Ученик колдуньи

— Ты монстр, — выдавила Гвендолин, чувствуя, как от жалости к несчастному животному на глаза наворачиваются слезы.

Тут со всех сторон раздался шелест, скрежет, возня и писк. Еще одна огромная крыса выскочила из подвала и стала крадучись приближаться.

— Оп-па! — возликовал Дэнни. — Эта тоже хочет получить камнем в лоб.

Он в охотничьем азарте нагнулся за рогаткой, нашарил в кармане новый камень, прицелился.

— Хватит! — закричала Гвендолин. — Прекрати!

— Получай! — взревел Дэнни, отпуская резинку.

Камень снова угодил крысе в лоб. Та плюхнулась в траву.

И вдруг на дорогу отовсюду полезла целая туча крыс. Зверьки выпрыгивали из слуховых окошек и кустов, из-под крылец и дровяников, ловко спускались по рассохшейся деревянной облицовке домов, выныривали из соломы на крышах и карабкались по частоколу. За минуту ими наводнилась вся улица.

— Ой! — оторопел Дэнни. — Откуда их столько?

— Уходим! — Гвендолин попятилась и потащила брата за локоть. — Бежим!

Они одновременно развернулись…

И тут произошло такое, от чего душа у Гвендолин ухнула в пятки.

Последний огненно-красный луч солнца сверкнул на горизонте и угас. Серая мгла расстелилась по земле, мигом напоив воздух холодной ночной сыростью. Тени от домов с закатом солнца должны были исчезнуть, но не тут-то было! Словно ожив, они растеклись по земле жирными чернильными кляксами. И лишь только Дэнни окунулся в одно из этих черных пятен, как его подбросило вверх, завертело волчком — и ужало в размере раз в сто. Крошечным серым комком он грохнулся на землю. Мелькнул длинный лысый хвост, рогатка шлепнулась рядом, едва не огрев его по хребту, и в тоненьком, жалобном писке послышался надрывный крик.

Гвендолин остолбенела, балансируя на самой грани ожившей тьмы и вечернего сумрака.

— Дэнни! — выдохнула она, но с губ не слетело ни звука.

Тьма свирепо и холодно дышала ей в лицо.

Сзади раздались хищные рокочущие звуки, и Гвендолин обернулась. От ужаса ее парализовало, потому что одна за другой крысы вырастали, превращаясь в диковинных тварей, замотанных в серое тряпье. Когтистые лапы со скорченными пальцами плетьми висели вдоль тел и скребли землю. Черные глаза-бусины на острых мордах мокро блестели, а из ощеренных пастей торчали мелкие, похожие на иголки зубы.

— Мамочка, — заскулила Гвендолин, зажимая рот ладонью.

Этого не могло случиться!

Этого не существует!

Это сон!

Ночной кошмар!

Нелюди окружили ее, постепенно сжимая кольцо. От их грязных лохмотьев несло звериной вонью и тухлятиной. Воздух наполнился посвистом, цоканьем, чавканьем, стрекотанием — не приспособленные для человеческой речи рты издавали множество жутких звуков. Деваться было некуда. Еще минута — и они достанут…

Гвендолин обхватила себя руками, втягивая голову в плечи. Одно из чудовищ подхватило за хвост крысенка, который всего минуту назад был ее кузеном, и сунуло себе за пазуху и тут же затерлось в толпу.

Окоченев от страха, Гвендолин зажмурилась и приготовилась к боли, к мерзкому прикосновению, к когтям и зубам. Она стояла на крошечном островке серого света — наверное, последнем в деревне. Ползущие по земле лужи колдовского мрака растеклись повсюду, сливаясь воедино. Еще чуть-чуть — и если не эти жуткие уродины, то сама тьма доберется до нее и…

— А ну пошли прочь отсюда! — раздался вдруг голос. Негромкий, чуть хрипловатый, но необычайно властный — такого невозможно ослушаться.

— Убирайтесь, я кому сказал! — добавил его обладатель.

Гвендолин отважилась приоткрыть глаза.

Прямо посреди угольно-черного моря стоял мальчишка. Злобный мрак колыхался вокруг него и наползал, но откатывался назад, будто волны прибоя. Худощавый, одетый в широкие холщевые штаны и расстегнутую рубашку необычного покроя, он казался постарше Гвендолин на год или два — уж в этом-то она разбиралась! На груди у него на цепочке поблескивал драгоценный камень или пластинка золота — Гвендолин не могла разглядеть, ослепленная светом, исходившим от его ладоней. Свет стекал по сомкнутым в странные комбинации пальцам, струился по тонким запястьям, капал на землю сгустками чистого, сверкающего волшебства и казался божественным.

Чудища пригнулись и ощерили пасти, брызгая слюной в пыльную грязь, но все же попятились, шипя и щелкая зубами. Вскоре от них осталось лишь недовольное бормотание и беспокойное шевеление в подворотнях.

— Откуда ты взялась? — юноша приблизился к Гвендолин и обошел ее кругом, беззастенчиво разглядывая. — Извне? Я думал, ворота закрыты и обнесены стеной.

— Ворота? — беспомощно пискнула Гвендолин. Ее колотило, зубы стучали, шея не ворочалась.

Изящный взмах рукой — и фонтан голубых искр окатил ее с ног до головы. Гвендолин вздрогнула и снова зажмурилась, но по телу лишь разлилось живительное тепло.

— Это ненадолго замедлит превращение, — мальчишка даже не пытался казаться дружелюбным. — Уходи.

Схватив за локоть, он бесцеремонно поволок Гвендолин по улице. Коленки у нее подгибались, она почти не чуяла под собой ног и бежала лишь потому, что ее тянули силой. Из-под туфель вздымались клубы пыли, сухая грязь хрустела и трескалась под подошвами. Мимо, словно во сне, проносились кривые силуэты домов, а глиняные сосуды на частоколе напоминали звериные черепа.

— Ты спустилась с холма?

— Да, — выдавила Гвендолин, задыхаясь. Мчаться по сплошным рытвинам и ухабам, сцепившись с кем-то руками, ужасно неудобно и утомительно!

— Вот и возвращайся тем же путем. Беги, не оборачиваясь, пока не проскочишь сквозь ворота.

— Но…

— Никаких «но». Убирайся, живее!

— Стой! — она дернулась, вырывая локоть из крепких пальцев. От волнения у нее совсем помутилось в голове. Еще утром Гвендолин не верила в сверхъестественных монстров и прочую магическую чушь, однако минуту назад на ее глазах творилось самое настоящее волшебство. Это стоило принять как должное, иначе и рехнуться недолго. Спотыкаясь о колдобины, она честно пыталась смириться с происходящим, но для начала не мешало бы кое в чем разобраться.

— Какие ещё ворота? — Гвендолин остановилась. Невдалеке уже маячил последний огород.

— Те, которые между мирами.

— Не было никаких ворот. Я просто шла через парк… — она замолчала, вспоминая кирпичную стену, озеро, странный колодец и стремительно нырнувшее за горизонт солнце. А ведь правда, полдень не превращается в глубокий вечер за десять минут.

Юноша смотрел на нее сердито и нетерпеливо, но молчал.

— Та башня, — наконец пробормотала Гвендолин. — Наверное, это и есть граница.