У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
— Юрий, мне поздно поворачивать назад. Война засела во мне. Вот сейчас живу дома, а руки постоянно маску на лице ищут, автомат с магазином, да винтовку. Душа болит: в одиночку просачиваться сквозь афганские кордоны легче, чем отрядом. По ночам во снах выстрелы слышу и сама стреляю. Я спокойнее чувствую себя там, чем здесь. Меня тоска гложет. Я каждые полгода на то место, где Саша погиб, прихожу.
— Я сразу понял, что пирамида твоих рук дело. Знаешь, как мужики удивлялись! Особенно после того, как духи памятник разрушили, а он через неделю снова стоял.
Степанова вспомнила и это…
Она узнала о разрушенном
— Заметил, когда к Баглану поворот проходили, памятник капитану Степанову исчез?
Второй голос ответил:
— Заметил. Духи постарались. Неймется им, гадам!
С попутной колонной, следовавшей в Союз, добралась до знакомого поворота. На ходу спрыгнула с машины…
Пообедали. Марина помыла посуду, протерла тарелки полотенцем и села на диван. Лозовой внимательно смотрел в ее задумчивое лицо. Тихо сказал:
— Выходи за меня замуж… Люблю, с того вечера люблю, как тебя в клубе увидел.
Марина покачала головой:
— Забудь обо мне. Найди хорошую женщину и живи. Я не смогу видеть каждый день напоминание о Саше. Для меня вы навсегда останетесь неразлучными друзьями. Не надо говорить о чувствах, Юра. — Он заметно поник головой. Оба долго молчали. Марина спросила: — Как ты узнал, что я дома?
— Варнавин мне написал. Ты же ему сказала, что отдала косу мне. Я даже Олегу не сказал, что к тебе поехал. Конкурента боялся. Он тебя тоже любит. Твою косу, кстати, я с собой по всему Афгану таскал и до сих пор она у меня в чемодане лежит. Татарников что только не делал лишь бы заполучить ее…
Женщина слегка улыбнулась:
— Я знаю про влюбленность Олега. Но и ему я сказала бы тоже самое, что и тебе.
Пока она находилась в отпуске, Бредин стал генерал-майором. Его повысили в звании за успешно проведенную в Регистане операцию и захват американских инструкторов. Горчаков остался его заместителем и был вполне доволен. Елизавета Корнеевна, узнав, что муж не стал генералом из-за того, что не выполнил приказ и помог какой-то девчонке с усыновлением, впала в глубокую депрессию и заболела. Она обзванивала своих друзей и в открытую называла мужа “дураком”, искренне считая его “загубившим ее молодость и мечты”. Детки полностью поддержали мать.
Горчакова в последнее время с ненавистью относилась к мужу, хотя он нанял для нее сиделку. В госпиталь ехать жена отказалась наотрез. Каждый вечер попрекала Леонида Григорьевича и обвиняла во всех смертных грехах. Полковник старался как можно позднее приезжать домой и как можно раньше уходить на работу. Собственная квартира превратилась для него в ад.
Марина вернулась в Афганистан. Пассажирский самолет доставил ее из Ташкента в Кабул. Она спускалась по лестнице вниз. Была одета в гражданский костюм. Рядом грузили самолет. Это был военно-транспортный ИЛ-76. Вместо раненых его забивали коврами и разной дорогостоящей утварью из Афганистана. Рядом стоял известный деятель культуры и руководил погрузкой, то и дело покрикивая на солдат. В дорогом полушубке и шикарных ботинках он не побрезговал наклониться и подобрать с январской грязи упавший кувшин с чеканкой. Выругал солдата за неуклюжесть и сам отнес добро в самолет.
Степанова отвернулась: ей стало противно. Неподалеку стояли офицеры из советской группировки и молча смотрели
на это. Глаза женщины и военных встретились. Мужики, поймав ее презрительный взгляд, отвернулись. К Марине подошел худощавый стройный мужчина в костюме-тройке, работавший в советском посольстве. Покосился на деятеля культуры и тихо сказал:— Я вижу, что вам не приятно это видеть. Мне, откровенно говоря, тоже. Но сделать ничего не можем — Москва дала “зеленый свет”. Представляете, сколько наркотика будет ввезено в страну и сколько денег это принесет кому-то? Ведь его не станут досматривать…
Она ответила, шагая рядом с ним к машине:
— Да уж наверняка не мало!
— Слава Богу, не все такие…
— От этого не легче.
Мужчина вздохнул, открыл дверцу машины перед женщиной и увез в посольство. Уже оттуда переодевшуюся в камуфляж Марину вывезли в расположение десантной части. Вечером в ее закуток постучались и голос замполита Краснухина произнес:
— Искандер, сегодня концерт. Пошли, послушаем!
— Исполнители кто? Не эти ли воры, что самолет грузили? Из нищей страны последнее забирали. Увольте от такой “чести”, Иннокентий Филимонович. Я их слушать не буду.
Подполковник чуть языком не подавился, услышав подобное:
— Искандер, этот вопрос не в вашей и даже не в моей компетенции и обсуждать его мы не будем. Хотите идти на концерт — идите, а нет — так нет и нечего тут…
Маринка резко оборвала его:
— Вор остается вором, в какую бы шкуру он не рядился! И я не понимаю, почему вы, замполит, молчите?
Замполит ушел, что-то пробурчав про себя. Степанова уже не прислушивалась. Она чистила автомат при свете коптилки из гильзы от снаряда, готовясь к новому поиску. В палатку снова постучали. Она натянула перчатки и крикнула:
— Входите!
В дверь протиснулась невысокая кряжистая фигура с погонами майора. С минуту человек внимательно изучал маску и очки, а затем представился:
— Майор Шпагин Василий Иванович. Вы Искандер?
Марина вставила магазин и прислушалась к легкому щелчку. Внимательно взглянула на вошедшего, отметив, что его лицо ей не знакомо:
— Так точно, Искандер. Что вы хотели?
Фигура приблизилась к столу и она разглядела круглое добродушное лицо мужчины лет сорока с “пушечками” на петлицах. Он чуть наклонился и вполголоса сказал:
— Я невольно подслушал ваш разговор с Краснухиным. Остерегайтесь его! Ваши слова, я уверен, он не забудет и постарается отомстить. Погрузка ценностей велась при его непосредственном участии. Вы не осторожны…
— Не боитесь, что я вас сдам?
— Нет. Особенно после того, что мне говорил о вас капитан Силаев.
Степанова вспомнила высокого широкоплечего капитана, серые блестящие глаза и сердце почему-то защемило. Она мысленно удивилась: за последние три года впервые подумала о мужчине. Спросила:
— Вы давно видели Костю? Как он?
— Полгода назад. Он искал вас два года. Жениться осенью собирался. На свадьбу вы точно опоздали. Он, кстати, для вас записку оставил. Вот, держите… — Шпагин порылся в левом внутреннем кармане и протянул Марине мятый, покрытый пятнами и разводами, конверт. Извинился: — Извините, столько времени таскаю!
Она, излишне поспешно, схватила конверт:
— Ерунда! Спасибо.
Майор предложил:
— Вы не хотели бы с нами посидеть вечером? На концерт многие офицеры идти не хотят. Мы не мало слышали о вас и хотели бы отблагодарить. Года полтора назад вы спасли нашего товарища. Может, помните, Алим Тохтамышев?