У неё была слишком хорошая память

Такси доставило Джорджа-Герберта к Ярду. Он вошел в кабинет, где с великим удовлетворением уселся в свое широкое кресло. Все, что он делал до этого момента, было пустяками, главное начиналось сейчас. Один человек прятался в Лондоне, а Толстяк Морган, не покидая своего удобного кресла, найдет его следы, пойдёт по ним и настигнет беглеца. Все закончится, когда Стефен Морис переступит порог этого кабинета в наручниках. Полицейский разложил перед собой план Лондона, обозначил Гопкинс-стрит, где люди Ярда должны были все обшарить. А Филлис, которая хотела завоевать столицу, была в это время в руках судебно-медицинского эксперта. Джордж-Герберт снял трубку и поднял по тревоге полицию набережных и доков, а также кварталов, где мог скрыться Морис, и вокзалов, за которыми нужно было наблюдать; он назвал приметы, беглеца, которые будут сообщены по рации всем дежурным машинам. Потом он зажег трубку и вытянулся в кресле. Охота началась, скоро будет и улюлюканье.

***

Кларенс Брэдфорд не переставал злиться. Воистину незабываемый вечер помолвки! Так что же, Перл сказала «да»? Он даже не мог толком вспомнить, попросил ли он официально ее руки. И все это из-за старого кровожадного развратника, который шатался где- то по Лондону. Скорее бы его схватили, чтобы Кларенс смог, наконец, заняться собой, то есть Перл. После еще одного осмотра комнаты Филлис Брэдфорд уступил место следственной группе. Увидев Брэдфорда, Фил Мурлок воскликнул:

— Если Кларенс Соблазнитель здесь, Толстяк Морган неподалеку: не завидую тому, кто совершил это преступление!

Но когда Мурлок увидел труп, он с иронией спросил сержанта, не это ли единственная девушка, которая не поддалась обаянию Брэдфорда, за что тот вынужден был убить ее, чтобы не потерять свою репутацию? У Кларенса не было настроения смеяться, он вышел из комнаты, обозленный на Фила Мурлока и на весь мир. Питер Халскрафт, домоуправляющий, стал первой жертвой этой злости. Он ничего не понимал под градом вопросов, угроз, тычков. Да, он хорошо знал Филлис Балеброк! Да, к ней приходили мужчины, ну и что? Нет, он ничего не слышал накануне около десяти часов! Разве упомнишь всех, кто входил в дом и выходил из него? Ему не платили за слежку! Он достаточно уважал законы и полицию, чтобы с ним разговаривали в таком тоне! Нет, он никогда не был судим! Нет, он никогда никого не избивал, но не ручается за себя, если его будут так дергать! Нет, он не угрожал представителю полиции Ее Величества при исполнении обязанностей, но требовал, чтобы с ним обращались как положено! Видел ли он раньше Стефена Мориса? Может быть... Да, у Филлис была подруга, которая к ней часто приходила, она была примерно того же возраста. Да, ее звали Дорой. Где она жила? Откуда он мог знать? Что касается его, он женщинами не интересовался, предпочитая ужин и пиво. Он припоминал, что видел, как Дора поднялась к своей подруге вчера к вечеру.

Когда Кларенс отпустил Петера Халскафта, тот был близок к нервному припадку. Он бросился на кухню, схватил бутылку джина, поднес ко рту и, не переводя дыхания, выпил четверть ее содержимого. А когда закрыл бутылку пробкой, подумал, что если это было лишь простое дознание, то что же говорить о дознании третьей степени, о котором пишут в детективных изданиях!

Брэдфорд допросил всех жителей дома, заставив встать их с постелей, чтобы ответить на его вопросы, потому что он любил свою профессию и знал, что Толстяк Морган ждет его донесений, забившись в кресло, как громадный паук, оплетающий паутиной Лондон, чтобы поймать сбежавшего убийцу. Из всей бессмысленной болтовни он не извлек ничего достойного внимания. Все женщины единодушно, с жаром обвиняли Филлис Балеброк, которая, по их мнению, получила по заслугам. Мужчины высказывались менее рьяно, вспоминая грациозную Филлис, о которой они не раз мечтали рядом со своими обрюзгшими и сварливыми женами. Кларенс вышел на улицу гораздо позже того, как его коллеги из следственной группы покинули дом Филлис, а сама она отправилась в предпоследнее путешествие — в морг. По сравнению с первым осмотром квартиры у него не появилось почти никаких новых сведений. Ему не оставалось ничего, как найти фотографа Джефа Хиггинса и через него выйти на Дору, которая так любила Филлис Балеброк.

