Угнетатель 2
Шрифт:
Карта — это здорово, особенно такая, как у меня. Её постоянно дорисовывают и уточняют, новые вассалы тычут пальцами в неточности, добавляют поселения, ручьи, болота, броды… На этом военном совете опять решили разделить войско на две баталии. Одна пойдет брать под мою руку последышей, я вместе с ней. Для второй задание поинтереснее, настолько необычное, что народ, в смысле шевалье, бароны и даже маркиз крякнули: «А что, так можно?!»
Я повелел ни много, ни мало — изменить ландшафт в районе границы графства Долинол с королевством Имант. Да-да, уже был озвучен этот политико-географический момент -граница между графством и королевством. Тем самым я дал понять, что отторгаю землю у короля Георга, а не просто хапнул себе графство и готов жить как заурядный граф под его
После совета, где Жан не имел никакого права голоса, даже совещательного, он уже на правах моего оруженосца разошелся. Оказывается, гораздо веселее было ходить в оруженосцах у безбашенного виконта Дорда, который лез во всякие авантюры, чем у сильно продуманного непризнанного графа Жоржа. Движуха, стычки, опасность, оскаленные трупы и кровь с клинка по мнению Жана украшают нашу жизнь. Не удивился, когда у него и союзник нашелся в лице Витора, мол скучно воюем. Противник слаб, мы сильны, где благородство и упоение битвы?
— Отец, а ничего, что за последние пару лет меня кучу раз привозили домой без памяти, один раз уже побывал в плену, а еще дуэль с противником в два раза старше и сильнее, а еще непрерывные войны и военные операции?
— Ну да, могли убить много раз. Так и ты убивал, всё по-честному. Дорд, ты пойми: искусство войны есть благородная забава. А считать, сколько дней займет марш-бросок до места новой дислокации, сколько на это нужно провианта и фуража, через сколько дней противник сможет подтянуть подкрепление — это не забавно.
— Угу, понял. Охота на крупную дичь считается благородной забавой?
— Конечно! Рога трубят, кони фыркают, собаки лают! Слуга подносит очередной кубок с вином, трещат кусты впереди, ломаемые тушей опасного зверя… хорошо!
— Вот именно, отец! Чтоб завалить одного медведя или кабана, собирается целая толпа благородных охотников со слугами, собаками, лошадьми, шатрами. Лесничие проводят предварительную разведку, загонщики гонят на нас дичь, не так?
— Ну да, не лезть же очертя голову не-пойми-куда! И кони ноги переломают, и без добычи останешься. Без знающих лесничих скучно охотиться. Ходишь как дурак по лесу целыми днями, кроме белки никого не встречаешь. А и белка всякий раз одна и та же.
— О-о-о! Значит, на охоте считается нормальным организовать разведку, снабжение, маневр и заход с флангов. Опять же ударная группа должна превосходить своими силами противника.
— Дорд, а как ты хотел? На медведя один в один идти?
— Так какого хрена на охоте всё это правильно и благородно, а на войне нет?! Та же история, только зверь сильнее, хитрее и гораздо опаснее!
— Вот же…! Дорд, опять ты всё вывернул так, словно ты прав со всех сторон.
— Жан, ты на охоту с отцом ездил?
— Ездил. Он меня всегда брал, как я верхом ездить научился.
— Я всё верно сказал про охоту, ничего не приукрасил?
— Ну да, верно всё. И да, ты воюешь так, как все другие господа охотятся. Но на охоте это почему-то правильно. А на войне выглядит не очень благородно — Жан пытался осознать реальность, по лицу было видно, что это нелегко.
— А я вам скажу, почему так. Когда я обкладываю графа как оленя, он чувствует себя оленем, и ему от этого не комфортно. Он сам хочет себя чувствовать охотником, потому и начинает возмущаться. Мол, почему его обложили?
