Ученый из Сиракуз
Шрифт:
Архимед высвободил руку:
— Ты забываешь, Зоипп, что я не только математик, но и военный.
— Будешь служить Андронадору и его приспешникам?
— Городу, — сказал Архимед. — Я не считаю, что это одно и то же.
— Не торопись, Архимед, послушай. И ты, Гераклид. Может быть, ты поможешь мне убедить этого упрямца. Есть вещи более важные, чем привязанность к родному городу. Есть эллинский мир, разбросанный по всему свету, говорящий на разных диалектах, подчиняющийся разным государям, но связанный общностью более высокой, чем государственность, — убеждал Зоипп. — Мы поклоняемся одним богам, чтим одних художников, поэтов и мудрецов. Фалес — милетец, Платон — афинянин, Феокрит из Сиракуз, неизвестно, откуда Гомер. Разве их почитают только их города? Ты, Архимед, давно уже
— Трудно решить, — ответил Гераклид, который хорошо знал характер учителя. — Прав ли был осужденный на смерть Сократ, когда отказался бежать из тюрьмы только оттого, что желал подать другим пример уважения к законам?
— Моя жизнь уже прожита, — сказал Архимед, — но, будь я моложе, я все равно не смог бы оставить город в дни испытаний. Ты сказал, что Андронадор подает гражданам плохой пример. Какой же пример подаст защитникам крепости ее создатель, если сбежит из нее?
— Десять Сиракуз не стоят одной твоей жизни! — возразил Зоипп.
— Нет, — покачал головой Архимед, — Сиракузы одни, и в чем-то они доверились мне. Пока город будет в опасности, я останусь здесь.
— Не будем сейчас принимать решений, — сказал Зоипп. — Подумайте. До конца месяца есть еще время.
С ним согласились. Но Гераклид знал, что Архимед не передумает, и сам он тоже останется, хотя очень хотел бы уехать. Не сможет он покинуть учителя в дни испытаний!
ЛЕОНТИНЫ
Однажды, когда Гераклид сидел у себя, читая Аполлония, в комнату заглянул Ксанф и сказал, что Архимед просит его спуститься в сад. Гераклид удивился, потому что видел в окно, как Архимед, греясь на солнышке, обсуждает что-то с Филодемом, а все знали, что свои беседы они предпочитают вести наедине. Гераклид сбежал по лестнице во дворик, через крытый проход вышел в сад и остановился напротив собеседников, сидевших на плетеных стульях.
Архимед внимательно поглядел в лицо ученику:
— Вот что, мой друг, придется тебе съездить в Леонтины.
— Какое-нибудь дело?
— Да, и притом связанное с геометрией. Я мог бы, Конечно, выполнить его сам, но, согласись, мне сейчас не стоит пускаться в путешествие.
— Я готов, учитель, — ответил Гераклид, хотя ему вовсе не хотелось уезжать из дому.
— Дело вот в чем, — начал объяснять Архимед. — Там, в Леонтинах, сейчас ведут подземный ход из крепости наружу. Строят его с двух сторон, и, казалось бы, ходы давно должны были бы соединиться. Но этого нет, вероятно, они разошлись, как, знаешь, пальцы не сходятся, если сводишь их с закрытыми глазами. — Архимед сблизил указательные пальцы и показал, как они проходят один мимо другого. — Так вот, я хочу, чтобы ты съездил туда с угломерами, нашел ошибку строителей и помог им соединить ходы. Только, пожалуйста, не говори мне, что никогда не занимался такими вещами.
— Не занимался, — улыбнулся Гераклид, — но если ты расскажешь мне, как это делается, разберусь.
— Если сделаешь, — сказал Филодем, — то не знаю, как и благодарить тебя! Этот злосчастный ход долбят уже два года. А ты представляешь, как он может быть нужен в случае осады?
— А Гекатей тебе поможет, — добавил Архимед.
