Ученик колдуньи

— Поймать, — сказал Бородавчатый.

— Доставить в замок, — добавил Квадратный.

— Видишь ли, госпожа в курсе происходящего у нее под носом, — продолжил Жирный. Его слова казались наполненными скрытым смыслом. — Мы отведем девчонку в замок, пока она еще в состоянии изъясняться на человечьем языке.

Гвендолин оцепенела. Чутье подсказывало, что эта троица одним конвоированием не ограничится: уж больно жадно и лихорадочно блестели их глаза.

— Как бы не так! — возразила Нанну. На миг Гвендолин показалось, будто она снова пустит в ход деревянную кадку. — Это моя родственница, я за нее и отвечаю. Поищите другое развлечение.

Она схватила Гвендолин за локоть и решительно потащила за собой, растолкав растерянных ныряльщиков. Те поначалу отстали, но не надолго.

— Госпоже это не понравится, — загудел в спину Жирный сквозь одышку.

— Она тебя накажет, — внес свою лепту Бородавчатый.

— Заколдует! — припечатал Квадратный.

— Ну так вам того и надо, правда? — Нанну все ускоряла и ускоряла шаг и уже почти бежала. Несмотря на отвратительный вид и внушительные габариты троица не решалась причинить ей вред или отнять «добычу». Гвендолин с трудом поспевала за своей спасительницей и — честно! — не желала знать, насколько серьезно их сдерживающее начало. Похоже, Нанну и сама ему не слишком доверяла.

— Оставь нам девчонку! — требовал Жирный, задыхаясь. Его тяжелые шаги уже отдавались прямо за спиной. Гвендолин обернулась и взвизгнула, когда он протянул руку и едва не сцапал ее за волосы.

К счастью, впереди уже забрезжил фасад замка, сложенный из грубо отесанных камней. На них тут и там взбирался целый десяток лестниц. Одни — с хлипкими перилами и висячими фонарями — упирались в двери. Другие — по-особому узкие и как пить дать ужасно скользкие — выступали прямо из кладки, взбирались по стенам и терялись в невообразимой высоте. У Гвендолин закружилась голова от одной мысли о том, чтобы очутиться вдруг там, наверху.

Главное крыльцо насчитывало всего десяток ступеней и уводило в черные замковые недра.

— Отдай! — со злостью рявкнул Жирный и наконец дотянулся до Гвендолин. Его толстая лапа сграбастала длинную прядь волос, проворно намотала ее на себя и что было мочи дернула. Голова мотнулась назад, и Гвендолин, потеряв равновесие, опрокинулась навзничь. Жирный с готовностью подхватил ее в жаркие потно-сырые объятия.

— То-то же!

— Пусти! — она забарахталась в попытке выпутаться из чужих рук. К горлу подкатила тошнота. Но попробуйте освободиться, когда ваши волосы намотаны на чей-то кулак!

— Мы сами отведем тебя к госпоже, — горячее дыхание ударило в ухо.

Нанну гневно закричала, и на какое-то время площадь наполнилась отборной руганью. Гвендолин заметила, как из окон и дверей замка высовываются любопытные физиономии, и в этот момент земля зашаталась под ногами. Все вокруг перекосилось, расплылось и разъехалось, словно стеклышки в калейдоскопе: только что был замок, и вдруг его стены распались на отдельные булыжники самых замысловатых форм и расползлись в разные стороны, а между ними расцвели ядовито-красочные кляксы то ли цветов, то ли звезд небесных. Внутренности всколыхнулись — того и гляди вывернутся наизнанку. Эх и жуткое было ощущение!

— …не видишь, ей плохо! — сквозь шум в ушах прорвался испуганный голос Нанну. — Изверг!

— Что здесь творится? — пророкотал чей-то бас.

— Коган! Хвала всевышнему, ты вовремя! Девочка вот-вот обернется крысой!

— У меня приказ! — с бараньим упрямством уперся Жирный, а пара его собратьев-ныряльщиков поддакивала где-то в сторонке.

— Откуда она? — осведомился обладатель баса.

