Тысячеликий герой

Вызывает ли наш герой смех или исполнен величия, грек он или варвар, еврей или кто-то еще – его приключения в основном сходны и мало в чем отличаются у разных народов. Народные сказки изображают героическое деяние как событие материальное; высокоразвитые религии акцентируют его нравственную значимость; несмотря на все это, в морфологии приключения, в действующих персонажах и одерживаемых ими победах обнаруживается удивительно мало различий. Если тот или иной основной элемент архетипной схемы в конкретной сказке, легенде, ритуале или мифе не упоминается явно, он обязательно так или иначе образом подразумевается – а то, что о нем явно не упоминали, как мы вскоре это увидим, может очень многое рассказать нам об истории и патологии данного примера.

Часть II, «Космогонический цикл», разворачивает перед нами великое видение сотворения и гибели мира, ниспосланное как откровение герою, которое предвещает успех его миссии. Глава I, «Эманации», рассказывает о зарождении из пустоты различных форм вселенной. Глава II, «Непорочное зачатие», посвящена рассмотрению животворящей и искупительной роли женского начала – в качестве Матери Вселенной, на уровне макрокосма, а затем Матери Героя, на уровне микрокосма человека. Глава III, «Метаморфозы героя», прослеживает ход легендарной истории человечества через типичные стадии, где герой появляется на сцене в разных обличьях, соответственно меняющимся потребностям рода человеческого. И, наконец, глава IV, «Растворение», рассказывает о предреченном конце – сначала героя, а затем окружающего его мира.

Удивительно, как много общего в описании космогонического цикла в священных текстах разных континентов, [49] и приключение героя предстает в новом свете; ведь теперь оказывается, что его подвиги и риск были направлены не на поиск чего-то нового, а на обретение чего-то утраченного, стремились не к новым открытиям, а к открытию чего-то ранее существовавшего. Оказывается, что он с самого начала обладал теми божественными силами, к которым он стремился и которые обрел с таким трудом, они всегда жили в его сердце. Оказывается, он «царский сын», наконец узнавший о своем истинном предназначении и ставший отныне обладателем особой силы – «Божьим сыном», постигшим все значение своего положения. С этой точки зрения герой символизирует тот созидательный и искупительный образ, который каждый из нас несет в себе, который лишь ждет своего часа, чтобы пробудиться к жизни.

49

Мы не будем обсуждать дискуссии по этому вопросу в данной книге. На ту тему сейчас готовится издание. [Кэмпбелл имеет здесь в виду четыре тома «Масок Бога» (The Masks of God) – Ed.] В этой книге производится сравненительное, а не генетическое исследование. Наша цель здесь – показать, что основные параллели между самими мифами и их интерпретациями присущи самим мифам, а также их интерпретациям и использованию.

«Ибо Единое, ставшее многим, остается Единым и неделимым, но в каждой части своей есть весь Христос», – читаем мы у святого Симеона-младшего (949–1022 н. э.).

«Я увидел Его в своем доме, – продолжает святой. – Он явился неожиданно среди всех этих обычных вещей, и невыразимым образом соединился и слился со мною, и вошел в меня, как будто между нами ничего не было, как огонь в железо и свет в стекло. И Он сделал меня подобным огню и свету. И я стал тем, что я видел прежде и созерцал издалека. Я не знаю, как мне передать вам это чудо… Я человек по природе и Бог по милости Господней». [50]

Подобное видение описывается и в апокрифическом Евангелии Евы.

«Я стояла на высокой горе и увидела огромного мужчину и другого – карлика; и я услышала как бы глас грома и подошла ближе, чтобы слышать; и Он заговорил ко мне и сказал: Я есть ты, и ты есть Я; и где бы ты ни была, там есть и Я.

Я рассеян во всем, и когда бы ты ни пожелала, ты вбираешь Меня, и, вбирая Меня, ты вбираешь себя». [51]

50

В The Soul Afire (New York: Pantheon Books, 1944), p. 303.

