У царских врат

Карено. Нтъ; моя рука покупаетъ перчатку по своей мрк; профессоръ Гиллингъ не иметъ тамъ никакой власти. Мы живемъ въ эпоху личности, и я это… Посмотри, вотъ то письмо, котораго я такъ ждалъ. Вотъ оно пришло. Ахъ, да…

Фру Карено встаетъ, кладетъ платье и осматриваетъ его.

Карено. Оно готово?

Фру Карено. Да. Осталось только выгладить.

Карено, волнуясь. Господи Боже мой, какъ одиноко я стою! Но я добьюсь своего, Элина. На свт были люди съ боле крайними взглядами чмъ мои, и когда-нибудь настанетъ время, что меня поймутъ. Передлать! Что я долженъ передлать? Я долженъ говорить "да" тамъ, гд я теперь говорю "нтъ"? Развертываетъ пакетъ и, продолжая говорить, вынимаетъ тетрадь за тетрадью. Смотри, все это — о господств большинства, и я ниспровергаю его. Это ученіе для англичанъ, пишу я, евангеліе, которое предлагается на рынк, проповдуется на лондонскихъ докахъ, о томъ, какъ привести посредственность къ власти и праву. Вотъ это — о сопротивленіи, это — о ненависти, это о мести — этическія силы, которыя теперь въ упадк. Обо всемъ этомъ я писалъ. Нтъ, слушай немного внимательне, Элина, — и ты поймешь. Это вотъ — о вчномъ мир. Все находятъ, что вчный миръ былъ бы прекрасною вещью, а я говорю, что это — ученіе, достойное телячьяго мозга, который его выдумалъ. Да. Я осмиваю вчный миръ изъ-за его наглаго пренебреженія къ гордости. Пустъ придетъ война; нечего заботиться о томъ, чтобы сохранить столько-то и столько-то жизней, потому что источникъ жизни бездоненъ и неистощимъ; важно только, чтобы люди бодро шли впередъ. Смотри, вотъ это — главная статья, о либерализм. Я не щажу либерализма, я нападаю на него отъ глубины души. Но этого не понимаютъ. Англичане и профессоръ Гиллингъ — это либералы, а я не либералъ, и одно только это и понимаютъ. Я не врю въ либерализмъ, я не врю въ выборы, я не врю въ народное представительство. Все это я и высказалъ. Читаетъ. "Этотъ либерализмъ, который ввелъ снова старый неестественный обманъ, будто толпа людей въ два локтя вышиной можетъ сама выбрать себ вождя въ три локтя вышиной…" Ты сама понимаешь, такъ постоянно длается… Если бы я пересмотрлъ мою работу, я долженъ былъ бы написать прямо противоположное тому, что я говорю. Смотри! Вотъ это заключеніе. Здсь, на этихъ развалинахъ, я возвелъ новое зданіе, гордый замокъ, Элина. Я самъ отмстилъ за себя. Я врю въ прирожденнаго властелина, въ деспота по природ, въ повелителя, въ того, кто не выбирается, но самъ становится вождемъ кочующихъ племенъ этой земли. Я врю и надюсь только на одно, — на возвращеніе величайшаго террориста, квинтъэссенціи человка, Цезаря… Посмотри, сколько я работалъ надъ этимъ. Съ порывомъ чувства. Все это написано кровью моего сердца, Элина.

Фру Карено. Я въ этомъ ничего не понимаю.

Карено. Я тебя объясню. Я говорю откровенно и сильно, и этого мн не могутъ простить. Нтъ, это — не спокойное изслдованіе, говорятъ мн. А что такое спокойное изслдованіе? Складывать камень за камнемъ… Спокойное изслдованіе это философія, мышленіе. Нтъ, это не значитъ мыслить, Элина! Человку недостаетъ какого-то ничтожнаго органа, который могъ бы слдить, какимъ образомъ дятельностъ мозга доходитъ до состоянія сознанія. Мы только подозрваемъ, что мы мыслимъ; можетъ быть, мы мыслимъ, можетъ быть, нтъ; мы не можемъ проконтролировать это. Мы просто вримъ въ это. Понимаешь теперь? И я говорю, — философія не есть спокойное изслдованіе; потому что философія, это — небесная молнія, падающая на меня съ высоты и озаряющая меня. Нельзя считать, можно только смотрть и восторгаться милостью небесъ.

Фру Карено. Знаешь, объяснять мн это совершенно безполезно.

Карено. Я только хочу, чтобы ты поняла. Тогда ты будешь смотрть на меня иначе.

Фру Карено. Я все-таки не понимаю.

Карено. Но прежде ты слушала, когда я что нибудь объяснялъ. Ты даже прочла однажды большую книгу о Nikolaus von Cues и поняла ее. Это было не такъ давно, всего нсколько дней тому назадъ.

Фру Карено, перемняя разговоръ, твердымъ тономъ. Я думаю, что лучше всего мн ухать на нкоторое время къ родителямъ. Вдь ты самъ этого хотлъ.

Карено, останавливаясь. Ты серьезно?

