Удаленная любовь

Но рефлексировать по этому поводу было некогда. Псов оказалось много, шесть или семь. Все огромные, крупные, боевых пород: восточноевропейская и кавказская овчарки, мастиф, шарпей. И боксер. Да, боксер! Мне показалось, я узнал его: тот самый Корсар XVIII, которого я некогда задержал за убийство «хозяйки» и определил в спецпсихбольницу для четвероногих.

Значит, он явился отомстить нам? Сколотил банду, чтобы отплатить полицейским, некогда поймавшим его? Воистину больная собака! По нему психушка плачет!

Эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове. Предаваться размышлениям было некогда.

Настя одна сражалась с двумя злобными овчарами. Один из них потянулся к ее горлу, и тогда она открыла огонь сонными капсулами.

Двое, мастиф и шарпей, пытались растерзать Васю, но тот, могучий как бык и столь же безжалостный в моменты схватки, казалось, готов был совладать с ними голыми руками. Он взял мастифа на болевой прием, раздирая ему пасть, а ногами изо всех сил, так что хруст стоял, сжимал шею шарпею.

Мухтар на равных бился со своим сородичем-среднеазиатцем – молча, только хрипя и клацая зубами: за него я был почему-то спокоен.

Воспользовавшись суматохой, коты-бандиты, которых мы вроде бы задержали, порскнули в разные стороны.

А прямо ко мне подступал, гадко ухмыляясь, тот самый Корсар XVIII.

– Помнишь меня? – раздался его голос в моем импланте. – Вот я тебя и нашел. Не пора ли поквитаться, а?

– Попробуй.

Боксер был чрезмерно раскачан – видимо, в подпольных тренажерных залах для собак. Лапы – огромные и мощные, когти, я успел заметить, специально заточены.

Я выстрелил в него из ружья, закрепленного на голове. Он отпрыгнул, увернулся. Сонная капсула пролетела мимо.

– С оружием любой дурак сможет, – ухмыльнулся он. Я увидел, что на свои клыки он нацепил острые стальные коронки. – Голыми лапами попробуй.

– Ты меня, понтярщик, на слабо не бери! – выкрикнул я и снова выстрелил. С полугодовалого возраста, со времен средней школы я перестал вестись на подобные провокации, когда пацаны вызывали меня на «честный (якобы) бой», при этом ограничивая мои возможности и способности.

Жаль, но снова моя пуля просвистела мимо.

И тут он прыгнул. Мне удалось в это время встать на задние лапы, обнажить когти и зубы, поэтому встретил я его во всеоружии. Но конечно, клыки Корсара, да еще снабженные острыми стальными наконечниками, были страшны. Он клацнул ими, целя мне в шею, но промахнулся. Я дал ему обеими лапами по глазам. Он непроизвольно жалобно заскулил, однако его мощные лапы притиснули меня к земле. Я был почти обездвижен. Следующим укусом он наверняка перегрыз бы мне горло.

Но тут раздался свист. Хватка боксера ослабела. Его тело безжизненно отвалилось.

Я поднял глаза. Передо мной стоял мой партнер Мухтар XIV. Минутой раньше он, видимо, совладал со своим противником – тот валялся, хрипя и биясь в конвульсиях, у его лап – и выстрелил в моего неприятеля из своей «сонной» винтовки, закрепленной на башке. Корсар безжизненно упал рядом со мной.

– Молодец, спасибо, – проворчал я Мухтару. – Хорошая собака.

– С тебя косточка, – гавкнул он.

– Ничего, сочтемся, мы ведь партнеры.

Тем временем Настя с Василием повязали умными наручниками всех участников нападения: банду из шести собакенов, которой, скорее всего, управлял Корсар XVIII.

Жаль только, что коты, на которых мы изначально охотились, так и ускользнули.

Затем было следствие и суд. В межвидовом следственном комитете установили: наша осведомительница, кошка-наркоманка Досси, одновременно работала и на банду Корсара XVIII, его тоже снабжала информацией. От нее он узнал: она слила нам инфу о том, что коты собираются ночью в Солнечном парке охотиться на соловьев. И в голове боксера созрел план, как поквитаться с нами.

Он так и не забыл свой первый арест и до сих пор копил к нам четверым дикую злобу.

В итоге получился такой расклад: ничего не подозревающая банда котов в ту ночь охотилась на соловьев, мы с Мухтаром XIV и двумя людьми сидели в засаде, поджидая эту шайку, а собаки во главе с Корсаром XVIII выслеживали нас.

К счастью, сказалась наша спецназовская подготовка, и нам удалось справиться с шестерыми могучими псами. Все они в итоге пошли под суд. Корсару на сей раз не удалось отвертеться, закосив под ненормального, несмотря на всех адвокатов, ведь психи банды не сколачивают и преступления не планируют. Получил он по верхнему пределу срока, которые предусмотрены для собак за бандитизм и вооруженное нападение: семь лет строгого режима с отбыванием наказания на лунных рудниках. Вот и пусть повозит там в качестве ездовой собаки тележку с лунным реголитом.

Котов, которые в ту ночь хотели задрать соловьев, мы так и не арестовали. Камеры в парке позволили установить их личности. Ими оказались богатые мажоры из самых модных кошачьих кварталов Метрополиса: Бибирева и Отрадного. Однако не пойманы – не воры. Взять их с поличным нам не удалось.

Ничего, мы еще когда-нибудь встретимся, если, конечно, мажорские коты-бандиты не оставят свой поганый промысел.

Красное на зеленом

Последнее (и самое первое) дело боевого кота

Наша кошачья жизнь течет быстрее.

Тебе всего четырнадцать – а ты уже на пенсии. По человечьим меркам – в последнее время министерство труда даже специальные таблицы по этому поводу обнародовало – четырнадцать кошачьих годков означают семьдесят людских. И тебе, как и супруге твоей, положены ежемесячные пенсионные выплаты. И бесплатное проживание в социальном домике на берегу Серебряного озера.

Служба моя в спецотряде полиции закончилась.

Временами – но, к сожалению, далеко не часто – в Серебряном меня навещают моя «хозяйка» и старший товарищ по работе Настя. Рассказывает, что можно, о последних делах, которые они ведут с напарником Василием. О том, как вообще идет служба.

У нее теперь в отряде два новичка. Один пришел на место Мухтара XIV, а второй – на мое. И поэтому я, конечно, его к Насте (и к работе) ревную. Зовут новичка Пысик, и Настя, которая мои чувства к нему понимает, чаще рассказывает мне о нем в юмористическом ключе.

В остальное время я со своей женушкой и верной спутницей Марусей предаюся спортивной охоте и рыбной ловле – на механических и автоматических рыб и мышей. Все озеро и лес вокруг считаются нашей вотчиной.

Мы ведь не собаки (их поселок в пяти километрах от нашего), которым главное – носиться, высунув язык, по берегу или по специальным тренажерам-дорожкам.