прямые, сколько косвенные референции, это как если бы Старейший сделал то и это. Многие предания, опубликованные в сборниках как рассказы о сотворении мира, безусловно, воспринимались в большей степени как народные волшебные сказки, а не как повествование о том, как зародился мир. Миф в форме игры встречается в разных цивилизациях, как в высокоразвитых, так и находящихся на низших стадиях. Менее искушенные представители сообщества могут рассматривать такие мифические образы излишне серьезно, но зачастую о них нельзя сказать, что же они такое на самом деле – стройная система представлений или локальный «миф». Например, в легендах маори мы обнаружили некоторые из наших сложнейших космогонических образов, например у них есть предание о яйце, выпавшем из птицы в изначальное море; оно разбилось и из него вышли мужчина, женщина, мальчик, девочка, свинья, собака и каноэ. Все сели в каноэ и поплыли в Новую Зеландию. [410] Это явные сказочные вариации на тему космического яйца. А жители Камчатки рассказывают, похоже, совершенно серьезно, о том, что Бог изначально жил на небе, но затем спустился на землю. Когда он бродил повсюду на своих снегоступах, недавно сотворенная земля пружинила под ним, как тонкий и податливый лед. С тех пор земля и покрылась рытвинами и складками. [411] А киргизы из Центральной Азии рассказывают, что, когда в стародавние времена два человека пасли большого быка, остались надолго без воды и уже умирали от жажды, животное достало для них воду, распоров землю своими большими рогами. Так и возникли озера в Киргизии. [412]

410

J. S. Polack, Manners and Customs of the New Zealanders (London, 1840), vol. I, p. 17. Рассматривать эту сказку в качестве мифа космогонического цикла так же неразумно, как иллюстрировать доктрину Троицы с помощью детской сказки «Приемыш Богоматери» “Marienkind” (Сказки братьев Гримм, № 3).

411

Harva, op. cit., p. 109, цит. С. Крашенинников, Описание земли Камчатки (С.-Петербург, 1819), vol. II, p. 101.

412

Harva, op. cit., p. 109, цит. Потанин, op. cit., vol. II, p. 153.

В мифах и народных сказках довольно часто появляется шут или юродивый, антипод милостивого творца, символизируя все тяготы и невзгоды существования в этом бренном мире. У меланезийцев Новой Британии есть легенда о том, как темное существо, «которое жило до начала времен», нарисовало две мужские фигуры на земле, расцарапало свою кожу и окропило нарисованных своею кровью. Потом оно сорвало два больших листа, покрыло ими эти фигуры, и тогда они превратились в двух мужчин. Имена этих людей были То Кабинана и То Карвуву.

То Кабинана ушел один, забрался на кокосовую пальму, с которой свисали желтые плоды, сорвал два неспелых ореха и бросил их на землю; они раскололись и превратились в двух красивых женщин. То Карвуву восхитился их красотой и спросил, откуда его брат их взял. «Залезь на кокосовую пальму, – сказал То Кабинана, – сорви два неспелых ореха и брось их на землю». Но То Карвуву бросил орехи острым концом вниз, и у женщин, которые вышли из них, были плоские уродливые носы. [413]

413

P. J. Meier, Mythen und Erzahlungen der Kustenbewohner der Gazelle-Halbinsel (NeuPommern) (Anthropos Bibliothek, Band I, Heft 1, Munster i. W., 1909), pp. 15–16.

Однажды То Кабинана вырезал из дерева рыбу Тхум и запустил ее плавать в океан, чтобы там всегда была живая рыба. Рыба Тхум пригнала рыбу маливаран к берегу моря, где То Кабинана просто собирал свой улов на отмели. То Карвуву восхитился Тхум-рыбой и пожелал сделать такую же, но пока ему объясняли, как это сделать, он вырезал вместо этого акулу. Эта акула пожирала маливаран-рыбу вместо того, чтобы гнать ее к берегу. То Карвуву, причитая, пошел к своему брату и сказал: «Лучше бы я не вырезал этой рыбы; она ничего не делает, но ест всех других рыб». «Что за это рыба?» – спросил у него брат, и тот ответил: «Я сделал акулу». «Ну что ты за человек такой! – воскликнул его брат. – Ты сделал так, что теперь наши смертные потомки будут страдать. Эта твоя рыба будет пожирать и всех других рыб, и людей». [414]

414

Ibid., pp. 59–61.

Эта история кажется нелепой, но в ней просматривается описание того, как одна причина (темное бытие, которое рассекло самое себя на две части) порождает в этом мире дуализм – добро и зло. Эта история не так наивна, как кажется. [415] Более того, она представляет собой метафизическую преамбулу к платоновскому архетипу акулы, выраженную в шутливом заключительном диалоге братьев. Такие представления обязательно присутствуют в каждом мифе. Во всех них также появляется антагонист, воплощение зла, в роли шута или юродивого. Все дьяволы – и сильные тупоголовые, и умные проницательные обманщики – всегда предстают в роли зловредных комических фигур-трикстеров. Хотя они могут побеждать и пространство, и время, они сами, и то, что они совершили, просто исчезает, когда трансцендентное крепнет. Они представляют собой персонажей, совершающих ошибки, они – это тень субстанции; они символизируют неизбежное несовершенство царства теней, и пока мы остаемся по эту сторону, завеса не может быть уничтожена.

