Ухаживания за Августиной

— Было больно?

— Нет.

Я хмыкнула и продолжила рассматривать его. Краешки его ресниц щекотали мне кожу.

— Я никогда раньше не видел у тебя такого выражения лица, — заметил он после минутного молчания. — Ты выглядишь…

— Довольной?

Его губы дрогнули.

— Что-то вроде этого.

Интимность момента придала мне достаточно смелости, чтобы сказать: — Ты делаешь меня очень счастливой, Риккард. Иногда я бываю… чудаковатой и тихой, но я не хочу, чтобы ты так думал…

— Я знаю, — мягко сказал он. — Я знаю, Августина. У нас будет много времени, чтобы разобраться друг в друге.

— А если мы так и не разгадаем друг друга?

Риккард казался равнодушным, но этот вопрос уже довольно давно занимал мои мысли.

— Жизнь без тайн скучна, — мои пальцы дотянулись до его носа. — Я знаю достаточно, чтобы понять, что у нас все будет хорошо.

— Достаточно?

Он пристально посмотрел мне в глаза.

— Я знаю, что ты заставляешь меня чувствовать себя настоящим.

Настоящим? Должно быть, мое замешательство было заметно, потому что он уточнил.

— Моя жизнь, мой мир… Он создан для того, чтобы выглядеть и чувствовать себя определенным образом. Иногда бывает трудно понять, что реально, а что фальшиво, что иллюзия, а что ложь.

Я подумала о поддельном черепе Христа в коллекции сокровищ его отца. Возможно, причина, по которой Хоторнам удалось создать такую династию, заключалась не в реальной власти, а в образе власти.

— Но с тобой, не знаю, я просто всегда чувствовал себя таким цельным, таким… привязанным.

Я положила ладонь ему на щеку. У меня не было слов, достойных ответа, поэтому я просто лежала и смотрела ему в глаза, давая понять, что понимаю его и чувствую то же самое.

— Ты когда-нибудь задумывался покинуть все это?

Риккард посмотрел на потолок.

— Нет.

— Я могла бы заняться бинесом, если ты хочешь попробовать себя в чем-то другом.

Это было совершенно невинное предложение, но он схватил меня за запястье, держа его в сантиметре от своего лица. В его глазах появился жесткий взгляд, прорезавший мягкую атмосферу, как нож.

— Я не буду марионеткой, Августина, — сказал он, — даже твоей.

Я держала свое запястье безвольно в его руке.

— Хорошо.

Словно перерезав ниточки у марионетки, он расслабился, жесткий блеск в его глазах исчез. Он снова прижал мою руку к своему лицу, и я начала водить большим пальцем кругами по его подбородку.

Еще несколько мгновений мы грелись друг о друга. Я наклонилась вперед, но он остановил меня.

— Нет, пока ты не сделаешь то, что должна, — сказал он с такой болью, что я не почувствовала себя оскорбленной отказом.

Я откинулась на подушку. Больше мне нечего было сказать.

Риккард заснул первым, а я не спала, наблюдая за ним, и глаза мои пощипывало, потому что я не могла их сомкнуть.

16. Августина

Я уже несколько недель тосковала по дому, но, проезжая мимо Капитолия, монумента Вашингтона, мемориала Линкольна, внутри меня оставалось все то же тревожное чувство.

Такси свернуло на улицу, и взору предстал знакомый таунхаус из коричневого кирпича. Несмотря на поздний час, внизу горел свет, а к эркеру прижималась темная фигура. Когда машина въехала на гравийную дорожку, входная дверь распахнулась, и по лестнице трусцой спустился мой дядя.

Я расплатилась с водителем и соскользнула с заднего сиденья. Дядя Карлайл уже стоял у багажника и вытаскивал мой чемодан.

— Позволь мне помочь, дядя Карлайл, — настаивала я.

Он махнул мне рукой.

— Иди в дом. Я разберусь с этим.

Я посмотрела на таунхаус, воспоминания нахлынули на меня. По какой-то причине меня вернуло в десятилетний возраст, когда я держала сестру за руку, а тетя Розамунда говорила нам, что теперь это наш дом. Мы выросли на ферме в Истоне, штат Мэриленд, и громкий шум города сводил меня с ума первые несколько недель, пока мы жили здесь.

Дядя Карлайл подошел ко мне сзади, обхватил за плечи и сжал руку.

— Ты в порядке, дорогая?

— Просто принимаю все это, — призналась я.

— Твоя тетя никогда не признается в этом, но она была несчастна, когда вас не было рядом, — сказал дядя Карлайл, ведя меня вверх по лестнице, за которой громыхал мой чемодан. — Она была так взволнована последние несколько дней, что даже добавила восклицательный знак в сообщении, которое отправила мне.

— Теперь ты просто врешь.

— Это правда, моя дорогая, все до единого слова.

Я выросла здесь, но волна неловкости захлестнула меня, и я, как гостья, зависла у прихожей. Физически она выглядела идентично: те же кремовые стены, дубовые полы и кессонные потолки. На стенах висели фотографии с политических поездок и благотворительных мероприятий, а также множество наших с Эдвиной фотографий: наш первый день в школе, выпускной бал, окончание школы. Изменился не дом, а я.

— Повесь пальто, дорогая.

На предназначенном мне крючке было пусто, и я сделала то, что мне сказали. Когда мы были совсем маленькими, дядя Карлайл установил у входной двери две ячейки для нас с Эдди. В них мы отправляли друг другу сообщения — идентичных тем, что были у него на работе для сотрудников. Эдвина всегда шутила, что, усыновляя нас, они читали руководство по здоровой рабочей обстановке, а не по воспитанию детей.

По привычке я проверила свой почтовый ящик («Леди Августина», мое детское прозвище, напечатанное над ним блестящими наклейками), но она была пуста. Конечно же, она была пуста.

Наверху послышались шаги, и Эдвина сбежала по покрытой голубым ковром лестнице, все еще обернутая полотенцем. Когда она заметила меня, то прижала руку к сердцу, ее лицо расцвело от счастья.

Она выглядела старше, чем в последний раз, когда мы виделись. На ее щеках появились новые веснушки, а в плечах появилась уверенность. Стрижка, которую она сделала себе сама, создавала впечатление, что она находится в нескольких секундах от того, чтобы вскочить на доску для серфинга и поймать волну.

— Ты выглядишь как житель Новой Англии, — поддразнила она, перегибаясь через перила, чтобы поцеловать меня в щеку.

— А ты выглядишь как калифорниец, — ответила я. Мой тон прозвучал легко, но разница между нами только усилила очевидность того, как сильно мы изменились.

Дядя Карлайл начал поднимать мой чемодан по лестнице.

— Позволь мне это сделать, — настаивала я, и на этот раз он согласился.

— Я пойду приготовлю ужин, пока вы, девочки, распаковываете вещи, — сказал он. — Твоя тетя скоро будет дома.