Ухаживания за Августиной
Шрифт:
— Поздравляю, — ответила я.
— Спасибо. И моя мама, и бабушка были Пчелками, — она искренне улыбнулась мне. — Ты очень красивая. И ты надела белое.
Последняя фраза была сказана гораздо тише, как будто это был секрет.
С помощью Сахар и Эдвины по телефону я тщательно оделась для сегодняшнего вечера. Я знала, что Риккард был причиной, по которой меня пригласили, но я не собиралась ставить в неловкое положение себя или своего дядю перед старшими членами клуба.
Платье было А-силуэтного покроя, с квадратным вырезом и расклешенной
Мои волосы цвета красного дерева ниспадали крупными локонами на левое плечо, собранные серебряными заколками. Мой макияж был легким и простым: розовые губы, тушь и ровно столько тонального крема, чтобы скрыть мешки под глазами и веснушки. Украшения были такими же простыми, всего лишь пара бриллиантовых сережек, которые я унаследовала от своей матери.
— Да.
Лицо Сериз просветлело.
— Все девочки говорят о тебе, — сказала она. — Они просто одержимы девушкой, которую Риккард Хоторн наконец-то выбрал.
Меня охватило беспокойство.
— Откуда они знают?
Сериз открыла рот, чтобы ответить, но тут какая-то девушка позвала её по имени. Её щеки покраснели.
— О, мне так жаль, Августина. Я должна идти — я не могу опоздать, — она уже шла в обратном направлении. — Приятного вечера!
Потом она исчезла, метнувшись к особняку с кобальтово-синей дверью.
Когда я добралась до Бристлмор-хауса дальше по дороге, стало ясно, что я здесь чужая.
Бристлмор-хаус был выложен из красного кирпича, с серой шиферной крышей и угловыми блоками того же цвета. Идеально симметричный, он имел по четыре окна в белых рамах с каждой стороны, а также два одинаковых мансардных окна на крыше. Сферические живые изгороди ведут к портику, где колонны поддерживают фронтонную крышу. Чем ближе я подходила, тем более замысловатой выглядела декоративная лепнина, изображающая узоры из давно забытых греческих мифов.
Не богатство заставляло меня чувствовать себя не в своей тарелке, а подавляющее количество парней и мужчин, которые пробирались в поместье. У дверей каждого встречал мужчина в смокинге, который брал у них приглашения, внимательно изучал их лица, а затем отмечал их имена в своем блокноте.
— Думаю, ты не по адресу, милая, — сказал мне мужчина средних лет. Очевидно, он был выпускником, пришедшим запугать будущих членов своего студенческого клуба.
Какой стыд, подумала я. Как только я закончу колледж, никогда не вернусь обратно.
Я подняла своё приглашение.
— Меня пригласили, сэр.
Высокомерное выражение его лица изменилось, когда он прочитал его.
— Ты девочка Хоупи7! — он пожал мне руку, хотя, если быть более точной, он потряс всю мою руку своим впечатляющим пожатием. — Рад с тобой познакомиться, я Варфоломей Хилберн. Старый друг твоего дяди. Он безостановочно говорит о своих девочках — мы, черт возьми, не можем его заткнуть. Напомни, кто из них ты?
Я вежливо улыбнулась.
— Августина.
— Августина! Ах, его гарвардский вундеркинд, конечно, —
он кивнул. — Хотя я и рад с тобой познакомиться, с сожалением вынужден сообщить, что «Аргус» предназначен только для парней. Почему бы тебе не попытать счастья у, эм, Божьих коровок?— Меня пригласили, — мягко напомнила я ему. — Было бы невежливо отказаться.
— Да, да, я полагаю, ты права. Может быть, кто-нибудь из стариков хочет познакомиться с девочкой Хоупи. Да, должно быть, так оно и есть.
Когда мы подошли к дворецкому, он внимательно осмотрел меня.
— Приглашение?
— Это девочка Карлайла Стэнхоупа, — сказал Варфоломей так, словно дворецкий совершил что-то вопиющее. Дворецкий никак не отреагировал.
Я протянула его ему. Он выхватил его из моих пальцев, просматривая более подробно, чем остальные. Чего бы он там ни не нашел, это заставило его вздохнуть и поставить галочку в своем блокноте.
— Можете отдать свое пальто гардеробщику, — сказал он.
Мы с Варфоломеей вошли в поместье. Несколько мужчин сразу же заметили его и помахали ему рукой. Он широко раскинул руки, издал обезьяноподобный звук, прежде чем поприветствовать их всех хлопком по спине.
Я восхитилась фойе и не удивилась, увидев, что внешняя элегантность сохранилась и в интерьере. Полы из белого мрамора, усыпанные черными бриллиантами, вели к широкой лестнице в центре комнаты. Колонны, по три с каждой стороны, разделяли фойе на гостиную и столовую. Стены были нежно-кремового цвета с белыми панелями в нижней половине. С потолка свисала массивная люстра, впечатляющая и яркая, словно фейерверк.
Все мужчины были одеты в смокинги, некоторые из парней были в костюмам, которые им были немного велики. Волосы зачесаны назад, огромные Rolex, итальянские лоферы. Элита из элиты.
— Пальто, сэ… мадам?
Гардеробщик не смог скрыть своего потрясения при виде меня. Я молча передала ему своё пальто. Он, запинаясь, выполнил свои обязанности, распечатал номерок и отдал его мне.
Я отошла в сторону, и тем самым всё больше мужчин замечали моё присутствие. Было ясно, почему Риккард попросил меня надеть белое — на фоне черных смокингов я выделялась, как белая ворона.
Я прошла в ближайшую комнату, где на обеденном столе был накрыт отличный шведский стол. Было ясно, что на всё — от улиток до запечённой Аляски8 — не жалели средств. Мужчины двигались вокруг стола, более старшие члены клуба во все горло слушали болтовню панчи о своих достижениях и целях.
Было очень легко заметить панчи среди членов клуба. Они нервничали, были возбуждены и либо вообще избегали употребления алкоголя, либо употребляли его чрезмерно. Это была грандиозная ночь для них. Некоторые надеялись, что их примут, чтобы обеспечить своё будущее, в то время как другим необходимо было сохранить наследие своих отцов и дедов.
Единственным панчи, который, казалось, не был так обеспокоен, был Сорен. Он развалился на шезлонге цвета шалфея, попыхивая сигарой всякий раз, когда ему казалось, что он может отвлечься от этого. Он был одет в смокинг, но уже успел снять пиджак и галстук.