У царских врат

Фру Kapено. Мн кажется, ты точно даже выросъ.

Карено. Ты находишь? Я кажусь выше?

Фру Карено не отвчаетъ.

Карено старается поддержать разговоръ. Это отъ сюртука. Или ты думаешь, — отъ брюкъ?

Фру Карено нсколько нетерпливо. Я не знаю, Иваръ.

Карено. Ты все въ мечтахъ. Улыбаясь. Если бы твой лобъ былъ прозрачный, и я могъ бы увидть, о чемъ ты думаешь, мн представилось бы, вроятно, что-нибудь замчательное.

Фру Карено не отвчаетъ.

Карено подходитъ осторожно. Что это ты шьешь, Элина?

Фру Карено не отвчаетъ.

Карено. Что-то очень тонкое. Какъ я могу догадаться, не для меня.

Фру Карено устало. Это мое старое платье.

Карено. Я только что замтилъ, что у меня на жилетк не хватаетъ двухъ пуговицъ. На другой жилетк. Я не понимаю, какъ это могло случиться.

Фру Карено. Я ихъ пришью.

Карено. Да, очень теб благодаренъ, если ты будешь такъ мила… Къ теб такъ идетъ шитье, Элина. У тебя такой домовитый видъ и такая красивая рука!

Фру Карено нервно отодвигается.

Карено. Боже сохрани, я ничего теб не сдлаю. Сиди спокойно. Слышенъ стукъ калитки.

Фру Карено вскакиваетъ. Это, вроятно, письмо. Бжитъ къ двери на заднемъ план, отворяетъ. Нтъ, это Іервенъ. Добрый день, дорогой Іервенъ.

Іервенъ входитъ, держитъ себя сдержанно. Добрый день. Подаетъ руку господину и госпож Карено.

Фру Карено. Какъ поживаете?

Іервенъ. Хорошо, благодарю васъ… Я хотлъ сказать теб нсколько словъ, Карено… Нтъ, не уходите. У меня нтъ тайнъ.

Фру Карено дружески. Я какъ разъ хотла итти. Вдь у меня хозяйство. Уходитъ въ кухню.

Іервенъ. Я прихожу все по тому же длу, Карено.

Kapено. Да?

Іервенъ. Я серьезно прошу тебя помочь мн. Ты и не подозрваешь, что я испытываю. Теперь уже на карту поставленъ не экзаменъ или ученая степень, но вся жизнь.

Карено. Теперь ты хочешь попытать новыя средства? Я не могу больше говорить съ тобой. Поворачивается къ нему спиной.

Іервенъ. Натали непоколебима. Слушай же, что я теб говорю.

Карено. Разв ты могъ ожидать другого?

Іервенъ, хватая себя за голову. Она говоритъ, что между нами все кончено. — Ты не можешь такъ думать, отвчалъ я. Но да, она такъ думаетъ. Она прочла мою книгу и, по ея словамъ, поняла изъ нея, что это — произведеніе продавшаго себя человка… Она просто безумная, истеричка.

Карено. Нтъ, ни то ни другое. Она просто — честный человкъ.

Іервенъ, продолжая. Но ты можешь все спасти; она полагается въ этомъ на тебя. Я пришелъ только за тмъ, чтобы сказать теб это. "Если ты опять сойдешься съ Карено и убдишь его взять деньги, то поступокъ твой, значитъ, не такъ дуренъ", — сказала она.

Карено. Но то, что ты сдлалъ, очень дурно.

Іервенъ. Карено, если ты недостаточно силенъ, чтобы подняться на такую высоту и принять эти деньги, эту руку, которую протягиваетъ теб твой старый товарищъ, то я тебя плохо знаю.

Карено сурово. То, что ты сдлалъ, очень дурно. Ты совершилъ обманъ, подлогъ, измну! О, это невыразимая низость.

Іервенъ. Ну, называй, какъ хочешь, мой поступокъ. Теперь я пришелъ сюда, чтобы снова подняться. Да, чтобы снова подняться. Чего ты требуешь?

Карено смотритъ на него. Ты самъ не знаешь, что ты говоришь.

Іервенъ. Чего ты требуешь?

Карено холодно. Ничего.

Іервенъ съ возрастающимъ возбужденіемъ. Во имя неба, Карено, будь милосердъ сегодня. Опускается на стулъ.

Карено идетъ къ заднему плану.

Іервенъ, вскакивая. Ты уходишь? Я еще буду просить тебя. Нтъ, еще никогда не бывало, чтобы деньги жгли человка и онъ не могъ освободиться отъ нихъ.

Карено. Но мн просто-напросто не нужны твои деньги. Я жду письма, и когда оно придетъ, наступитъ конецъ моей нужд.

Іервенъ. Да, но мн это не поможетъ. Я погибъ. Она не хочетъ слушать моихъ доводовъ; когда я прихожу, она только проситъ меня уйти. А между тмъ ты можешь спасти меня. Передъ тобой человкъ, котораго ты можешь спасти.

Карено. Послушай, Іервенъ, мое терпніе истощилось.

Іервенъ другимъ тономъ. Какъ далеко подвинулась твоя работа, Карено?

Карено смотритъ на него съ удивленіемъ.

Іервенъ. Она, вроятно, появится еще въ этомъ году? Это будетъ большая книга? Впрочемъ, это меня не касается… Я хотлъ теб сказать, — можетъ быть, послдній разговоръ произвелъ на тебя такое впечатлніе, что я не думаю того, что написалъ въ своей диссертаціи? Что я написалъ это только въ угоду профессору Гиллингу? Нтъ, совсмъ не такъ. Я только былъ въ отчаяніи и не зналъ, что говорилъ.

Карено. Ты сказалъ, что ты былъ вынужденъ признать ученіе, противное твоимъ мнніямъ.

Іервенъ. Да, это не слдуетъ понимать буквально. У меня были сомннія, это правда; но когда я глубже вдумался въ вопросъ, я увидлъ, что вышелъ на настоящій путь.

Карено. Ха-ха-ха! И профессоръ Гиллингъ тутъ ни при чемъ?

Іервенъ. О, ты можешь смяться, сколько теб угодно. Цлую книгу нельзя написать съ твердымъ убжденіемъ, если самъ не вришь въ него. Я, по крайней мр, такъ не поступаю. Я не такая втреная птица. Да и не слабая голова тоже.

Карено. Итакъ, ты стоишь "непоколебимо твердо" на точк зрнія твоей книги.

Іервенъ коротко. Само собой разумется.

Карено. Ха-ха-ха! Запиши это, Іервенъ, а то ты опять забудешь. Ха-ха-ха!

Іервенъ съ отчаянной настойчивостью. Ни для одного изъ насъ, конечно, нтъ основаній забывать это. Ни для тебя, ни для меня. Нтъ никакого стыда измнить свои воззрнія, и я совершенно не имю намренія умалчивать о перемн въ моихъ взглядахъ. Ты, вроятно, услышишь объ этомъ.