Фру Карено. Да. Я вижу, это будетъ умне всего. И такъ какъ ты этого хочешь…

Карено. Нтъ, я больше не хочу этого. Только не теперь.

Фру Карено. Я хочу этого теперь.

Карено. Когда ты на это ршилась? Нтъ, это будетъ еще хуже!

Фру Карено. О, нтъ, теперь желаніе исполняется.

Карено. Какъ же я со всмъ справлюсь? Я останусь одинъ въ дом.

Фру Карено. Ингеборгъ будетъ готовить теб, что нужно.

Карено. Но Ингеборгъ тоже уходитъ.

Фру Карено. Нтъ, я уже ей сказала, что она можетъ остаться.

Карено. Правда?

Фру Карено. Теперь пусть она себ остается. Она будетъ смотрть за домомъ.

Карено. Здсь что-то не такъ.

Фру Карено. Да просто — мы не можемъ ей заплатить того, что она заработала. Поэтому мы принуждены ее держать.

Карено. Ахъ! Ну, такъ пусть остается. Пока я не буду въ состояніи ей заплатить… Нтъ, теперь, мн кажется, все пойдетъ хуже и хуже. Никогда мн такъ не хотлось, чтобы ты осталась, какъ теперь.

Фру Карено. Я довольно долго противилась, когда ты мн это предлагалъ.

Карено. Поэтому-то ты въ послднее время приводила въ порядокъ свои вещи? Чистила перчатки, поправляла платье?

Фру Карено. Да, поэтому.

Карено безпокойно ходить взадъ и впередъ. Да, вотъ что! Конечно, счастье намъ не улыбалось; но я преодоллъ бы вс трудности, я устоялъ бы прямо, непоколебимо. Но это! возвращаясь къ ней. Не узжай, Элина! Только не теперь!

Фру Карено. Господи, какъ часто я просила тебя такъ же настойчиво, какъ просишь ты теперь, Иваръ!

Карено. Ты и такъ была далеко за послдніе дни; не отходи же еще дальше. Пусть останется хоть такъ, какъ теперь. Я не буду надодать теб своимъ присутствіемъ, я буду сидть въ саду. Но только ты будь дома.

Ингеборгъ входитъ. Утюгъ готовъ, барыня. Уходитъ.

Фру Карено. Сейчасъ иду. Идетъ къ кухонной двери.

Карено. Ты твердо ршила ухать, Элина?

Фру Карено. Да. Уходитъ.

Карено ходитъ нсколько разъ взадъ и впередъ. Онъ въ сильномъ волненіи, бормочетъ и шевелитъ губами. Вдругъ останавливается, идетъ въ спальню и возвращается съ чучеломъ сокола, становится на стулъ и вшаетъ сокола надъ дверью на заднемъ план. Фру Карено входитъ съ утюгомъ.

Карено, сходя со стула. Я подумалъ… Ты не находишь, Элина… Онъ очень подходитъ сюда. Право, онъ украшаетъ. Я не думалъ, что онъ такъ хорошо подойдетъ сюда. Погляди-ка.

Фру Карено гладитъ свое красное платье.

Карено. Ты не находишь, что это — веселый собесдникъ? Глухо смется. Взгляни же, Элина. Можно ли было подумать, что такой пустой малый сможетъ взлетть такъ высоко?

Фру Карено. Онъ меня больше не интересуетъ.

Карено отступаетъ назадъ и смотритъ на сокола. Я смотрю на него, — и онъ нравится мн все больше и больше. Онъ замчательно сдланъ. Знаешь, онъ похожъ на профессора Гиллинга. До чего онъ мн его напоминаетъ! Глазами, выраженіемъ клюва, если можно такъ выразиться… Да, но теб, можетъ быть, не нравится, что я говорю, что онъ похожъ на профессора Гиллинга? Само собой разумется, это ничего не значитъ. Во всякомъ случа — великолпная птица. Если я вчера забылъ тебя поблагодарить за нее, Элина, то это меня искренно огорчаетъ.

Фру Карено. Нтъ, ты не забылъ поблагодарить.

Карено. Я готовъ исправить это.

Фру Карено. Не можешь ли ты мн сказать, прошло уже полчаса съ тхъ поръ, какъ ты переодлся въ спальн?

Карено. Съ тхъ поръ? Почему ты спрашиваешь?

Фру Карено. Мн очень бы хотлось это знать.

Карено. Полчаса еще не прошло. Есть у тебя что-нибудь въ кухн?

Фру Карено. Есть ли у меня что-нибудь въ кухн?

Карено. Да, я хотлъ сказать — что-нибудь, что не долго готовить.

Фру Карено. Да, тамъ готовится.

Карено. Видишь ли, Элина, если бы было возможно, я сдлалъ бы многое и переписалъ бы книгу. Такъ, измнилъ бы везд понемногу. Ты должна мн въ этомъ поврить.

Фру Карено. А если это невозможно?

Карено. Я именно стою и думаю отъ этомъ.

Фру Карено. Ты это такъ часто длалъ.