Убийство Морозного Короля

17. МОРОЗКО

Нука ждал у дома Сарен, не сводя глаз с входа, поэтому волк был первым, что увидел Морозко, когда закрыл дверь. Язык Нука высунулся из пасти, а оперенный хвост яростно вилял.

Хоть кто-то рад меня видеть. Морозко вздохнул.

Губы короля дрогнули в небольшой улыбке, когда он пересек расстояние до своего фамильяра и потер подбородок. Среди обломков деревни было светлое пятно. Более дюжины смертных погибло, несколько домов сгорело, но больше всего Морозко беспокоило то, что он не знал, кто мог быть одержим. Сколько подменышей проскользнуло сквозь печать и сколько из них вселилось в детей Винти?

Прежде чем разбудить Эйру, он собрал своих стражников и обследовал деревню в поисках любых видимых признаков подменышей. К сожалению, они не обнаружили ни одного. Конечно, двери болтались на петлях, окна были разбиты, загоны для скота разорваны, но ничего от этих ужасных ублюдков.

Сколько же их? Этот вопрос не давал ему покоя. Сколько их сбежало? Если верить его видениям, то около двух десятков, но разве можно полагаться только на них?

Морозко ущипнул себя за переносицу и застонал.

— Если бы они послушались, Нука, ничего бы этого не случилось, — пробурчал он. Но если бы они послушали, если бы жители деревни не забыли об этом с течением времени, он никогда бы не встретил Эйру. На самом деле Морозко жалел, что не напомнил им об этом. Не из-за погибших людей, а из-за того, что это означало для него самого. Он всегда полагал, что сможет справиться с этим и предотвратить любую проблему, которая возникнет в связи с этим. Но сейчас? Сомнения закрались в его сознание.

Его пальцы впились в шерсть Нука, пока он размышлял над этой мыслью. За короткое время Эйра пробралась в его мысли. Морозко не хотел этого признавать, но что толку? Если бы он никогда не встретил Эйру, его жизнь осталась бы такой же скучной и однообразной.

Эйра была раздражающей, но, по крайней мере, она разрушала его рутину. Теперь же, когда он задумался об этом, она полностью нарушила его жизнь. С тех пор как он отправился на отбор в Винти, он не брал в постель ни одной женщины. Его губы скривились в язвительной улыбке — если не считать того, что рядом с ними дремала порхающая птичка.

Но Морозко солгал бы себе, если бы сказал, что не хочет, чтобы ее обнаженное тело прижималось к его телу, чтобы она дышала на его шее и обнимала его. И это было самое малое. Будь оно проклято до самой глубокой щели. Он хотел еще попробовать ее губы на вкус. Пусть его пальцы скользят и исследуют, что именно заставляет ее вздыхать или стонать. Была ли она девственницей, не имело для него значения, но осознание того, что он может научить ее многим вещам, в том числе и тому, что такое удовольствие, заставляло его сердце бешено колотиться.

Он винил свои видения в том, что они смягчили его отношение к ней, но на самом деле все дело было в Эйре. Как, даже будучи напуганной, она яростно противостояла тому, что он — жизнь — бросал ей. А когда он ее подкарауливал, она не трусилась, а поднималась на дыбы. Как будто, возможно, она была равной. Она не заслуживала смерти, и обещание ее конца возбуждало его ярость.

Морозко не успел долго размышлять над этой мыслью, как его прервал голос Эйры, прозвучавший над толпой жителей деревни.

Он повернулся, когда она подошла, и ее рука обвилась вокруг руки отца, когда тот шел вперед. Недобрый взгляд Федора слишком долго задержался на Морозко, и тот, в свою очередь, поднял бровь. Он поправил ему очки, но не потому, что испытывал к нему какие-то чувства, а потому, что Эйра была расстроена. На фоне всего происходящего это казалось незначительной мелочью.

Глядя на отца, Морозко подумал, не размышляет ли смертный о том, что Эйра все еще лежит с ним в постели. Несмотря на меланхоличное настроение, Морозко усмехнулся, и глаза Эйры нашли его.

По мерзлой земле зацокали копыта, и один из охранников Морозко подвел к ним лохматую каштановую лошадь. Позади стояли простые деревянные сани, видавшие лучшие времена. Бока были изрезаны глубокими выбоинами, а подушки уже не казались подушками. Тем не менее полозья были в приличном состоянии.

— Ваше Величество, — сказал отец Эйры, склонив голову. Когда его взгляд поймал взгляд Морозко, в его глазах, казалось, горел вопрос. — Спасибо, что позаботились о моей дочери.

Губы Морозко оставались в твердой линии. Он подумывал о том, чтобы дать ответ с серебряным языком, который ничуть не успокоил бы этого человека, но в последний момент передумал.

— Это меньшее, что я могу сделать. — Вскоре после этого Сарен вышла из-за дома с еще одной лошадью на буксире. Морозко решил, что эта лошадь принадлежит Сарен.

Эйра пересекла расстояние и обняла Сарен, затем подошла к отцу и обняла его.

— Держите глаза открытыми, вы оба. — Она посмотрела между ними и улыбнулась, после чего направилась к Морозко.

Хотя Морозко был удивлен, что она хочет ехать с ним, он этого не показал. Протянув руку Эйре, он придал своим чертам бесстрастное выражение.

— Стража во дворце, скорее всего, спустилась с горы, чтобы встретить нас на полпути. Нам нужно держать приличный темп, но в конце концов, мы быстры лишь настолько, насколько медлителен наш попутчик. — Он прищелкнул языком, и Нука, поняв это, улегся.

Когда Эйра зарылась пальцами в шерсть Нука, он повернул голову и легонько ткнулся в нее носом, а потом лизнул. Она моргнула, ошеломленная таким поступком. Улыбнувшись, она забралась в седло.

Морозко вздохнул. Даже привязанность волка оказалась под угрозой. Вскоре их окружило то, что осталось от деревни. Он вглядывался в лица, пытаясь понять, не показалось ли ему что-нибудь странным. Мог ли он увидеть в ком-нибудь из детей проблеск демона? К сожалению, никто из них не царапал кожу и не шипел на него, обнажив зубы. Было бы легче, если бы они это сделали.

Возможно, им повезет с кострами, пылающими внутри ледяных сооружений. Если повезет, несколько человек выскочат наружу, боясь приблизиться к пылающему внутри аду.

Нука подтолкнул его, несомненно, почувствовав его внутреннее смятение. Но Морозко не мог долго думать об этом, ведь ему нужно было вести жителей к лагерю. Он очень не хотел этого делать, потому что боялся того, что таилось в смертных, да и в лесу тоже. Ни одна часть его души не хотела приближать это к своему дому.

И все же они были здесь.