Удержать 13-го

— Да какие уж тут обвинения? — проворчал я, ковыляя на костылях. — Мы оба знаем, что с ней случилось.

Как я и говорил ему. Как я говорил всем.

— Боже, да из-за него она оказалась в чертовой больнице, пап!

— Джонни... — Вынудив меня остановиться посреди шумного коридора, придержав за руку, папа сдвинул брови и посмотрел на меня. — Ты расстроен, я понимаю. Я виноват. Прости, что сомневался в тебе, ладно? Ты был прав, а я ошибался, но это... — Он жестом показал на все вокруг нас. — Это очень деликатная ситуация, у тебя совершенно нет опыта в таких делах. Это случай домашнего насилия, Джонатан. Полиция и социальные службы уже этим занимаются. Ты понял? Будет криминальное расследование — и ты не можешь в него вмешиваться. Эмоции могут зашкаливать, но последнее, что стоит делать, — врываться и палить из всех орудий. Возможно, тебе кажется, что так правильно и справедливо, но в перспективе это не поможет Шаннон. Так что, если хочешь ее увидеть, я решительно предлагаю тебе держать при себе свои мнения и чувства и позволить говорить мне.

Я уставился на него:

— Я увижу ее, никаких «если».

Отец взглядом дал понять, что вряд ли.

— Я увижу ее, пап! — яростно повторил я.

— Тогда придержи язык и не бульдозерничай, — ответил он, прежде чем отпустил мою руку и пошел вперед.

Глядя ему в затылок, я поудобнее перехватил костыли и попытался догнать его.

— Я тебе не какой-нибудь идиотский бульдозер!

Я повернул за угол, высматривая отцовский силуэт, исчезающий из вида за очередной двустворчатой дверью.

Черт бы побрал эту коленную чашечку и эти сраные костыли!

Конечно, он специально ушел вперед. Он хотел очутиться там раньше меня, чтобы оценить ситуацию в своей холодной, бесчувственной, расчетливой манере, отдельно от взрывного сына, который опять напортачит.

Когда я наконец увидел его снова — у сестринского поста в дальнем конце длинного коридора, — я ускорил шаг, заставляя себя перебрасывать тело на металлических палках, заглядывая в каждую стеклянную дверь, мимо которой проходил.

Я добрался до шестой двери слева, и тут резко остановился, а сердце подпрыгнуло в груди.

Шаннон лежала на кровати с закрытыми глазами, положив ладони под щеку.

Она лежала лицом к двери, и при виде ее мне пришлось замереть и перевести дыхание.

Миллион чувств обрушился на меня, когда я увидел ее избитое лицо. Вся в синяках, она была почти неузнаваемая. Почти. Но я узнал бы это лицо везде.

Теперь я все понимал, меня затопило глубочайшее чувство вины. Грусть в ее глазах каждый раз, когда я привозил ее обратно в тот дом. Страх в ее глазах, когда я впервые постучал в ее дверь... И во второй, и в третий раз тоже. Она всегда была такой пугливой, такой скромной и предупредительной... Она спрашивала разрешения почти на все. Ей никуда не позволяли ходить. Она только раз сказала мне — объяснила, что родные просто хотят ее защитить. Но она все равно уходила со мной.

«— Ты можешь меня спасти?

— Тебе нужно, чтобы я тебя спас?

— Ммм-хмм».

«— Это откуда? Откуда шрам?»

Все признаки были на виду месяцами, а я просто пер мимо, как бульдозер. Мои глаза были открыты, но я смотрел не в ту сторону. Я не слышал ее. Я не слушал. Я не обращал достаточно внимания. Я не вникал, не видел намеков, я не слышал криков о помощи, но теперь я и слышал, и видел все.

И что теперь? Она лежала на больничной койке, потому что я ее поцеловал. Потому что я ее поцеловал, чтоб меня, и навлек на нас неприятности. Именно это сказал Джоуи. Их отец сорвался, потому что она связалась со мной.

