Убежище, или Повесть иных времен

еще будете столь жестоки, что пожелаете этого. Но как могу я покинуть вас

сейчас? И как могу я остаться в стране, где ради вас преступил самый

священный закон и где меня ждет заслуженное наказание?

Мне следовало бы счесть его ответ убедительным, но его буйная, хотя и

скрываемая, радость, его неукротимый пыл наполнили мое сердце ужасом и

лишили мою свободу душевного покоя.

В каюте, куда он меня проводил, я увидела женщину, приставленную ко

мне для услуг. Она настоятельно рекомендовала мне отдых, которого я так

долго была лишена. Несчастья, от которых мне удалось спастись, и те, что

еще угрожали мне, лежали на душе тяжким бременем, и, желая отвлечься от

пугающих предчувствий, я вступила со служанкой в беседу на обыденные,

житейские темы. К крайнему своему удивлению, я узнала, что она повитуха и

что у нее готово все необходимое для ожидаемого младенца. Мне следовало

бы обратиться мыслями к этой нежнейшей из обязанностей, но роковое

сомнение, зародившееся в моем сердце, заставило отступить все благородные

чувства. Увы, скоро оно перешло в уверенность. Неподвластная смерти

любовь, которая побудила меня настоять, чтобы гроб с телом лорда Лейстера

был помещен в отведенную мне каюту, поначалу, казалось, вызывала у

Мортимера ужас, обычный для слабохарактерных людей или людей с нечистой

совестью при виде такого страшного напоминания; но за несколько дней он

свыкся с ним. Страсть, которой он более не скрывал, заставляла его

беспрестанно искать моего общества. Ни мертвец, еще не преданный земле, ни

траур, облекающий не только мое тело, но и измученное сердце, ни печальные

обстоятельства моего вдовства — ничто более не служило ему преградой. Я

видела ясно, что он считает меня своей собственностью и лишь ждет, когда

здоровье вернется ко мне, чтобы заявить о своих беззаконных притязаниях.

Какие бездны страха разверзались перед моею робкой душой! Я видела себя

всецело во власти этого человека, лишенной надежды на людское участие, не

ждущей помощи ни от кого, кроме Всевышнего.

— О Всемогущий, — вздыхала я, поднимая к небесам взор, затуманенный

слезами, — Ты, чье вездесущее дыхание правит этим волнующимся

простором, даруй мне в нем спасение или могилу!

Перед моей каютой располагался узкий балкончик, куда я иногда

выходила подышать свежим воздухом. Как-то вечером мое раздумье, подобное

только что описанному, было прервано звуками женского пения. По

изысканности исполнения и мелодичности голоса я поняла, что это не могла быть моя

невежественная служанка, о присутствии же на корабле другой женщины было

неизвестно. Охваченная удивлением и любопытством, я вся обратилась в

слух. Я узнала мой любимый гимн, гимн столь проникновенный,

торжественный и возвышенный, что покоренная душа устремилась следом за ним к небу.

Голос запел о смерти, и некий тон его, низкий, траурно-скорбный, коснулся

моего трепещущего сердца, и оно замерло. Громкое восклицание — имя Роз —

вырвалось из моей груди. Послышался звук падающего тела, пение

оборвалось. Безумным вихрем я устремилась на палубу и громко потребовала у

ошеломленного Мортимера вернуть мне утраченную подругу. Захваченный

врасплох, он не решился долее обманывать меня и открыл дверь каюты,

расположенной прямо над моей. Ах, какая буря чувств охватила меня, когда я

кинулась поднимать горячо любимую, горько оплаканную подругу мою по судьбе!

Медленно она возвращалась из беспамятства, вызванного неожиданностью.

Множество общих воспоминаний окрашивало радостью наше обретение друг

друга, но не менее было воспоминаний, убивающих всякую радость. Наконец

наши объятия и слезы утихли. Как только мы остались одни, я расспросила

ее, что произошло с нею за время нашей разлуки, за время, столь страшно и

бесповоротно изменившее наши судьбы.

— Разбуженная всеобщим смятением, последовавшим за роковой

случайностью той ночи, что разлучила нас, — рассказывала прекрасная Роз,

прерывая свой рассказ рыданиями, — я требовала возможности видеть вас, мой

друг, требовала с неистовой горячностью, но тщетно. Человек, бывший, как я

скоро поняла, сыном леди Мортимер и скрывавшийся в доме, когда мы туда

приехали, вскоре вошел в мою комнату и приказал сопровождавшим его

людям доставить меня на борт корабля, на котором он приплыл с Ямайки.

Слезы и мольбы были бесполезны. Под покровом ночи меня вывели на берег

Сены и в лодке перевезли на корабль, где я оказалась в заточении без малейшей

надежды свидеться с вами. Вскоре я узнала из грубых шуток матросов, что их

хозяин — бесчестный негодяй во всем, в особенности же в отношении

женщин. Всякой надежды на побег меня лишило то, что я имела несчастье

приглянуться капитану, которого до сих пор удерживал лишь страх перед Морти-

мером. Я поняла, что корабль готовится отплыть на Ямайку, как только

примет на борт новый груз. Однако я видела, что погрузка окончена, но паруса

не поднимают. Это вселило в меня надежду на благодетельное

вмешательство Провидения. Увы! Могла ли я вообразить, что в это время и вы были

вовлечены в столь же безнадежное, бедственное положение? Судите же теперь,

о несчастный друг мой, — заключила мисс Сесил, — какая судьба ожидает нас

обеих. От бесстыдных притязаний вашего кузена меня избавляет только то,

что это низменное сердце сменило предмет своих посягательств, а меня, как

менее ценную добычу, оставило своему недостойному сотоварищу. Той

милости приличия; которую Мортимер до сей поры соблюдал в отношении вас,

после нашей злосчастной встречи придет конец. Он теперь знает, вне всяких