Ученик колдуньи

— Не паясничай!

— Совсем в меня не веришь, да? — в его голосе прозвучало разочарование, и Гвендолин захотелось разубедить его, ободрить, утешить. Вот только явилась она сюда не затем, чтобы подпитывать его самолюбие лестными — и ложными — надеждами.

— Я верю в твои способности, — твердо сказала она. — В колдовской дар и в результат тренировок. Но боюсь, этого результата может не хватить для победы над богом.

— Тогда тебя ждет сюрприз, — высокомерно заявил Айхе. — И Кагайю тоже. Ведьма уверена, будто я ни на что не годен, кроме добывания всяких мерзостей для ее колдовства. С тех самых пор, как я поступил к ней в ученики, она пичкала меня лишь бытовым волшебством. Как создавать свет или погружать во тьму, как отнимать и возвращать память, становиться невидимым, отводить глаза, запутывать, подчинять чужую волю, увеличивать или уменьшать вещи, склеивать разбитое, чинить изломанное — в общем, самые примитивные вещи.

— Это когда у тебя руки голубым сияют?

— А ты наблюдательная, — удивился Айхе. — Это синий уровень. Существует ещё зеленый, целительский. Вообще, искусство врачевания — очень большой и трудоемкий раздел магии. Царапину залечить, много сил не требуется, но сломанные кости, внутренние кровоизлияния, лихорадка или мор — тут моих умений не хватит. Кагайя обучает меня всему понемножку, чтобы я, вроде, и без дела не болтался, и в то же время ничего толком не постиг.

— А желтый уровень? — Гвендолин заинтересовалась против воли. Не о том, ох, не о том следовало беспокоиться.

— Превращения, распознавание чужих масок. Способность отличать настоящего волка от оборотня, человеческую женщину — от гарпии, — Айхе чуть иронично усмехнулся, явно припомнив Гвендолин недавнюю сцену ревности.

— И в чем же разница? — с вызовом осведомилась та.

— В запахах, — он качнулся вперед, заставив ее отпрянуть. — От оборотней разит зверем, чье бы обличье они не приняли.

Гвендолин в ужасе затаила дыхание, догадываясь, чем несет от нее самой после ползанья вокруг сливных труб. Сама-то давно притерпелась, но Айхе… Боже, какой позор!

— Но вот чего Кагайя всячески избегает, так это боевой магии, — как ни в чем не бывало, продолжил юноша. То ли не чувствовал, то ли весьма убедительно притворялся, будто не чувствует канализационного шлейфа.

— Красной? — выдавила Гвендолин.

— Точно, — Айхе от возбуждения повысил голос. — Она не в курсе моих тренировок.

— Уверен? Дориан не раз наблюдал за тобой в телескоп.

— Серьезно?

— И если Кагайя следит за тобой в замке, что ей мешает следить и в развалинах?

— Она бы стала чинить препятствия, — неуверенно возразил Айхе. Очевидно, Гвендолин открыла ему Америку. — И жестоко карать за нарушение договора, ведь моя колдовская активность строго ограничена. Кагайя устраивает мне трепку по каждому пустяку, а тут пустила на самотек? Не верю.

— Значит, Дориан не проболтался.

— Он неплохой парень, хоть и того… с присвистом.

— И Нанну.

— А эта малахольная тут при чем?

— Она тоже не выдала тебя ведьме, невзирая на личную неприязнь.

— Ну, передай ей земной поклон, — недовольно проворчал Айхе. Количество людей, посвященных в тайну, росло и начинало его беспокоить.

— Нанну сильно тебя недолюбливает…

— Тоже мне новость.

— …но она не трепло.

Айхе скептически усмехнулся. Морская раковина в расстегнутом вороте его рубашки тускло поблескивала.

— Айхе, — мучаясь от внезапной скованности, пробормотала Гвендолин, — тебе не обязательно завтра выходить на арену.

Он приподнял бровь от любопытства, ожидая продолжения.

— Разве ты не можешь… сбежать?

Судя по эмоциям, исказившим его лицо, она сморозила чудовищную глупость. Тут было и недоверие, и недоумение, и растерянность — целая палитра красок. Но испугало Гвендолин лишь одно: отвращение.

— Я похож на трусливое ничтожество? — осведомился Айхе тоном, от которого по коже пополз мороз. Она обидела его, разочаровала, лишилась расположения?

— Нет-нет! — затараторила Гвендолин, мотая головой. — Я не то имела в виду! Я лишь подумала, если тебе плохо у Кагайи, если она сама желает от тебя избавиться, то, может, было бы правильнее…

Теплая ладонь Айхе, легко коснувшаяся ее губ, пресекла поток оправданий. Гвендолин смотрела на него сквозь набежавшую пелену слез, и изо всех сил старалась не разрыдаться. Слишком многое на нее в последние дни навалилось, слишком тяжело давалось чувство, от которого душа рвалась на части. Как уберечь упрямого мальчишку от смерти, если он скорее сунет голову в петлю, чем поступится гордостью? Вдали от него, вынашивая планы на грядущую ночь, Гвендолин наслаждалась их простотой и гениальностью; почему-то верилось, будто Айхе с благодарностью ухватится за возможность избавления и от поединка с богом, и от опротивевшей колдуньи. На деле же предложение прозвучало, словно оплеуха: дерзко и обидно, — только Гвендолин и представить не могла, какой болью откликнется отвращение в его глазах.

Когда она затихла, оборвавшись на полуслове, Айхе убрал руку и неожиданно заправил прядку волос ей за ухо. Нет. Он не презирал ее. В крошечном чулане вдруг стало нечем дышать, и вся кровь в теле Гвендолин, казалось, прилила к щекам.

— Так это правда? — всхлипнула она, схватив его за запястье. — То, о чем все твердят? Ты не смеешь покинуть замок, потому что продал душу?

Еще одна несусветная чушь, но Гвендолин должна, должна была выяснить правду! Пусть лучше он рассмеется ей в лицо, чем она будет мучиться, теряясь в догадках, бродя вокруг да около и стесняясь спросить.

Однако Айхе не рассмеялся. С мрачной серьезностью в голосе он произнес:

— Может, и продал. Я не помню.

— Как это? — оторопела Гвендолин.

— Я не знаю полных условий договора, а если пытаюсь вспомнить, голова начинает раскалываться, — он поморщился и добавил, предупреждая следующий вопрос: — К Кагайе с вопросом о договоре обращаться бессмысленно, сама понимаешь.

— Получается, ты угодил в какую-то безнадежную рабскую кабалу?

— Да надежда-то есть: завершить обучение…

— Только ты никогда его не завершишь, — с твердой уверенностью заключила Гвендолин. — Ведьма не позволит. Будет манипулировать тобой, подряжать на черную работу, заставлять воровать, а потом и… убивать, наверное. Это в том случае, если завтра…

— …меня не растерзает Аргус, — закончил за нее Айхе.

— Ну а если, например, отказаться от поединка? Пойти к колдунье?

Он тяжело вздохнул, качая головой.

— Я не стану унижаться и клянчить о снисхождении. Во-первых, бесполезно, а во-вторых, я себя не на помойке нашел. К тому же, — его голос почти иссяк, — я не в силах сопротивляться ее приказам.