Убийство на Аппиевой дороге

– Папа!

– Что, Эко? Нашёл?

– Нет. Не Бетесду с Дианой. Но в передней… Ты сам должен видеть.

– Видеть что?

Прежде чем он ответил, голос сверху позвал:

– Папа! Эко!

Задрав голову, я увидел на крыше Диану. Горло моё сжалось, и я едва не всхлипнул от облегчения.

– Диана… Диана! Как же ты сюда забралась?

– Да по садовой лестнице, как же ещё. А потом мы втянули её наверх. И всё время сидели тихо и не показывались.

– Мама с тобой?

– Да. И она совсем не испугалась высоты. И рабыни тоже. Это я догадалась.

– Молодец. – На глаза навернулись слёзы, и лицо Дианы расплылось.

– Я даже успела взять свои драгоценности. – Диана с гордостью продемонстрировала свою серебряную шкатулку.

– Очень хорошо. Позови теперь маму. – Мне не терпелось убедиться, что с Бетесдой всё в порядке. – И Белбо позови.

– Папа, - тихо шепнул Эко мне на ухо. – Там, в передней.

– Что?

– Идём. – И взял меня за руку.

То большое и твёрдое, обо что я споткнулся, когда вбежал в дом, было человеческим телом. Рабы Эко перетащили его туда, где светлее, и перевернули его на спину.

На лице, всегда таком добродушном и дружелюбном, застыли напряжение и злость. Правая рука сжимала окровавленный кинжал. Туника спереди вся спереди была забрызгана кровью.

Он умер прямо у порога, загораживая дверной проём, не пуская нападавших. Кровь на его кинжале красноречиво свидетельствовала, что хотя бы одного он ранил. На нём самом ран было больше.

Слёзы, которые я так долго сдерживал, которые едва показались, когда я увидел Диану живой и невредимой, хлынули теперь потоком. Простой, добрый человек, который двадцать пять лет был моим товарищем, делил со мной опасности, защищал моих близких и не однажды спасал мою жизнь; которого словно освещало изнутри ровное, спокойное, неугасимое пламя, безжизненно лежал у моих ног.

Белбо был мёртв.

Конец первой части

Часть 2. Дорога

Глава 10

Так начался кошмар, который длился много дней. Убийства, грабежи и поджоги не прекращались ни днём, ни ночью.

Город горел. Долина между семью холмами была вся затянута дымом от множества поджогов и случайных пожаров. Отряды рабов и нанятых вольноотпущенников, грязных от сажи и копоти, метались от одного пожара к другому, пытаясь отстоять дома от огня. По ночам слышались крики, вопли о помощи и лязг оружия. По городу носились самые ужасные слухи: об убийствах, о надругательствах над женщинами; о мужчинах, подвешенных за ноги, забитых насмерть и оставленных висеть для устрашения; о детях, оставленных в горящих домах и сгоревших заживо…

На другой день после побоища на Форуме мы с Эко предприняли вынужденную вылазку – надо было похоронить Белбо. Путь наш лежал за городские стены, в некрополь. Двое моих домашних рабов тащили тележку с телом, мы следовали за ними, а по бокам шли телохранители Эко. Несколько раз нам встречались шайки грабителей, но они не обращали на нас никакого внимания - должно быть, слишком торопились грабить живых, чтобы отвлекаться на мёртвеца. Так что до рощи Либитины мы добрались благополучно.

Служители богини мёртвых работали в эти дни без устали. Белбо наскоро возложили на погребальный костёр вместе с ещё несколькими телами убитых, а потом сгребли то, что осталось, в общую яму. Таков был итог жизни добродушного здоровяка.