_____
Они выехали на рассвете верхом. Кроме Гекатея, с Гераклидом ехал Ксанф, которого он захватил с собой. Миновав ворота Гексапилы, шестивратной северной башни Сиракуз, они спустились наискосок по дороге, проложенной по известковому,
поросшему кустами обрыву, ь поехали вдоль моря на север. Свежий ветер развевал плащи всадников и гривы коней. Огромное пространство воды и зеленых, заходящих друг за друга холмов разворачивалось перед путниками. Дорога вилась по прибрежной равнине, то отступая от моря, то выходя к самой кромке заливов, которые встречали их шумом прибоя. Они проезжали мимо рыбачьих деревенек, уступали Дорогу стадам коров и тяжелым скрипучим повозкам, на которых везли в Сиракузы дрова, вино, ранние овощи. К полудню подъехали к Мегаре, небольшому приморскому городку, и Гераклид предложил передохнуть там на каком-нибудь постоялом дворе. Но Гекатей сказал, что дальше у дороги есть замечательное место для отдыха, и они, не заезжая в город, свернули по широкой долине налево в глубь острова. Скоро дорога вошла в лес. На его опушке у ручья они устроили небольшой привал, дали отдохнуть коням и двинулись дальше.Каменистая пыльная дорога забиралась на залитые солнцем покатые гребни холмов и снова спускалась в тень лесных долин.
Гераклид уже давно ощущал тревогу. Казалось, отъехав от моря, они попали в другую страну. Только один обоз попался им навстречу. Села, которые они проезжали, имели заброшенный вид, а некоторые были совсем оставлены жителями. Пообваливались заборы, зияли выломанные двери жилищ, не лаяли на проезжавших собаки. Так, двигаясь по безлюдной дороге, всадники достигли реки. Перемахнув по деревянному мосту быструю речку, дорога пошла по берегу, редко удаляясь от воды.
Неожиданно совсем недалеко от города, в месте, где лес вплотную подходил к обочине, они увидели опрокинутую повозку. Она лежала на боку поперек дороги в груде вывалившейся из нее разбитой глиняной посуды. Рядом, запрокинув голову, в неестественной позе вытянулся старик, судя по одежде, крестьянин. Всадники спешились, подошли к убитому.
— Римляне, — с ненавистью проговорил Гекатей.
Он тряхнул рыжеволосой головой, подзывая Ксанфа, и они вдвоем отнесли тело в кусты и накрыли ветками.
Тут на дорогу вышла девочка лет восьми, дрожащая, с окаменевшим от испуга лицом.
— Повозка твоя? — спросил Гекатей.
— Нет, — пролепетала девочка, — угнали мою! И отца! Всех угнали! — И она горько заплакала.
— Ну хватит реветь! — Гекатей подхватил девочку и посадил на коня. — Сейчас мы отвезем тебя домой в Леонтины, к матери.
— Нет у меня матери, — хмуро ответила девочка, — тетка есть.
— Ну вот к ней и отвезем.
Они пустили коней рысью, копыта гулко застучали по щебню и засохшей глине.
— Не сюда! — вдруг крикнула девочка. — Сворачивай вправо, так ближе.
Путники свернули на крутую лесную тропу, срезавшую изгиб дороги. Кони, с трудом одолев подъем, доставили их на открытую седловину. Внизу как на ладони лежали Леонтины, и, съезжая вниз, Гераклид успел разглядеть город.
Он раскинулся на плоском дне долины и на возвышенностях вдоль нее. Река жалась к дальнему, западному краю поймы, там берег был обрывист и вначале, где стояла внушительная крепость, очень высок. Дальше обрыв понижался и у северного края города сходил на нет. На дне долины виднелась площадь, окруженная красивыми зданиями и колоннадой, на склонах теснились глухие стены и черепичные крыши жилых домов. Невысокая крепостная стена перегораживала пойму, упираясь слева в обрыв крепости, а справа ступенями поднималась на склон. В середине ее возвышалась башня с воротами, левее которой через зарешеченный проем затекала в город река.
Путники уже подъезжали к воротам, когда им навстречу вылетел конный отряд. Во главе его скакал… Гай. Гераклид от изумления не успел даже крикнуть ему приветствия, а римлянин, не заметив его, пронесся со своими воинами мимо.
За воротами приезжих остановил караул. Гекатей опустил на землю девочку. Ее обступили воины и любопытные горожане. Кто-то узнал ее и взялся проводить домой.
— Может, и отобьют твоих сиракузские конники, — утешал девочку старый седой стражник.
Пришел комендант, усталый, с воспаленными глазами, взял у Гераклида письмо и, подозвав одного из воинов, приказал ему устроить приезжих и неукоснительно выполнять все их поручения, связанные с работой.