Удаленная любовь

А потом в этом запахе на Олеге стал появляться аромат плотской любви – его-то я хорошо знал по тем моментам, когда он и Полина уединялись в спальне и закрывали туда дверь (в последнее время все реже). Любовное же благоухание, привносимое Олегом откуда-то извне, становилось с каждым днем все громче и появлялось на нем все чаще. Даже странно было, что его не замечает супруга.

Впрочем, она кое-что начинала подозревать, потому что и глаза у Олега, когда он возвращался со своей «службы», выглядели маслеными – словно у объевшегося сметаной котика. И все больше раздражала его Полина, и все меньше стремился он с ней уединяться в спальне.

И ругаться они между собой стали. Я в ту пору не понимал значений очень многих человечьих слов – но общий смысл улавливал прекрасно. Она атаковала – он беспомощно защищался. Полина хотела утешений, любви – Олег жалко наезжал. Она плакала – он оставался равнодушным к ее слезам.

Однажды, это было как раз под Новый год, Олег явился со своей «работы», пахнущий не только посторонней женщиной (подобное стало привычным для меня), но и большим количеством алкоголя. Поснимал и раскидал собственные вещи – рубашку с галстуком на банкетку, брюки на пол – и рухнул лицом вниз спать. Я болтался рядом с ним, хотел, как обычно, обнюхаться, поприветствовать, да только ему оказалось совершенно не до меня. Больше того: он случайно закрыл меня в спальне вместе с собой.

Мы, котики, – существа терпеливые. Сначала я обнюхал его спящего – пахло довольно отвратно, честно говоря. Потом немного полежал у него на ногах. Потом мне стало скучно, и я решил поиграть с его вещами. Залез в карман брюк и вытащил оттуда некий предмет, ранее мною никогда не виданный: плоский кругляшок, наглухо запечатанный в разноцветный конвертик. Мне он понравился, и я стал гонять этот довольно скользкий и летучий предмет по всему полу.

Мое «тык-тыгдым», раздающееся в спальне, привлекло внимание Полины. (Олег так и не просыпался, он по консистенции напоминал колоду или деревянную скамью.) Женщина увидела, чем я играю.

Лицо ее переменилось.

– Что это такое, Фелис?! – ужасным шепотом проговорила она. – Ты где это взял?!

Я виновато кивнул на разбросанные вещи Олега.

– По-онятно, – протянула она голосом, ничего хорошего (для Олега) не предвещающим.

Она разбудила его, потом они долго скандалили, и в итоге Полина сказала:

– Уходи! Убирайся.

– Хорошо. Но кота я заберу с собой.

– К той молодухе? Нет, пусть он остается со мной.

– Давай, Полина, сами его спросим, с кем пожелает остаться Фелис.

И они спросили, а я сказал им – то решение вызрело у меня давно и последняя их разборка не имела к нему отношения:

– Извините, но я решил уйти от вас обоих. Я поступаю в полицейскую академию и хочу стать правоохранителем.

Вот так в первый раз переменилась моя судьба.

Мне сделали апгрейд импланта, я успешно выдержал экзамены, был принят и съехал в общежитие академии.

Кстати, с Олегом и Полиной я потом встречался через много лет. («Много» – по нашим, кошачьим меркам, года три назад, я тогда уже был старшим инспектором.)

Они, помнится, вызвали в тот раз полицию из-за ложного срабатывания сигнализации.

Олег и Полина по-прежнему жили вместе, никакой посторонней женщиной от мужчины больше не пахло – зато во дворе их дома имелась будка для канис фамильярис.

Я ж говорю: люди, предпочитающие собак, крайне ненадежны в жизни.

А моя жизнь промелькнула очень быстро и почти незаметно. Не успел оглянуться – и вот я греюсь на солнышке в солярии в социальном домике на берегу Серебряного озера.

Мне здесь, конечно, нравится. Не только из-за охоты и рыбалки. И оттого, что моя Маруська всегда со мной.

У нас здесь сложилось неплохое общество, и по вечерам мы порой ходим друг к другу в гости на бокал-другой валерьянки.

И вот с одной нашей соседкой по Серебряному как раз и оказалось связано мое самое последнее дело.

И опять было Новогодье. Молодые елочки, которыми усажена наша улица в Серебряном, искрились от свежевыпавшего снега.

Через улицу наискосок от нас с Марусей жила хорошенькая беленькая кошечка по имени Ксавьера. Милая, но довольно недалекая, честно говоря. Муж ее к тому времени ушел на радугу, потому что был на четыре года старше ее.

Так как Ксавьера была одинокой, супруга моя, ставшая в последнее время особо ревнивой, ее не жаловала. В гости мы к ней не ходили (хотя та звала) и ответных приглашений ей не делали.

И вот однажды Ксавьера попросила меня зайти. Одного. Сказала, что это связано с моей прошлой службой в качестве полицейского, и ей необходима профессиональная помощь.

Маруська напутствовала меня тихим незлобивым словом:

– Задумаешь с Ксавьерой этой похулиганить – я вам глазки-то обоим выцарапаю. – И я почему-то был уверен: за моей самкой, случись что, и впрямь не заржавеет, поэтому решил вести себя с соседкой тише воды, ниже травы.

Ксавьера предложила мне бокал валерьянки. Я отказался: что бы она мне ни поведала, следовало, чтобы мой мозг и инстинкты работали незамутненно.

– Тогда воды?

– Пожалуй.

Кошечка подвинула мне поилку и начала свой рассказ:

– Фелис, я стала ощущать на себе чье-то пристальное внимание.

– Вот как? Это же приятно.

– Мне не до шуток. Я, между прочим, кошечка одинокая, и бывает очень не по себе. Да что там говорить! Просто страшно!

– Та-ак, и в чем то внимание к тебе проявляется?

– Для начала: видишь ту елочку прямо за воротами, возле моего дома? На ней или около нее каждую ночь появляется что-то новое. Началось все где-то неделю назад. Елка и снег рядом с ней оказались усыпаны огромным количеством ягод шиповника. Такое, представляешь, красное на зеленом.

– Красное на зеленом? Красиво. А почему мы ничего не заметили? Напротив живем.

– Чтобы вы и другие соседи ничего не заподозрили и не стали судачить обо мне, я с раннего утра, еще затемно, собрала от греха все плоды.

– Вкусный шиповник-то был?

– А я не попробовала. Не люблю растительную пищу. А ты?

– Я тоже. Мне почему-то кажется, что шиповник – это просто символ. Но этим дело, как ты говоришь, не ограничилось?

– Нет, продолжение последовало. На следующее утро вся ель оказалась украшена остролистом. И снова я снимала его и выкидывала, пока вы и другие жители Серебряного не начнете муссировать происходящее. А потом начались настоящие ребусы.

– Например?

– Вот, я сфотографировала. Видишь, это появилось на третий день: на подъездной дорожке, ведущей к моему домику, лежат вилок капусты и одна морковка. Я убрала, а на следующее утро – совсем несуразное: такие же капуста и морковь и, вперемешку с ними, механическая мышка. Что бы это значило?