Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

— Как Бенгт? — поинтересовался Майер, вручая ей стакан с кофе.

— Что?

— Как…

— Да.

— А вы?

— Нужно проверить все дела об исчезновении молодых женщин за последние десять лет.

— Зачем?

— В городе. По всей стране. Задача: найти связь с Кальве-бод-Фэллед. Или с любым другим местом в Вестамагере.

Майер снял очки и посмотрел на нее:

— Как Бенгт? Как вы?

— Я уже сказала.

— Нет.

— Он в порядке. Теперь мы можем заняться работой?

В главном корпусе Управления полиции было специальное помещение для встреч с адвокатами, неподалеку от помещений суда. Женщину звали Лиз Гамборг.

Бирк-Ларсен смотрел на ее строгий деловой костюм, на жемчужное ожерелье, на безупречную прическу и гадал, как он будет расплачиваться за ее услуги.

Сам он был в синем тюремном костюме, небритый, грязный, голодный.

— Садитесь, — сказала она.

Рядом стоял охранник с оружием на бедре. В зарешеченное окно лился яркий свет.

— Я адвокат, назначенный вам судом. Сегодня слушается много дел. Наша очередь настанет не раньше чем через несколько часов.

Он едва слушал ее. Два десятилетия тому назад, женившись на Пернилле, Бирк-Ларсен поклялся себе, что больше никогда не окажется в тюрьме. Правда, Пернилле ничего не знала об этом обещании. Оно стало частью их безмолвного соглашения: он станет другим человеком, никаких столкновений с законом, никаких исчезновений, которые он потом не мог бы ей объяснить. Тогда он был молод. Был зол и решительно настроен оставить свой след на земле — своей силой, своими кулаками, если потребуется.

Потом появилась семья, и ему пришлось забыть о том, кем он когда-то был. Он похоронил молодого Тайса, Тайса-головореза, Тайса-бандита, думая, что тот ему больше не пригодится.

— Зато, — продолжала Гамборг, — у нас будет время как следует подготовиться, обо всем поговорить.

— О чем тут говорить?

— Вам будут предъявлены обвинения в покушении на убийство, незаконном лишении свободы и нанесении тяжких телесных повреждений.

Бирк-Ларсен закрыл глаза.

Ему надо было кое-что сказать. Спросить одну важную вещь.

— Как учитель?

Она не переставала разглядывать его, словно он был невиданным животным в клетке зоопарка.

— Он поправится. И он говорит, что не будет выдвигать против вас обвинения.

Бирк-Ларсен поднял на нее недоверчивый взгляд.

— Но это не освобождает вас от ответственности.

— Полицейские сказали нам, что это он. В газетах писали, что это он. И никто ничего не делал.

Она сделала глубокий вдох:

— Судья может увидеть в деле ряд смягчающих обстоятельств.

— Я признаю свою вину. Только скажите мне, что нужно говорить на суде. — Следующие слова дались ему с трудом — он боялся ответа, который последует. — Я просто хочу вернуться домой.

Она ничего не сказала.

— Я нужен семье.

— Понимаю. Учитывая обстоятельства, мы можем надеяться на снисхождение суда. — Она сложила перед собой изящные руки, склонилась к нему через узкий стол. — Я попытаюсь убедить судью, что нет необходимости держать вас под стражей. Вы признали свою вину. Вы добровольно отдались в руки правосудия. Вы не намерены скрываться. У вас семья, бизнес…

— Я хочу увидеться с женой.

Адвокат покачала головой:

— Мы должны дождаться окончания слушания.

Он опустил голову, ставшую невыносимо тяжелой.

— Мне очень жаль, — добавила она. — И насчет вашего друга. Вагн, кажется?

— Вагн не имеет к этому отношения. Он пытался остановить меня. Не вмешивайте его.

— Он привлечен к ответственности как соучастник.

— Это неправильно!

— Обвинение не тяжелое. Он не задержан. Я не думаю… — Она остановилась.

— Что?

— Не думаю, что ему грозит тюремное заключение. Боюсь, что не могу сказать того же о вас.

Молчание.

— У вас есть вопросы? — спросила она.

Когда он не ответил, она посмотрела на охранника.

Часть процесса. Часть системы, которая однажды уже чуть не поглотила его. Тайс Бирк-Ларсен вновь очутился в лапах монстра, которого ненавидел и который ненавидел его. И винить в этом было некого, кроме самого себя.

Пернилле было не оторваться от телефона, — как всегда это бывает, клиенты звонили в самое неподходящее время. Каждую минуту проявлялся кто-нибудь новый со срочным заказом. Приехала на помощь Лотта.

— Сейчас я не могу этого сделать, — говорила Пернилле в очередной раз. — Я вам перезвоню. Обязательно. Обещаю.

Лотта дождалась, когда Пернилле положит трубку, и спросила:

— В чем его обвиняют?

Снова звонок.

— Перевозки Бирк-Ларсена. Одну минуту, пожалуйста. — Закрыла рукой трубку. — Пока не знаю. Ты не присмотришь за мальчиками?

— Конечно. А что он сделал?

Пернилле еще раз извинилась в телефонную трубку. Лотта не уходила, сердилась, что не получала ответа.

— Тайс что-то сделал учителю?

— Это я виновата. Я его толкнула на это.

Она провела рукой по спутанным волосам. Выглядела она ужасно, и ей было все равно.

Она смотрела на список заказов, не зная, за что хвататься. Один из работников вошел с вопросами, она отправилась в гараж разбираться на месте. Зазвонил телефон, трубку пришлось снять Лотте.

— Но сначала займитесь заказом в Эстербро. — Вернулась Пернилле, заканчивая разговор с водителем. — Все делайте так, как всегда делали с Тайсом. Если что, спросите у Вагна.

Он многозначительно посмотрел на нее.

— Что? Где Вагн? — спросила она.

— Не знаю…

— Ну, тогда… — Она бессильно махнула рукой. — Тогда делайте как знаете.

— Пернилле?

Лотта все еще была в конторе, дожидаясь, когда сестра освободится и останется одна.

— Что?

— Тебе звонили из банка. Сказали, что хотят поговорить.

Букард надел свою лучшую, свежевыглаженную рубашку, лучший костюм. Такой была его форма для выслушивания лекций от комиссара полиции. Он только что вышел из кабинета начальника и пребывал в ужасном настроении. Нагнувшись над столом, он перелистывал утреннюю газету в сером свете утра за окном кабинета Лунд. Скорбно опущенные уголки рта, сведенные брови — он был красноречив, не говоря ни слова.