У Шивы длинные руки
Шрифт:
– Знаю, – ответил Иван.
Вдруг стало ясно – кроме того, что техноличность не умеет желать и испытывать эмоции, она (он? оно?) не умеет лгать. Главное, задать правильный вопрос. Как в поисковом сервере – чем точнее задан вопрос, тем быстрее ты найдёшь на него ответ. И вопрос созрел в её голове именно в этот момент – уж не за этим ли пришла?
– А кто был инициатором снятия запрета? Родственник человека, личностный модуль которого находится в Терминале Памяти?
– Да. Мнения большинства в этом случае не играло никакой роли.
– Тебя это не наводит ни на какие мысли? Что тебе известно об этом?
– Всех, кто сможет оплатить трансинкарнацию, вернут к нормальной жизни за счёт клонированных тел.
– А клонов кто-нибудь спрашивал? Хотят
– Их разум – это всего лишь побочный продукт, которому применения пока не найдено. И твой гуманизм – это просто слова. Искусственные люди для того и созданы, чтобы продлить нашу жизнь.
Ветта не нашла слов, чтобы возразить своему бывшему жениху.
***
Эту чудовищную ошибку надо было исправить. Таким людям не место на Земле. А ведь он не один такой, их миллиарды.
Не найдя другого способа, несколько минут спустя, сев в свой автомобиль, Ветта на полной скорости ворвалась в Терминал Памяти, и, сшибая тонкие перегородки, промчалась до сердца регистрационного компьютера. Подминая под себя незащищённые приборы, автомобиль врезался в головной компьютер и загорелся. В одно мгновение весь Терминал Памяти был объят пламенем.
Миллиарды техноличностей погибли, однако никто из них не жалел об этом, они не умели жалеть или любить, а, следовательно, и жить.
Апокалипсис был остановлен в зародыше. Никто из живых не пострадает от мёртвых. Никто из мёртвых не восстанет и не уничтожит мир своим бездушием.
Горизонт-парк
Мысль развеяться и посетить Горизонт-парк подкинул старший брат. Иван не желал никуда отправляться, но чтобы не спорить, поддался настойчивым уговорам. Андрей всё оплатил, и Ивану осталось только войти в кабину телепортера в Самаре и выйти из неё в бескрайней пустыне. Телепорты вот уже более сотни лет работали по всей Солнечной Системе, и каждый человек при том условии, что у него достаточно денег, имел возможность насладиться закатом на знойном Меркурии или посетить любой из обледеневших спутников Сатурна. Или оказаться в последнем земном парке, где еще сохранилась первозданная природа.
Иван никогда не видел ни неба, ни горизонта, ни, собственно, поверхности. Всю жизнь провел в нижних ярусах, где существуют (именно существуют, потому что жизнью прозябание в этих трущобах назвать трудно) лишь такие как он – рожденные, чтобы работать. Отдохнуть раз в году, и снова в клетку, вот их удел. Бедный Андрей, ради младшего брата он истратил почти все свои накопления.
Теперь Иван стоял на ровной желтоватой плоскости и с ужасом осматривал небо и горизонт, чёткой линией обозначивший место слияния двух стихий – воздуха и земли. Очень неуютно без надежной защиты стен и потолков. Хотелось забиться в какой-нибудь угол и провести там весь отпуск.
Чувство такое, будто стоишь в центре мира и имеешь полное право называться пупом Земли. Вернее, таким маленьким пупиком, слишком уж огромным оказалось небо, словно гигантской чашей накрывшее Ивана. Казалось, что эта чаша давит на плечи, что она сейчас расплющит его, как букашку (коих Иван никогда не видел, и смысл этого выражения понял лишь сейчас, когда почувствовал себя маленькой букашечкой).