Отец, вспомни прошлый год — ему вполне хорошо было напасть на наши земли без объявления войны на заранее разведанной местности. А если еще вспомнить рассказ, что он банду из своих земель в наше графство отрядил вместо того, чтоб перевешать разбойников… Какое там благородство?! Загонная охота с дер Пристом в качестве кабана.— Эх, Дорд, как с тобой тяжело спорить. У меня такое ощущение, сын, что ты заранее аргументы к спору подбираешь, а потом выкладываешь их из своих карманов. Кстати, карманы оказались удобной штукой. Я себе теперь тоже одежду с карманами шью.
— Правильное ощущение, к разговорам я тоже готовлюсь. Да я даже к трапезе всегда готовлюсь — руки мою.
— Да, давно хотел спросить — зачем? Нет, ты не подумай, я тоже мою всегда, раз ты велишь. Но вот не пойму, зачем это делать, если руки и так чистые.
— Жан, сколько раз говорено — всюду живут малюсенькие такие паразитики, они способны вызвать понос и лихорадку.
— Как блохи?
— Угу. Только такие маленькие, что не видно. А про чистоту… вот смотри: сходил слуга до ветру и вытер зад лопухом рваным, а пальцы в дерьме вымазанные обтер об траву. А потом этой рукой взялся за перила на лестнице, потом за дверную ручку в твоих покоях. А потом ты за это всё взялся, и крохотные частицы дерьма простолюдина оказались на твоей руке. А потом на куриной ножке. А потом у тебя во рту.
— Фу-у-у! Зачем ты такое говоришь, Жорж! Я теперь кушать не смогу!
— Руки помой, вот и вся магия!
Георгу здорово повезло в жизни как мало кому вообще может повезти. Во всяком случае, по его мнению. Отец не мучил его долгой бессмысленной старостью, не заставлял размышлять на тему: «Да сколько можно, отец! Давай я тебе помогу сдохнуть». Нет, предыдущий король умер во цвете лет и во славе, гоняя по лесам очередного вепря. Венценосный родитель был так любезен, что отдал душу богам или еще кому-то на глазах у кучи придворных, так что оснований для пересудов не было. Он упал с коня в гористой местности так неудачно, или удачно, смотря с какой стороны рассматривать событие, что умер мигом. Придворный целитель ничего не успел сделать — судьба!
Шёл тридцать пятый год жизни Георга и седьмой год его правления королевством Имант. Проблем хватало, впрочем, как у каждого монарха. Но все они были из числа обычных: где-то подручные воруют, где-то заговор затевается, где-то протекает, в смысле наводнение в приморском графстве. Более суровый климат, чем у южных соседей обуславливает меньшую урожайность, с фруктами не очень, виноград вообще отвратителен настолько, что местное вино могут пить только нищеброды и крестьяне.
Зато морское побережье позволяет вести обширную торговлю. А еще большую прибыль приносит Девона. Большая полноводная река, многие сотни миль протекающая через земли соседней Мерсалии, последние пятьдесят миль перед впадением в море течет по земле Иманта. И абсолютно правильно делает! Весь товар, который торговые суда мерсальцев везут по Девоне, а затем морем к соседям или в свои порты на берегу моря, обкладывается королем Иманта солидной пошлиной. Солидной, но не настолько, чтобы выгоднее было везти многочисленные товары по суше в мерсальские морские порты. Пошлина была ровно такой, какую купцы еще согласятся платить. Убери поступления от пошлин, и в королевстве Имант случится кризис. В том плане, что королю не на что будет содержать свой двор, армию настоящую и армию чиновников, без которой не может функционировать ни одна монархия.
Якоб Третий, он кретин или идиот, если думает, что когда-нибудь Георг не то что согласится, а просто начнет переговоры об отмене или снижении пошлины на товары, провозимые через его королевство. Войска, достаточного для силового решения этого вопроса, у Мерсалии нет. А булавочные уколы типа убийства на дуэли посла совершенно недостаточны, чтобы заставить Георга влезть в полномасштабную войну. И сам он не дурак, и советников подобрал не только преданных, но и умных. Хотя с преданностью еще вопрос. Не зря купцы говорят, что не бывает абсолютно преданных вассалов, бывает мало золота.