Я стал думать о Джоуи. Каждый раз, когда я встречался с братом Шаннон, у него на лице был новый синяк. А я никогда об этом не задумывался. Я просто списывал это на хёрлинг и отмахивался. Видит бог, я почти все время нянчил собственные раны. Но такое? Мой отец был прав. Мне никогда не понять такого.

Сердце бешено билось в груди, и руки тряслись ему в такт, когда я со щелчком повернул дверную ручку. Быстро оглянувшись на отца, который все еще стоял у сестринского поста, разговаривая, похоже, со старшей сестрой, я открыл дверь и проскользнул в палату.

9

НЕ БРОСАЙ МЕНЯ

ШАННОН

Металлический щелчок вырвал меня из неглубокого сна. Скрипнули ножки стула по кафельному полу. Несколько смутных мгновений я не понимала, где нахожусь. Часть моего сознания решила, что я снова на нашей кухне, поэтому я продолжала крепко сжимать веки и приготовилась к столкновению. Когда оказалось, что чья-то ладонь накрыла мою руку, я осторожно приоткрыла глаза и поняла, что смотрю прямо в до боли знакомые синие глаза.

— Привет, Шаннон.

Это что, на самом деле?

Или мне приснилось?

Дикое, неровное биение моего сердца и тепло его ладоней, сжавших мою руку, убедили, что я совсем даже не сплю.

Ошеломленная, я посмотрела туда, где лежала моя опутанная проводами рука, на его пальцы, сжимавшие мою кисть, а уж потом снова заглянула ему в глаза.

— Привет, Джонни.

— Когда это вдруг мы поменялись местами? — поддразнил меня Джонни. Он говорил беспечным тоном, но его глаза грозно темнели. — Хочешь забрать мои лавры, Шаннон «как река»?

Я с трудом раздвинула губы в улыбке.

— Может, решила попробовать что-нибудь из твоих лекарств.

— От них лучше держаться подальше. Из-за них крыша едет. — Он грустно улыбнулся, потом огляделся вокруг. — А что, здесь только ты? — Он сильно нахмурился. — Одна?

Я покачала головой:

— Моя мать где-то здесь. Наверное, вышла покурить.

Джонни немного наклонился вперед и открыл рот, чтобы что-то сказать, но остановился. Выдохнув, он прикусил губу и спросил:

— А когда тебя отпустят отсюда?

— Может быть, завтра, — ответила я с осторожной улыбкой. — Или послезавтра.

Джонни напряженно кивнул, и я поняла, что он хотел что-то добавить, но снова промолчал.

— Мне здесь быть не положено, — после паузы сообщил он, глядя на меня. — По крайней мере, я так думаю.

— Я рада, что ты здесь, — прошептала я.

Я чувствовала его рядом, слышала его голос и видела его лицо, и от этого всего что-то внутри меня успокаивалось. Что-то становилось на место, по коже словно разливался покой и проникал внутрь. Я как будто бы оказалась дома. Я понимала, что это звучит безумно. Даже более чем безумно. Это было абсолютное сумасшествие, но именно так я себя ощущала. Чувство было реальным, сильным и заставляло меня придвинуться ближе, еще ближе, удержать его.

И тут что-то выровнялось в самой глубине моего тела, и когда это случилось, вся тяжесть на сердце и груз на плечах просто исчезли.

— Я тоже, — резковато ответил он.

— Ладно, а тебя когда выписали? — спросила я хрипло и неуверенно.

— Вечером. — Он поднял мою руку и поцеловал пальцы. — Мне целая вечность понадобилась, чтобы вернуться к тебе.

От его слов я вся задрожала.

— Я рада, что ты вернулся...

Я понимала, что подставляю под удар свое сердце, не говоря уж о той боли, которая обрушится, если он снова меня отвергнет, но я должна была это сказать.