51

Цит. по Epiphanius, Adversus haereses, xxvi, 3.

И герой, и его высшее божество, искатель и предмет исканий – воспринимаются как внешнее и внутреннее проявления одной тайны, которая сама в себе отражена и является отражением мистерии реального мира. Великий подвиг сверхъестественного героя заключается в том, чтобы показать это единство в многообразии и после поведать о нем другим.

4. Центр мироздания

После того как приключения героя успешно завершены, поток жизни освобождается и питает реальный мир. Чудесная сила этого потока может быть представлена в физическом смысле как циркуляция живительной субстанции, динамически – как поток энергии, а духовно – как проявление высшей благодати. Такие представления легко сменяют друг друга, отображая три степени концентрации одной жизненной силы. Обильный урожай является знаком милости Господней; милость Господня – это пища души; удар молнии – это предвестник благодатного дождя и в то же самое время проявление освобожденной божественной энергии. Милость Господня, питающая материя, энергия – все это питает живой мир, и всякий раз, когда этот процесс останавливается, жизнь прекращается и наступает смерть.

Ил. 8. Игдразиль, Мировое древо. Скандинавия, начало XIX в. н. э.

Источник этого потока невидим, а место, куда он вливается, это центр символического круга вселенной, Место Покоя из легенды о Будде, [52] вокруг которого, можно сказать, вращается мир. Под этой точкой располагается голова космического змея, поддерживающего землю, дракона, символизирующего водные глубины, которые являются источником божественной животворящей энергии и субстанцией демиурга, источником рождения всего сущего в том мире. [53] Древо жизни, то есть сама вселенная, растет из этой точки. Своими корнями оно уходит в тьму, которая его породила; на его верхушке сидит золотая солнечная птица; у его корней журчит ручей, берущий свое начало в неисчерпаемом роднике. Это может быть и нечто похожее на космическую гору с божественным градом на вершине, подобному лотосу света, и городами демонов в ее лоне, освещаемыми драгоценными камнями. Или это может быть фигура космического мужчины или женщины (например, сам Будда или танцующая индийская богиня Кали), которые сидят или стоят на этом месте или даже прикованы к дереву (Аттис, Христос, Вотан); ибо герой, как воплощение Бога, сам является центром мироздания, пуповиной, через которую энергии вечности вливаются вовремя. Таким образом, это Пуп Земли – символ непрерывного акта творения; таинства поддержания мира через вечное чудо обновления, которое оживляет собой все вокруг.

52

См. с. 32.

53

Змей, который защищал Будду на пятую неделю после обретения им просветления. См. с. 34.

У индейцев пауни из северных территорий Канзаса и юга Небраски жрец во время церемонии Хако пальцем ноги чертит круг. Легенда гласит, что при этом жрец провозглашает: «Круг – это гнездо,

и рисуется он пальцем ноги потому, что орел вьет гнездо своими когтистыми лапами. Хотя мы подражаем птице, вьющей гнездо, это действие имеет еще и другой смысл; мы думаем о том, как Тирава создает мир для людей. Если вы подниметесь на высокую гору и оглянетесь вокруг, то увидите, как со всех сторон небо соприкасается с землей, а внутри этого замкнутого кругом пространства живут люди. Поэтому каждый начертанный нами круг – не только гнездо, но и тот круг, который Тирава-Атиус сотворил, чтобы в нем жили все люди. Круги также символизируют родство группы, клана, племени». [54]

54

Alice C. Fletcher, The Hako: A Pawnee Ceremony (Twenty-second Annual Report, Bureau of American Ethnology, part 2; Washington, DC, 1904), pp. 243–44.