По совету Андрея оделся очень просто. Высокие ботинки и лёгкий, но прочный комбинезон из пористого пластика, дающий телу свободный доступ воздуха. Весь день Иван ходил в одиночестве, раскидывая носками ботинок жёлтый песок. Песок разлетался в разные стороны и падал по закону притяжения двух тел. Иван размышлял над своим счастьем, которого больше никогда не будет. Закон притяжения двух тел на примере людей работает неправильно, сначала сближает, а потом раскидывает по разным точкам Вселенной. Иван пытался хотя бы на мгновение вернуть те чувства, которые испытал несколько недель назад. Но они ускользали, не желая возвращаться. И понял – счастье не может быть вечным, оно всегда мгновенно. Счастлив
не тот, кто чувствовал себя счастливым, а тот, кто смог сохранить в себе эти чувства. Иван не смог удержать в себе даже клочка этого ощущения. Он рождён не для счастья, а для монотонной работы. Любовь не для таких. Сидеть за монитором в своем подземном бункере, высчитывать, сколько лайнеров упадёт с неба в ближайшие полчаса, вести статистику – сколько упало за прошлый день. В насмешку высоко в небе просвистел сверхзвуковой лайнер. Такие всё ещё использовались для перевозок крупногабаритных грузов, хотя люди давно привыкли перемещаться при помощи телепортеров. Лайнеры ненадёжны, часто падали. Иногда падающая машина успевала самоуничтожиться, но чаще сваливалась на густонаселённые районы. Верхние ярусы населены богатыми людьми, им приходилось платить за это довольно дорого – каждый день видеть солнце и быть готовым умереть в любую минуту. Говорят, что скоро лайнерам запретят летать, и тогда на Земле наступит порядок, но когда это будет, сказать никто не мог. В любом случае, до тех пор, пока это кому-то выгодно, люди будут погибать.Иван стряхнул песок с рукава, посмотрел в синее небо, увидел, что солнце склонилось к закату, и вспомнил – надо спешить в коттедж на ужин. Не привык есть по расписанию, обычно бывало столько работы, что приходилось перебиваться всухомятку. Но сейчас, когда не нужно по 16 часов торчать у монитора – почему бы не поужинать вовремя?
Возвращаясь в корпус, решил, что лучше просидеть весь отпуск в номере, выходить на поверхность больше не будет. Хватит, натерпелся страху.
В столовой собрались все. Каждый сидел за отдельным столиком и, оградившись от всего мира, ел в одиночестве. Странная мысль при этом посетила Ивана – каждый, даже находясь в толпе, чувствовал себя одиноким человеком.
Ужин был синтезирован более чем удачно, но Иван воспринял его лишь как необходимый приём пищи. Съев всё, что подали (псевдобифтешкс, отварной картофель, и куриный бульон), запив молочным коктейлем, думал уйти в свой номер. В зал вошёл смотритель Горизонт-парка, одетый по-походному, чего не увидишь ни в каком другом уголке земли. Ботинки с вакуумными застёжками, уплотнённый комбинезон с электроподогревом и небольшой рюкзак за спиной. На верхнем клапане рюкзака небрежно лежал капюшон, откинутый с седой головы старика.
– Я прошу вас не расходиться, – густым басом сказал смотритель. – Все вы здесь собрались для того, чтобы отдохнуть. Те из вас, кто согласится на ночную пешую прогулку по Сахаре, запомнят посещение Горизонт-парка на всю жизнь. Кто захочет остаться и закупориться в своём номере до утра, поверьте, вы выбросили деньги на ветер, купив себе этот отдых. Горизонт-парк, – это клочок древней Земли, единственная на планете площадь, не застроенная до самых небес.
В зале почувствовалось оживление, раздались нервные смешки.
– Обещаю, что с вами ничего не случится, если вы не будете нарушать двух условий – отрываться от группы и отключать подогрев комбинезона. В первом случае мне придётся вас искать, а во втором вам станет очень холодно, потому что здесь сильные перепады температур. В древности вас разодрали бы хищные звери, но сейчас, кроме некоторых видов насекомых, в Сахаре ничего из живности не найдёшь. Через полчаса жду тех, кто согласен на небольшое путешествие, у главного выхода. Рекомендую экипироваться подобно мне. В гардеробе ваших номеров вы найдёте костюмы под литерой «А» – осенняя ночная пешая прогулка.
Смотритель Горизонт-парка, которого прозвали Отшельником, вышел из зала. Был он очень старым, но крепким человеком. Смотрителем проработал около семидесяти лет и все, кто видел его раньше, говорят, что с приходом старости становится всё крепче и крепче. Ему часто приходится использовать мускульную силу, о применении которой большинство землян давно забыли. А еще он всегда находится на свежем воздухе.
– А ведь и правда, – сказала толстая женщина в цветастом комбинезоне с верхнего яруса. – Чего нам тут сидеть? Мы здесь чтобы отдыхать, так будем отдыхать по полной программе.