Фотоателье Хиггинса на Джерард-стрит было герметически закрыто. Полицейский долго звонил, но в доме все было без движения. Кларенс подумал, что Хиггинс мог, на что он имел полное право, уйти, чтобы провести вечер с друзьями или посмотреть какой-нибудь спектакль. Он выругался, представив, что ему придется ждать несколько часов, пока Хиггинс вернется домой, при условии, конечно, что тому не вздумается проторчать в каком-нибудь ночном заведении до восхода солнца, если он был полуночником, что естественно для Сохо. И подумать только, что в это время он мог быть рядом с Перл и строить планы их нежного будущего... Именно этот день Филлис выбрала, чтобы быть убитой, точнее, чтобы нашли ее труп! Перл наверняка была разочарована и недовольна. Завтра он объяснит ей, что это не по его вине, он пойдёт в магазин у Берменгтонской арки, в котором Перл — одна из самых хорошеньких продавщиц. И внезапно, обуреваемый гневом против своей профессии, против преступников и их жертв, против требовательности своего шефа, против тех, кто по вечерам не сидит дома в ожидании полицейского, Брэдфорд принялся стучать кулаком по железным ставням. Почти тотчас резко открылось одно из окон второго этажа и высунулась рыжая голова человека в пиджаке, его борода в свете фонаря казалась пылающей. Он заорал:

— Что такое? Война?!

Заметив Кларенса, он закричал ему:

— Это вы шумите? Вы что, пьяный? Я сейчас вызову полицию!

Сержант устало пожал плечами.

— Можно не трудиться... Полиция уже здесь, старина!

— Шутите? Где же она?

— В моем лице, под вашим окном!

Рыжий так громко расхохотался, что его можно было услышать на Пикадилли.

— Вы что, когда выпьете лишнего, всегда не даете спать гражданам свободной Великобритании? Оставьте меня в покое, а то я вас сейчас окачу водой! Доброй ночи!

Брэдфорд был так разъярен, что с удовольствием съездил бы по физиономии этого громогласного дурака, если бы он находился на том же расстоянии от земли. Прежде чем чудак захлопнул свое окно, он успел крикнуть:

— Я ищу Джефа Хиггинса!

— Это зачем еще?

— Я ему сам скажу!

— Ну, я и есть Джеф Хиггинс, можете говорить!

— Тогда спускайтесь и открывайте мне побыстрее! Я вам покажу свое удостоверение Ярда!

Кларенс говорил таким тоном, что у фотографа пропало желание шутить.

— Хорошо... иду.

Когда дверь ателье приоткрылась, а железная ставня слегка приподнялась, Брэдфорд, согнувшись почти до земли, проник внутрь.

Джеф Хиггинс, мужчина огромного роста, успел натянуть лишь брюки, все в разноцветных пятнах от реактивов, которыми он пользовался. Настроение у него тоже было не блестящее.

— Что вам от меня надо в такое время? Вам платят, чтобы вы охраняли наш покой, а не беспокоили нас!

Сержант вынул из кармана фотографию Доры и сунул ее под нос Хиггинса с вопросом:

— Вы ее знаете?

— Она что-нибудь сделала?

Кларенс убрал фотографию и сухо повторил:

— Знаете вы ее или нет?

Хигринс немного поколебался, потом решил сказать:

— Конечно, знаю, ее многие в Сохо знают... Неплохая девчонка. Я не хочу, чтобы у неё были трудности.

— Я ее ищу как свидетельницу. Как ее имя?

— Дора.

— Дора?

Фотограф развел руки, желая показать, что не знает ее фамилии.

— Все зовут ее Дора. Дора-Сурок, потому что у неё всегда сонный вид, как будто она никогда не высыпается.

Брэдфорд все еще знал о Доре не больше, чем в тот момент, когда он взял ее фотографию из рамки на столе Филлис Балеброк.

— Чем занимается эта Дора?

— Не знаю.

— Как вы думаете, где я могу найти ее в этот час?

— Точно не могу сказать, но если вы пробежитесь по бистро на Грик-стрит, не удивлюсь, если вы ее там найдете, это, как говорится, ее квартал... Особенно «У Тима»...

Через два часа Кларенс Брэдфорд, измученный, вошел в это бистро и, облокотившись на стойку, заказал порто с двумя взбитыми сырыми яйцами. Он зашел во все кафе и кабаре Грик-стрит, Воудоу-стрит и Ольд Комитон-стрит. С чувством отвращения он вернулся на Грик-стрит, задавая себе вопрос, уж не надул ли его этот Хиггинс. Бармен, заметив его усталый вид, поинтересовался:

— Что-то не клеится?

— Два часа ищу одну девушку, с которой у меня назначено свидание.

Бармен сокрушенно покачал головой.

— Все они одинаковые... Много их здесь бывает!

Как бывалый человек, он знал, что ничто так не утешает, как страдания других, поэтому прибавил:

— Послушайте, что я вам скажу. Вот у меня неплохая работа, я серьезный парень и не такой уж невзрачный, верно? Так вот, представьте себе, два года тому назад я познакомился с девушкой, которая работала в «Зеленой рыбе», на Воудоу-стрит. Звали ее Полли. Бедная девчонка, которая уже помаялась в жизни. Я по натуре добрый, люблю делать людям приятное. Мне захотелось вытащить ее, дать ей нормальное существование. Мы поженились. Я ухаживал за ней. По субботам приносил жалование, кроме моих карманных денег, конечно. Сделал из неё респектабельную даму! Вы мне не поверите, но через полтора года, когда она поправилась, разоделась, она сбежала, когда меня не было дома, прихватив все, что могла унести. Так вот, после этого я не удивлюсь ничему, что касается женщин! Может быть, я знаю, кого вы ждете?