Ученик колдуньи

— Уходи, — в смятении повторила Гвендолин.

Аргус продолжал смотреть на нее. Она почти физически ощущала этот взгляд: пронзительный, выворачивающий душу, пропитанный нечеловеческой болью и бесприютной тоской — самой сильной и самой горькой тоской в мире. А потом повернулся и бесшумно заскользил прочь. Гвендолин проводила его глазами: бога ночных теней, безмолвия и одиночества.

К реальности ее вернул мучительный стон. Айхе согнулся, зажимая рану в боку, сквозь его пальцы медленно сочилась темно-вишневая кровь. Спустя мгновение его плечи поникли, тело расслабилось и окровавленная ладонь безвольно соскользнула на землю.

Гвендолин кинулась на колени. Склонилась над ним, дрожащими руками убирая волосы с его липкого и грязного от пота лба.

— Потерпи… потерпи… сейчас…

А что, собственно, сейчас? Чем она могла ему помочь?

Она в отчаянии оглянулась на волнующиеся трибуны, ожидая поддержки, помощи. Но зрители утратили к бесславно павшему герою поединка всякий интерес. Одни довольные, другие разочарованные, они разбредались, с беспокойством поглядывая на чернильно-багровые тучи. Впрочем, некоторые остались на местах, дожидаясь окончательной развязки. А по центральной лестнице в окружении обеих любимиц чинно спускалась Кагайя. Ее фантастическая прическа гордо реяла над вереницей гостей. На арене к ней присоединилась тройка ныряльщиков с копьями, однако близко подойти не посмела: застопорилась у ограждения.

— Госпожа Кагайя! — Гвендолин не сумела подняться: ноги не слушались. Так и встретила ведьму на коленях, покачиваясь над раненым мальчиком. — Айхе еще жив! — Жалобно заглянула в красивое, надменное лицо. Всем своим измученным сердцем она надеялась, что известие обнадежит колдунью и растопит лед в сощуренных глазах. — Сжальтесь! Помогите ему! Ведь вы можете! Можете…

Кагайя остановилась, брезгуя переступать через забрызганные кровью камни и холодно взирая на своего воспитанника. Девочку она, казалось, вовсе не замечала.

— Ведь вы не дадите ему умереть? — всхлипнула Гвендолин.

Ведьма молчала. Ни один мускул на ее холеном лице не дрогнул.

— Пожалуйста, — шепнула Гвендолин одними губами, уже предчувствуя ответ.

— Пришло время расплачиваться, драконыш, — наконец изрекла колдунья так тихо и так холодно, что кровь застыла в жилах. — Твой отец предпочел мне поганую смертную, а я никому, слышишь, никому — даже богу! — не позволю себя унижать. Мой позор дорого стоит. Крови твоей матери — да, да, это я натравила на нее волколаков! — оказалось не достаточно, чтобы смыть его. Но ты… ты — совсем другое дело. Плоть от плоти, дух от духа; выродок, о существовании которого Хозяин Ветров и не догадывается. — Ее ноздри хищно раздулись. — Ты мог бы передать привет ему лично на пути в благословенные небеса, которыми вы оба так дорожите, да боюсь, загремишь прямиком в царство мертвых. Согласно договору, ты — мой, и только мне решать, где сгноить твою душу.

— Госпожа? — сзади несмело приблизились трое с копьями. Выступить рискнул жирный. — Буря надвигается, госпожа. Извольте распорядиться: мы закончим с мальчишкой.

— Не нужно милосердия, — Кагайя вскинула руку. — Сам подохнет. И чем дольше продлятся его мучения, тем слаще будет месть.

Ныряльщики переглянулись. Жестокого монолога они явно не слышали.

— Госпожа! — с трибун скатился Коган. Красный и потный, борясь с одышкой, он ткнул пальцем за плечо. — Там господин Дориан смущает гостей криками о конце света!

— Дориан? — взгляд у ведьмы неожиданно потеплел. Она встревожено обернулась. — Он спустился с башни?

— Да, госпожа!