После долгих споров было решено, что Менения с детьми переберутся к нам. Оборонять один дом легче, чем два; а я был убеждён, что оборонять мой дом легче, чем дом Эко. Новый замок и засов мы поставили в тот же день и дверь укрепили. Правда, беспорядки на Палантине не прекращались, но и на Эсквелине дело обстояло немногим лучше; к тому же, оттуда было рукой подать до Субуры, где царил уже совершеннейший произвол. Вдобавок, мой дом уже подвергся разграблению, и у грабителей не было никаких причин заявляться туда снова. Вот почему Эко в конце концов согласился со мной и, оставив домашнюю прислугу охранять свой дом на Эсквилине, сам с женой, детьми и охранниками перебрался ко мне.

Как обычно бывает, ощущение опасности объединило всех. Обстановка не оставляла места для домашних раздоров. Бетесда, Диана и Менения работали с утра до вечера, приводя в порядок дом, выясняя, что нужно починить; составляя список вещей, которые надо будет купить взамен украденных или приведенных в негодность; а главное, заботясь, чтобы все в доме были сыты. Закупка продуктов была самым важным делом и самым трудным, так как большинство рынков в городе закрылись, а на тех двух-трёх, что продолжали работать, торговля шла лишь несколько часов в день, причём невозможно было узнать заранее, когда именно появятся торговцы с товаром. Словом, у всех в доме дел хватало. Даже семилетние Тит и Титания, дети Эко, изо всех сил помогали старшим и вообще вели себя не по годам разумно.

Теперь, когда в доме были телохранители, на душе у меня стало спокойнее; да и присутствие Эко придавало уверенности. Все же тягостное чувство не покидало меня. Разграбленный дом служил постоянным напоминанием о нашей уязвимости. Выходя в сад, я всякий раз натыкался взглядом на валяющуюся на земле расколотую статую Минервы; выходя в переднюю, всякий раз вспоминал, как, вбежав с улицы, споткнулся о мёртвого Белбо.

Со смертью Белбо в окружающем мире образовалась пустота. Несколько раз я привычно звал его прежде, чем успевал вспомнить, что его больше нет. Он был рядом изо дня в день столько лет, что я привык к нему, как к воздуху. О воздухе ведь не задумываешься - лишь ощутив его нехватку, понимаешь, насколько он нужен.

Дни проходили за днями, сменялись интеррексы, а выборов всё не было, и не было никакой надежды, что они состоятся. Да и какие могли быть выборы в таком хаосе? Всё сильнее звучали голоса, что Риму снова нужен диктатор. Иной раз при этом называли Цезаря; чаще же в диктаторы прочили Помпея, словно само звучание имени Великого обладало силой восстановить закон и порядок.

Сильнее всего томила неопределённость. Тщетно я ждал появления Тирона. Теперь я был бы рад, если бы Цицерон прислал за мной; рад был бы узнать, что он замышляет со своей кликой, что намерен предпринять среди охвативших город беспорядков. Но не было больше никаких приглашений и никаких тайных встреч с Милоном и Целием.

Когда же в моём доме всё-таки появился посланец, он был не от Цицерона.

Однажды холодным и ясным февральским утром я сидел один в своём кабинете. Эко отправился к себе домой, узнать, как обстоят дела. Женщины были заняты по хозяйству. Несмотря на холод, я распахнул ставни, чтобы проветрить комнату и впустить дневной свет. Гарь рассеялась, ощущался лишь слабый запах дыма. Должно быть, большинство пожаров либо догорели, либо были потушены.

Размышления мои прервало появление Давуса, доложившего о прибытии носилок, которые сопровождал отряд телохранителей.

– Носилки ждут перед дверью, - сообщил Давус. – А один раб хочет тебя видеть. Говорит, он с поручением.

– Носилки, говоришь?

– Да. И очень богатые.

– А занавески у них, часом, не в бело-красную полоску?

– Верно. – Давус удивлённо приподнял брови, до боли напомнив мне Белбо. Внешне Давус совершенно не походил на него – темноволосый, более смуглый, и куда красивее, чем Белбо был даже в молодости – но такой же высокий и широкоплечий и такой же добродушный и жизнерадостный. – По-моему, я эти носилки недавно видел.