Учебник выживания для неприспособленных

— Да ничего особенного. Ваш муж уехал с этой шлюшкой и старым хрычом.

У Марианны слегка закружилась голова. Эту тварь из «Синержи и Проэкшен» она возненавидела с первой секунды, когда та переступила порог ее квартиры. Возненавидела ее повадку, ее запах и вообще ее «тип». Но больше всего она возненавидела то, что прочла в глазах Жан-Жана: у Жан-Жана встал на эту девку, встал торчком, как только он ее увидел. Черт! Он ее муж, а у ее мужа не должен стоять ни на кого, кроме нее! А теперь он куда-то уехал с ней, они будут вместе, он, конечно, «распустит хвост», будет «строить куры». Он наверняка будет обхаживать эту девку, и она, возможно, не устоит. Черт, черт, черт! Вот урод. Он бросил ее, когда она в нем нуждалась, сбежал, как «мокрая курица»!

Гнев охватил Марианну, заполыхал, как большой костер, разведенный скаутами для ритуального жертвоприношения. Она никак не пыталась ему воспрепятствовать, наоборот, подбрасывала в огонь самые горючие мысли: Жан-Жан трус, Жан-Жан никогда ее не любил, Жан-Жан ни к чему не стремится, у Жан-Жана жалкая работенка без будущего, тогда как она, Марианна, делает карьеру и будет региональным менеджером меньше чем через два года. А теперь Жан-Жан ей изменил, нет, она не сумасшедшая, она знает жизнь, знает, как это бывает, Жан-Жан изменил ей с польской шлюшкой. Так продолжаться не могло. Он ее муж, и ей решать, что ему делать и чего не делать. Ей решать, быть ему счастливым или несчастным, с ней или без нее, живым или мертвым. Жан-Жан ей принадлежит. Тысяча чертей. Надо что-то делать. Арнольд Шварценеггер говорил в «Pumping Iron», что «самое главное в жизни — не выпускать из рук штурвал. И если разобьешь самолет, тоже хорошо, коль скоро ты так решил».

У Марианны возникло отчетливое и очень приятное чувство, что наступил такой момент жизни, когда она держит штурвал двумя руками и сама решила резко изменить курс. Что она готова рискнуть, как рискнул Фредерик У. Смит из «Федерал Экспресс», садясь за стол в казино.

— Эта девка из служб «Синержи и Проэкшен», — сказала она Белому.

— Понятно, — ответил он.

— Я сказала вам неправду. Я знаю, как ее зовут.

Белый устремил на нее странный взгляд. Невероятно ласковый взгляд хищника. Дрожь пробежала по ее телу. Она поняла, что приняла верное решение:

— Ее зовут Бланш Кастильская Дюбуа.

Черный повернулся к ней, у него были пустые и жуткие глаза ночного кошмара.

— Мы поедем к ней. Мы убьем ее и убьем твоего мужа. Но тебя мы не убьем. Ты правильная девочка.

— Прими это за комплимент, — заметил Белый.

Марианна села на диван рядом с Бурым.

— Я бы, пожалуй, выпила кофе, — сказала она.

34

Отец Жан-Жана уснул сидя, уткнувшись подбородком в грудь и распустив губы, с легким похрапыванием, похожим на шум ремонтных работ в соседней квартире.

Вечерело, и серое небо, кажется, готовилось пролить что-то мокрое.

Они оставили отца Жан-Жана спать и вдвоем отправились на встречу с Беранжерой Мулар, бывшей соседкой Мартины Лавердюр, женщиной, вырастившей четырех волчат.

Бланш вряд ли пришлось очень стараться, чтобы добыть эту информацию, достаточно было задать пару вопросов бывшим коллегам кассирши из Кабо-Верде. У нее не было секретов, поболтать она любила, и Бланш без труда разузнала, что она не имела возможности заниматься своими детьми, как ей того хотелось, и жалела, что была вынуждена доверить их соседке.

Выяснить имя и адрес было чистой формальностью.

Бланш молча доехала до подъезда дома, где жила Мартина Лавердюр, бездушной бетонной глыбы, которую безымянный архитектор счел нужным украсить геометрическими узорами из оранжевого кирпича.

Жан-Жан по дороге толком не знал, что сказать. Ему хотелось расспросить Бланш: откуда она, как оказалась на этой работе, есть ли у нее кто-нибудь и все такое, но он не решился и вздохнул почти с облегчением, когда она припарковала машину.

Беранжеры Мулар не было дома. Мальчишка в грязной толстовке, украшенной логотипом игры «Call of Duty» сказал им, что она, наверно, в «парке» с «мелюзгой».

Парк оказался игровой площадкой с песочницей посередине, в последний раз ее чистили, вероятно, в прошлом веке. Пара скрипучих качелей, карусель с головой собаки из мультика, у которой не хватало ушей, зеленая пластмассовая горка с отбитым краем наверху, острым, как лезвие «Опинель». Вокруг бегали запущенные детишки, им, похоже, было так же весело, как если бы они заблудились в больничном холле.

Беранжера Мулар сидела на скамейке, исписанной изрядным количеством нецензурщины, уставившись в крошечный экран старенького айпада.

Когда Бланш и Жан-Жан подошли ближе, она подняла на них рыбьи глаза.

— Добрый день, — поздоровалась Бланш, доставая банкноту в двадцать евро, — мы хотели бы с вами поговорить.

В рыбьих глазах на миг мелькнула опаска, но женщина убрала айпад в пластиковый пакет из торгового центра, протянула руку и схватила белесыми пальцами банкноту.

— Только недолго, я хочу досмотреть серию, пока не пора разводить мелюзгу по домам, — сказала она, кивнув на детей. — Последний сезон «Экспертов». Я люблю этот сериал. Хоть полицейские есть.

— Мы не задержим вас надолго, — успокоила ее Бланш, улыбаясь мягко и ласково. — Мы хотели узнать, помните ли вы детей Мартины Лавердюр.

Выражение глубокого отвращения на миг исказило лицо Беранжеры Мулар.

— Еще бы мне их не помнить. Четыре злющих ублюдочных волчонка. Я ничего не могла с ними поделать. Уроды. Я сидела с ними два года, потому что их мать работала в гипермаркете.

— Я хотела бы знать, какими они были… По жизни… Между собой… С другими…

— С другими… Не знаю… Когда я с ними сидела, они никуда не ходили… С их-то мордами, все над ними смеялись… Так что я держала их дома и усмиряла как могла. Между собой… Ну, верховодил белый. Так было сызмальства.

— А остальные?

— Серый был самый испорченный. Я вообще-то их всех не любила, но его особенно. Злобный, подлый, завистливый… Я уверена, что он всегда ненавидел белого. Бурый малыш — ни рыба ни мясо, куда все, туда и он. Ну, и черный. Мне кажется, черный был ку-ку, — закончила она, постучав себя по лбу.

Бланш поблагодарила ее, и они покинули игровую площадку с грязными детишками.

— Это подбросило вам какую-нибудь идею, — спросил Жан-Жан, — я хочу сказать, с системной точки зрения?

— Не пойти ли нам куда-нибудь поесть? Я умираю с голоду, — предложила Бланш вместо ответа. — Поговорим по дороге.

В машине Жан-Жан долго молчал, задействовав всю свою энергию на поиски темы для разговора. Он пытался придумать что-нибудь кроме этой истории, что-нибудь такое, что приблизило бы его к Бланш, он хотел вызвать ее на откровенность, чтобы, может быть, суметь стать в глазах молодой женщины не только «работой».

— А вообще, как вы попали в службу «Синержи и Проэкшен»?