— Плохо, — Кагайя вскинула голову, будто лишь сейчас заметила багровое небо. — Конец света, говоришь… Найди его! Не хватало еще, чтобы гости запаниковали.

Позабыв об умирающем мальчике, она направилась прочь с арены. Коган бросился вперед выполнять поручение. Ныряльщики ещё постояли, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, а потом тоже отправились восвояси.

Точно громом пораженная, Гвендолин смотрела им вслед и никак не могла осознать случившееся.

Айхе захрипел.

— Что? — она поспешно нагнулась, подставляя ухо к его обветренным сухим губам.

— Гвен… — он попытался улыбнуться. Смотреть не это было невыносимо, и Гвендолин бессильно завыла, уткнувшись лицом ему в грудь.

Из грузных туч посыпалась изморось, о камни разбились первые тяжелые капли дождя, и почудилось, будто само небо горюет вместе с несчастной девочкой.

Последние гости покидали опустевшие трибуны. От раскаленной солнцем брусчатки поднимался пар, вода не впитывалась в потрескавшуюся землю между камнями. В быстро растущих лужах растворялась кровь: так утекала жизнь Айхе — медленно и неумолимо. А тот щурился от барабанящих по лицу дождевых капель, глотая холодную влагу и заходясь мучительным кашлем. Гвендолин склонилась над ним, закрывая от развернувшегося ливня.

— Гвендолин!

Мокрая и растрепанная, похожая на ощипанную курицу, на арену выскочила Нанну.

— Дело дрянь! — с ходу выпалила она и бухнулась на колени подле Айхе. Сдернула с волос промокшую косынку, скомкала и прижала к рваной ране в боку мальчика. Тот содрогнулся и обмяк, снова потеряв сознание от боли. — Не думала, что скажу это, но ты молодец.

— Я ничего не могу сделать! — выдавила Гвендолин сквозь рыдания. — Что мне делать, Нанну, что мне делать?!

— Возьми себя в руки.

— Ведьма убила его мать, а его самого превратила в раба… Постойте! — Гвендолин опомнилась. Запустила руку под шею Айхе, запуталась пальцами в мокрых, слипшихся волосах, сморщилась от усилий и выдернула амулет. Круглая, глянцевая ракушка, похожая на синий глаз в цветном обрамлении, очутилась в ладони. Даже на ощупь она была противной и скользкой. Шнурок, на котором она висела, оказался чересчур коротким — такой не стащишь через голову. Гвендолин поискала глазами подходящий булыжник — благо, их возле ограждения валялось множество. Взвесила камень в руке: годится! Уложила на него амулет. Подобрала второй камень и без лишних сомнений размозжила ракушку точным, сильным ударом. Кусок извести жалобно хрустнул, прах посыпался на землю. В тот же миг в лицо хлестнул стылый колдовской ветер и злобный вопль огласил округу.

— Кагайя, — Нанну испуганно втянула голову в плечи.

— Это был договор, — Гвендолин удовлетворенно отшвырнула булыжники. Погладила Айхе по щеке. — Теперь ты свободен. Только держись.

— Надо перенести его в замок, — предложила Нанну. — Дориан что-нибудь придумает. Он гений, только… мертвых не воскрешает. Надо поторопиться.

— И как же мы это сделаем? Сейчас бы носилки или хоть кусок ткани.

— Не хочу тебя еще больше расстраивать, но у нас проблема, — Нанну изменилась в лице, глядя куда-то вдаль поверх ее головы.

— Куда уж больше, — Гвендолин проследила за взглядом. И обмерла. Вот уж воистину: беда не приходит одна.

С неба, выписывая плавные круги, опускались две гигантские чернокрылые птицы с человеческими головами. Ветер нещадно трепал их промокшие перья и волосы, однако в разбушевавшейся стихии они, очевидно, чувствовали себя превосходно. Гвендолин, охнув, бросилась набивать подол туники камнями, Нанну, опомнившись, последовала ее примеру.

Изогнутые ястребиные когти вонзились в выщербленную брусчатку, сильные крылья сложились за спиной, и степенно вышагивая, вытягивая шеи и впиваясь в раненого мальчика горящими глазами, гарпии неторопливо приблизились.