Угол покоя

– Нет. Конечно, нет. – Она ничего не могла поделать со слезами бессилия, которые натекали и натекали ей в глаза. Они просачивались сквозь ресницы, сбегали по щекам, она их не вытирала. – Это просто… он же такой беспомощный. Будто котенка в мешок и к речке. Как он мог дорогу перенести?

– Фрэнк отвез его в Денвер, посадил на “Санта-Фе” и заплатил проводнику, чтобы присматривал за ним до Нью-Йорка. А я телеграфировал синдикату, чтобы кто-нибудь его встретил и посадил на пароход, а его отцу передал по кабелю, чтобы встретил его в Саутгемптоне.

– Жалко, что ты мне не сказал, я бы хоть попрощалась с ним.

Холодный бешеный взгляд коснулся ее, задержался на секунду, перешел на окно.

– Я не думал, что тебе нужно еще и это.

– О, понимаю. Ты проявил заботу. Как… Когда Фрэнк прощался с ним в Денвере, как это было? Что Прайси сказал?

– Плакал, – ответил Оливер.

Он не хотел на нее смотреть – продолжал упрямо глядеть в окно. Она перевела взгляд мокрых глаз в ту же сторону. За окном сухой склон холма вспыхивал от слез и летнего солнца, свет играл на беспокойных листьях осин, трещали и прыгали кузнечики. В лесочке повторяла и повторяла свое “у-у” плачущая горлица. Слезу не успеешь сморгнуть, как наступит осень. Весна и половина лета пошли насмарку, уютное жилище у границы лесов, которым они похвалялись перед собой, стало местом невзгод.

Бесконечные гортанные причитания горлицы были обо всех, кому не повезло, обо всех невинных и неумелых, ее с Оливером не исключая, которые забрели в это суровое место и потерпели неудачу.

Словно прочтя ее мысли, Оливер сказал:

– Он так и так был лишний. Даже если бы его не избили, у него не вышло бы тут ничего.

– Все равно, – сказала она. – Все равно! Не будь синдикат таким бессердечным, он бы как-нибудь ему помог. А он никак не помог, да? Кто оплатил ему дорогу?

– Я.

– И тебе не возместят.

– Тебе не безразлично?

– Безразлично. Но я ненавижу этот бездушный рудник, всех его хозяев, которым ничего не угрожает в тысячах миль отсюда, которым не важно, что люди гибнут или становятся калеками, лишь бы шли дивиденды.

– Они, кстати, не идут.

– И поделом этим черствым людям. Черствым и боязливым. Ты не хочешь выйти из игры?

Из него вырвался короткий смешок. Он посмотрел сначала в окно, потом на свои руки словно в поисках чего-то, за что уцепиться взглядом.

– Начать с того – Фрэнку будет хуже некуда. Он десять лет готов тут торчать без оплаты и каждый день перестреливаться с этими людьми картечью, лишь бы не дать им выиграть.

– Ты о Фрэнке сейчас или о себе?

– Ладно, согласен, – сказал он. – Нежных чувств я к ним не питаю. И не люблю проигрывать.

– Тебе нужен отдых, вот что тебе нужно.

– И тебе.

– И Олли. Нам всем. Нехорошо тут было, Оливер. Хелен правду сказала. Здесь и трава не растет, и кошки не могут жить, и куры не несутся. Зря мы думали, что можно устроить себе дом на этой горе. Надо уезжать.

Он опять вытащил нож и стал копаться в своей мозолистой ладони. Между его большим и указательным пальцем она увидела желтое ороговевшее утолщение. Не имея денег, чтобы нанять рабочих, Оливер, Фрэнк и Джек Хилл ковырялись в породе, как заурядные рудокопы, в надежде добраться до чего-то такого, что убедит Нью-Йорк вложить деньги и взять на себя обязательство. Осторожно, не глядя на нее, он спросил:

– Как ты посмотришь на Мексику?

– Как я посмотрю? – переспросила она с подозрением. – А что? Ты получил предложение?

– Не совсем. Но, думаю, могу получить.

– И где это? Опять на какой-нибудь горе, как Ледвилл или Потоси?

Она увидела, как он нахмурил лоб. Он отвел глаза от окна и поглядел на нее ровным взглядом. Голова была поднята, поэтому зрачки не касались верхних век и под ними не было этих зловещих белых полумесяцев.

– Сю, – сказал он, – это моя профессия.

Она раскаялась. Ведь не хотела язвить.

– Я знаю. Скажи мне.

– Письмо мне пришло – неделю, две назад, не помню. Синдикат поставил крест на “Аделаиде” до окончания тяжбы. Нам просто сидеть тут и ждать. У них между тем есть опцион на один рудник в штате Мичоакан. И они спрашивают: может быть, раз такое дело, я его обследую?

– А потом?

– А потом мы бы обратно сюда – если “Аделаида” выиграет тяжбу.

– А как быть с Олли?

– Он с нами не сможет, в такую поездку его не возьмешь.

– Обратно в Милтон?

– В Милтон или в Гилфорд. В Милтоне он скорее будет дома, чем где-нибудь еще.

– И надолго?

– Что именно?

– Ты сказал – обследовать. Долгая это будет поездка?

– Не знаю. Два месяца или, может быть, больше.

– И мне можно с тобой?

– Без тебя я и не поеду.

Она задумчиво протянула руку и накрыла его ладонь своей. Она видела, что он тщательно старается не давить на нее – не уговаривает, просто сообщает о возможности.

– Больно думать про Олли, – сказала она. – Едва поправился – если поправился.

Он молчал. Смотрел на нее.

– Интересно, смогу ли я получить от Томаса заказ на очерк, – сказала она. – В Мексике будет что нарисовать, этим она заманчива.

Он сидел неподвижно.

– Тут мы заплесневеем, если останемся, – сказала она. – Когда начнется суд, как ты думаешь?

– Зимой, не раньше. Может быть, весной.

– А держать тут оборону, если мы поедем, будет Фрэнк.

– Почему бы и нет?

– Если Томас закажет мне материал, там мы, наверно, больше заработаем, чем здесь. Олли можно оставить у мамы и Бесси, я знаю, что с ними ему лучше, чем со мной.

– Ты хочешь сказать: ты больше заработаешь, – промолвил Оливер, ровно глядя на нее.

– Оливер, ну что ты!

– Два вопроса. Ты готова его оставить? И хочешь ли ты ехать? Если на оба ответ “да”, я напишу Ферду. Он обязан мне платить в любом случае – останусь я или поеду. Я думаю, он не прочь занять меня какой-никакой работой.

Вновь издали подала печальный голос горлица, и ей совсем уж издалека ответила другая. Сюзан слабо усмехнулась, размягчая подернутые солью щеки.

– Оливер, давай поедем! Я все-таки думаю, что сейчас утро. Прекрасное солнечное утро после плохой погоды. Хочется выскочить из постели и быть веселой и энергичной.

– Хорошо, – сказал Оливер. – Выскакивай из постели и будь веселой и энергичной. А я пойду в контору, посмотрю, что там Фрэнк делает, и, может быть, напишу письмо.

– А если я, со своей стороны, напишу Уолдо Дрейку? Это поможет?