415

«В целом вселенная ведет себя так, словно не находится в рамках понимания или под контролем человека. Когда я слышу гимны, обеты и молитвы, которые принимают как нечто само собой разумеющееся или наивно утверждают, что этот необъятный, дикий космос со всеми кошмарными трагедиями, заключенными в нем, есть нечто идеально спланированное и руководимое каким-то существом, я вспоминаю более разумные трактовки этого у одного восточно-африканского племени. «Они говорят, – рассказывает один наблюдатель, – что, хотя Бог добрый и всем желает только всего самого наилучшего, у него есть брат-недоумок, который вечно вмешивается в его дела. Наличие придурковатого брата хоть как-то объясняет безобразные происшествия и страшные трагедии, происходящие в мире, которые противоречат идее о божественном всемогуществе и которые идея о всеблагом объяснить не может». (Harry Emerson Fosdick, As I See Religion, New York: Harper and Brothers, 1932, pp. 53–54).

Черные татары Сибири рассказывают, что, когда творец Пайяна создавал первых людей, он обнаружил, что неспособен вдохнуть в них жизнетворный дух. Тогда ему пришлось подняться на небо и извлечь души из Кудаи, Высшего Бога, а в это время лысый пес охранял заготовки будущих людей. Как только Пайяна ушел, появился дьявол Эрлик и сказал псу: «Да ты совсем лысый. Я дам тебе золотую шерсть, если ты отдашь в мои руки этих людей, у которых нет души». Такое предложение показалось псу заманчивым, и он отдал дьяволу людей, которых должен был охранять. Эрлик измазал их своей слюной, но, как только увидел, что Бог приближается, чтобы оживить людей, обратился в бегство. Бог увидел, что тот натворил, и вывернул человеческие тела наизнанку. Вот почему у нас внутри слюна и нечистоты. [416]

416

Harva, op. cit., pp. 114–15, quoting W. Radloff, Proben der Volksliteratur der turkischen Stamme Sud-Siberians (St. Petersburg, 1866–70), vol. I, p. 285.

Ил. 63. Кхнему лепит сына фараона на гончарном круге, а Тот отмеряет ему жизнь (папирус). Египет эпохи Птолемеев, III–I вв. до н. э.

Ил. 64. Эдшу-трикстер (деревянная скульптура, ракушки-каури и кожа). Йоруба; Нигерия, XIX – начало XX в. н. э.

Народное мифотворчество рассказывает нам о сотворении мира лишь с того момента, когда трансцендентные эманации распадаются на пространственные формы. Тем не менее оно ничем кардинально не отличается от образцов великой мифологии в том, что касается оценки человеческой судьбы. Все их символические персонажи напоминают по своему смыслу (нередко и в облике и поступках) персонажей высоких мифов, а диковинный мир, в котором они пребывают – это мир великих эманаций: это мир и эпоха между глубоким сном и пробудившимся сознанием, то место, где Единое разделяется на многое, а многое примиряется в Едином.

Освобождаясь от любых космогонических ассоциаций, дьявольско-трикстерский аспект деятельности творца становится излюбленным персонажем в сказках, рассказываемых для развлечения. Забавный пример тому – Койот, обитающий в американских равнинах, а в европейских народных сказках этот образ воплощает Лис Ренар (Le Renart, лис из средневековых французских сказаний о хитром лисе и его проделках. – Примеч. пер.)

Глава II Непорочное зачатие

Ил. 65. Рожающая Тласолтеотль (статуя из аплита с включениями граната). Ацтекская империя, конец XV – начало XVI в. н. э.

1. Мать Вселенная

Дух отца, сотворяющий мир, приходит в земную жизнь во всем ее многообразии с помощью матери мира, которая этот дух трансформирует. В ней воплощается изначальная стихия, о которой упоминается во втором стихе главы первой «Книги Бытия», где мы читаем: «И Дух Божий носился над водою». В индуистском мифе она является в образе женщины, с помощью которой этот Дух, или Самость (Self), рождает все живое. Рассуждая более абстрактно, именно она задает координаты мира «пространство, время и причинность», как скорлупу космического яйца. Еще более абстрактно ее можно представить как притягательную силу, которая пробудила в животворящем Абсолюте импульс творения.

В тех мифологиях, которые подчеркивают скорее материнскую, а не отцовскую, ипостась творца, эта изначальная женщина заполняет мир в начале его творения, выполняя те функции, которые в других случаях свойственны мужчинам. И она девственна, поскольку ее супруг – это Невидимое Неведомое.

Странная интерпретация этого образа сущетвует в финской мифологии. В первой руне «Калевалы» [417] рассказывается о том, как девственная дочь воздуха спустилась из небесной обители в первозданный океан и там на протяжении столетий плавала в вечных водах.

417

Кэмпбелл цитирует версию by W. F. Kirby (Everyman’s Library, Nos. 259–60).