У Гвендолин прояснилось перед глазами. На нее взирал коренастый мужик с необъятным животом, туго упакованный в длиннополую рубаху или халат поверх штанов — так сходу и не разберешься. На разных уровнях его опоясывало сразу несколько ремней, и это придавало ему удивительное сходство с пивным бочонком. Глубокий бас, которым он требовал объяснений, никак не сочетался со столь карикатурной внешностью.

— …моя племянница, — в который уже раз терпеливо повторила Нанну, — из Города-на-Болотах.

Что если он не поверит?

Гвендолин затаила дыхание.

— Я слышал, кое-кто из кочевников раздобыл колдовские амулеты, — задумчиво произнес Коган.

— У Мариам был такой, я помню! — заявила Нанну.

— Вранье, — набычился Жирный. — Не существует никаких амулетов.

— Ты-то откуда знаешь? — огрызнулась Нанну.

— Девчонка из людского мира, госпожа таких сразу чует.

— Да неужто?

— Мрак и шша сожрали бы ее с потрохами, — рассудил Коган.

— Вот именно! — воскликнул Жирный, крепче стискивая волосы в кулаке. — Госпожа разберется, как ей удалось не «окрыситься».

— Ха! — сказала Нанну.

— Пусти, больно, — захныкала Гвендолин, пытаясь выдернуть пятерню Жирного из своих волос. Новый приступ головокружения подкосил ее, и она не устояла на ногах. Уже заваливаясь набок, услышала возмущенные крики Нанну:

— …скорее!.. несите ее в замок!..

Потом откуда-то донеслись совсем уж странные претензии:

— …днем проходила мимо воздуховодов грота — там такой рев стоял, аж земля тряслась! Это, между прочим, твоя обязанность: следить, чтобы Левиафан спал и не вгонял никого в могилу своими воплями…

Гвендолин почувствовала, как кто-то взваливает ее на плечо, больно и неудобно, но уже секунду спустя стало не до боли и неудобств. Голова разбухла, а с нею и все тело; померкли краски, в буханье сердца растворились звуки.

Кто и куда тащил ее? От полуобморочной слабости совсем не думалось и беспощадно тянуло в сон. В памяти сохранилась лишь нескончаемая лестница, нарезавшая размашистые круги в мутном зеленоватом полумраке, напоминавшем морское дно. Ступени все множились и множились — сотни и тысячи ступеней! Казалось, будто поднимаешься к заоблачным высотам и вот-вот уткнешься в крышу мироздания.

Подъем прекратился, как прекращается под утро болезненный бред, если сбить температуру. В мгновение Гвендолин очнулась. Она лежала ничком на мозаичном полу, собранном из цветных шершавых плиток. Эти плитки холодили левый висок и ухо, их прохлада вплеталась в волосы и пропитывала складки куртки. Пахло чем-то щемяще знакомым. Солью. Ракушками. Морем…

— Оставьте нас, — прозвучал глубокий, низкий женский голос. В нем чувствовалась власть, противиться которой казалось невозможным.

Когда шелест и шаги за спиной стихли — наверное, с глаз долой убрались все, кому велели, — Гвендолин собралась с силами и оторвала голову от пола. Обернулась. И в изумлении уставилась на высокую женщину в тончайших шифоновых одеждах, послушных малейшему колыханию воздуха.

Женщина была прекрасна, как… как Снежная Королева! Гвендолин переборола искушение поискать глазами Кая с его ледяным паззлом; не к месту и не ко времени мелькнул в памяти мальчишка-волшебник. Колдовская сила просвечивала сквозь кожу красавицы, делая лицо сияющим, точно полупрозрачный мрамор. Но не сходство с жестокой героиней сказки, не сила и не королевская стать поразили Гвендолин. Ее ошеломила прическа, венчавшая голову колдуньи: эффектная башня высотой в метр, скрученная из тугих темных кос в гигантскую морскую раковину, утыканную сверкающими драгоценными камнями и перетянутую золотыми нитями. В целом, драгоценностями колдунья была увешана с ног до головы: даже на пальцах босых ног красовались перстни!