Ухаживания за Августиной

2. Августина

— У тебя усталый голос, — сказала сестра по телефону, когда я вышла из Анненберг-холла и направилась на первое занятие. Августовская жара еще не успела покинуть территорию университета, а во время завтрака температура поднялась настолько, что спешившие рядом со мной студенты начали блестеть от пота.

— Я плохо спала, — ответила я, обходя птичий помёт, к облегчению своих туфель Мэри Джейн.

Эдди сочувственно вздохнула.

— Это только потому, что это новое место, Августина. Через четыре недели ты даже не вспомнишь, насколько оно отличается от дома, — она добавила: — Ты ведь помнишь про свою подушку, верно?

Я бы даже не стала спать в комнате Эдвины без своей подушки.

— Да, конечно, — чтобы отвлечь её от переживаний за меня, я спросила: — Как прошла твоя первая ориентация?

Эдвина быстро начала рассказывать о своих эксцентричных профессорах, странных соседях по комнате и скандале на вечеринке с мороженым, который закончился тем, что кто-то подмешал водку в ванильное мороженое.

В школе мы с Эдвиной всегда учились в одних классах. У нас были разные друзья, но мы все равно могли смеяться над тем, что говорили учителя, сплетничать об одноклассниках и делиться ответами на домашние задания. Теперь же наши миры были совершенно чужды друг другу, их разделяла целая страна.

Я прошла мимо группы, чьи разговоры смолкли, когда они заметили меня. Странно. Я опустила взгляд на себя, чтобы проверить, не измазала ли я себя хлопьями — не то чтобы я когда-нибудь измазывалась в еде. Моя белая блузка и клетчатая юбка были чистыми.

— Ты позвонишь мне перед сном? — спросила она.

— Да, конечно.

Пара девочек, заметив меня, принялась яростно шептаться друг с другом, пытаясь спрятать то, что они указывают на меня пальцами, за учебниками.

Мы с сестрой попрощались и положили трубку.

Мне не нужно было определяться с выбором специальности до второго курса, но у меня уже было четкое представление о том, чем я хочу заниматься, и я выбирала предметы, исходя из этого. Дядя Карлайл счел, что моему прагматичному подходу не хватает студенческого духа, и настоял на том, чтобы я занялась любимым делом. Годы страданий ещё придут, — шутил он. Наслаждайся тем, чем можешь, когда можешь. Дело в том, что я не была уверена, что люблю что-то определенное, мне просто нравилось получать хорошие оценки.

Первая неделя была больше посвящена изучению кампуса, чем курсовой работе, и большая часть моего времени была потрачена на подготовку к вступительным экзаменам, но я бы предпочла экзамен айсбрейкерам³ и упражнениям по тимбилдингу, которым они также подвергали первокурсников. Было не так уж много забавных фактов, которые я могла бы рассказать о себе, прежде чем заказать обратный рейс в Вашингтон.

Я сдала экзамены в четверг, и мои результаты привели меня к самым трудным предметам, включая печально известную Математику 55⁴. Когда я позвонила домой, чтобы рассказать об этом своему дяде, он вздохнул, но сказал, что гордится мной.

Поход за принадлежностями для занятий оказался скорее стрессом, чем удовольствием. Все остальные первокурсники и я носились по кампусу с нашими ламинированными расписаниями, покорно слушая, как профессора пытаются продать нам свои курсы, а затем пытаются добавить занятия к уже имеющимся нашим и без того плотным расписаниям с мастерством менеджера по логистике.

Одним из моих курсов было Обществознание 10, и оно проходило в огромном лекционном зале. Зал был круглым, многочисленные ряды сидений были обращены к небольшой кафедре и белой доске. Это был большой класс, с почти 700 учениками, и оставалось не так уж много мест со свободными сидениями рядом. Я оказалась в четвертом ряду.

— Это место занято?

Парень с ямочками на щеках и глазами цвета мха указывал на пустое место рядом со мной.

Я передвинула свои книги немного влево, показывая, что место свободно.

Он опустился рядом со мной.

— Я Райан Толливер. Откуда ты…?

Кто-то прочистил горло. Громко.

Мы оба подняли глаза. Рядом с нами стоял ещё один парень. У него был серебряный пирсинг на лице и неровно подстриженные темно-каштановые волосы. Никакой сумки или ранца, только ноутбук и записная книжка, небрежно зажатые в одной руке. В паре с рваными джинсами и поношенной футболкой группы он выглядел так, словно больше подходил для рок-концерта, чем для лекционного зала.

— Двигайся.

Райан сглотнул.

— Да, чувак, без проблем.

Мой сосед исчез, и его заменил новый парень.

От него повеяло сигаретным дымом, когда он бросил свой ноутбук на стол. Мой новый сосед не проявил ко мне никакого интереса, даже не удостоив взглядом в мою сторону. В сочетании с перешептываниями по дороге сюда моя настороженность возросла. Я чувствовала себя так, словно была слеп к чему-то прямо перед моим лицом.

Несколько мгновений я раздумывала, не сказать ли что-нибудь, но передумала. Вместо этого я обратила всё своё внимание на профессора Фулька, невысокого мужчину с впечатляющей шевелюрой и очками на кончике носа. Это был тот же самый профессор, который остановил драку во дворе — который умолял руководителя группы прекратить драку.

Мой интерес к моему таинственному соседу по парте угас, когда я погрузилась в учебную программу, даты сдачи заданий и обязательную к прочтению литературу.

***

В конце дня я направилась в библиотеку Вайднера. Великолепное здание в центре кампуса, построенное Элеонорой Элкинс Вайднер в честь её сына Гарри. Гарри погиб на Титанике, но он потратил свою жизнь на создание коллекции редких книг. Теперь эта коллекция была выставлена в библиотеке и включала в себя завершенную Библию Гутенберга.

Интерьер из мрамора и камня был достаточно великолепен, чтобы отвлечь любого от учебы, но читальный зал Локера был битком набит студентами. Когда я проходила между партами в поисках свободного места, старшеклассники поднимали головы. Их глаза следили за мной, их шепот следовал за мной, как тени.

От такого внимания мне стало не по себе, и я почувствовала облегчение, когда обнаружила небольшую нишу, уставленную зелеными книжными полками, и, за исключением проходящего мимо странного человека, совершенно пустую. За большими окнами небо потемнело, и вскоре библиотека была залита золотистым светом ламп. «Ночь на Лысой горе» Мусоргского гремела в моих наушниках, как я заметила, до самого вечера.

Неподалеку раздался чей-то голос, и я подняла голову. Менее чем в метре от меня стоял парень со двора. Он был одет в белую рубашку и темно-коричневые брюки, с плеча свисала потертая кожаная сумка. Выбившиеся пряди волос падали ему на лоб, а губы скривились в ухмылке.

Вблизи я могла более отчетливо разглядеть его черты. Фиолетовые круги у него под глазами, белый шрам на подбородке. На ком-нибудь другом я бы назвала их вмятинами на броне, но ему они придавали притягательный, детализированный вид. Словно вселенная потратила больше времени на его создание, включая недостатки.