«Во время сотворения мира, – рассказывал высший жрец мисс Флетчер, объясняя, какие боги принимали участие в церемонии, – было решено, что будут меньшие силы. Тирава-Атиус, могущественная сила, не сможет спускаться к людям, они не смогут его ни видеть, ни чувствовать, поэтому будут разрешены меньшие силы. Они будут посредниками между людьми и Тиравой» (ibid., p. 27).

Небесный свод зиждется на четырех сторонах земли, иногда его держат, как атланты, четыре царя, карлики, слоны или черепахи. В этом традиционный смысл математической проблемы квадратуры круга: в ней заключается секрет трансформации небесных форм в земные. Очаг в доме, алтарь в храме – это ступица колеса земли, лоно Матери Вселенной, чей огонь – это огонь жизни. А отверстие в крыше шатра – или верхушка, вершина или фонарь купола – представляют сердцевину или центральную точку неба: солнечную дверь, через которую души возвращаются из времени обратно в вечность, как аромату жертвенных благовоний, сжигаемых в огне жизни и поднимающихся по оси восходящего дыма от ступицы земного колеса к ступице колеса небесного. [55]

55

См. Ananda K. Coomaraswamy, “Symbolism of the Dome,” The Indian Historical Quarterly, vol. XIV, No. 1 (March 1938).

Так наполняется пищей Солнце – чаша, из которой вкушает Бог, это неистощимый Грааль с щедрым жертвоприношением, ибо плоть Господня истинно есть пища, а кровь Его истинно есть питие. [56] И оно же питает все человечество. Солнечный луч, зажигающий очаг, символизирует переход небесной энергии в лоно мира – и он же – та ось, что объединяет и вращает оба колеса. Через солнечную дверь непрерывно циркулирует энергия. Через нее спускается Бог и поднимается человек. «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет». [57] «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем». [58]

56

От Иоанна, 6:55.

57

От Иоанна, 10:9.

58

От Иоанна, 6:56.

Культура все еще черпает источники силы в мифологии, и общая картина человеческой жизни, и каждый ее этап оживают благодаря намекам, которые заключаются в символах. В холмах и рощах обитают сверхъестественные стражи, знакомые по общеизвестным эпизодам истории сотворения мира, которые рассказываются в каждой конкретной местности. Везде есть свои особо почитаемые святые места, где герой родился, боролся или снова ушел в небытие, они выделены и освящены. Там воздвигается храм, чтобы обозначить и вызывать чувство священного благоговения перед идеальным центром мироздания, ибо здесь и только здесь находится источник благополучия и процветания. Здесь открыли путь в вечность. Поэтому само это место помогает медитировать. Как правило, конструкция таких храмов воспроизводит четыре стороны света, а святое место или алтарь, расположенные в центре, символизируют источник вечной энергии. Каждый входящий внутрь храма и приближающийся к святая святых символически воспроизводит подвиг истинного героя. В нем должна снова пробудиться сила, лежащая в центре мироздания и дарующая жизнь.

Ил. 9. Омфалос (золотой фиал). Тракийская Болгария, IV–III вв. до н. э.

Древние города построены как храмы, их главные ворота ориентированы по четырем сторонам света, а в центре воздвигнуто главное святилище божественного основателя города. Жители города живут и трудятся в границах, заданных этим символом. Точно по такому же принципу в каждой из крупных мировых религий присутствует некий священный город-мать, для западного христианства это Рим, для ислама – Мекка. Все мусульмане мира трижды в день совершают поклоны, направленные, как спицы мирового колеса, к центру, в котором размещается Кааба, образуя огромный живой символ «подчинения» (islam) всех и каждого воле Аллаха. «Ибо именно Он, – читаем мы в Коране, – покажет тебе истину всего того, что ты делаешь». [59] И вот что еще важно: великий храм может быть воздвигнут где угодно. Потому что в конечном итоге Все пребывает повсюду, и любая точка может стать местом пребывания силы. В мифе любая травинка может принять образ Спасителя и провести ищущего странника в святая святых – его собственное сердце.

59

Коран, 5:108.