Укрощение Зверя
Шрифт:
На стоянках человек по запаху определяет кто его ближайший сосед. Выйди из палатки, вдохни и сразу понимаешь, что слева готовят бухарский плов, а справа острый мадьярский гуляш. Пройди немного вперед и почувствуешь запах печенежского шулюма или китайского жаркого.
На дороге все равны и все обязаны помогать друг другу. На дорогах много всякого степного сброда, готового украсть все, что плохо лежит. А уж ели хорошо лежит, удобно для вора, то украдут обязательно. Лошадей и груз все охраняют сами или нанимают охрану.
Утром сосед справа от посольского каравана, греческий купец Костас Геранитис недосчитался лошадей и трех ценных вьюков. Двух охранников не смогли найти, один лежал задушенный недалеко от дороги.
Первая казацкая застава удивила внезапностью появления вооруженных всадников на дороге. Вот ведь не было никого, и вдруг как из-под земли выросли смуглые усатые парни на рослых лошадях, в кольчугах по самые глаза и блестящих стальных шлемах. Трое, по-видимому, начальники, подъехали, проверили подорожные посольские грамоты, махнули рукой своим соратникам. И те, исчезли так же внезапно, как появились. Шамсутдин Бури аж вздрогнул.
Потом недалеко от дороги он увидел небольшой укрепленный город – настоящую крепость. Хотел осмотреть поближе – не дали. Сказали на хорошем тюркском наречии, что чужим в эту крепость заезжать нельзя и попросили следовать дальше. А когда он все же попытался разыграть из себя дурака, не понимающего собственный язык, то из крепости выехала до зубов вооруженная полусотня казаков и встала на его пути. В прорези шлемов на него и его спутников смотрели черные, карие и голубые сердитые глаза, правые руки казаков сжимали пики, а левые натянутые поводья. Достаточно было короткой команды атамана и караван будет атакован. Шамсутдин понимал, что на посольство они вряд ли нападут, но ему стало не по себе. Проявлять нахальство он не рискнул и дал приказ продолжить путь.
Всему когда-то приходит конец, каждый путь заканчивается. Вдали показались густые леса и, за рекой Шамсутдин и его спутники увидели пригород столицы московского княжества.
Их встретил дьяк Посольского Приказа Феофан, доброжелательный и веселый молодой человек в форменном кафтане, вооруженный и сопровождаемый десятком вооруженных стражников. Шамсутдин Бури рассчитывал, что посольство будет встречать, по крайней мере, боярин Колчин, глава Приказа. Неуважение? Пожалуй, не стоит пока акцентировать на этом внимание, не время. Он широко улыбнулся дьяку и сказал по-русски:
– Здрав будь, боярин!
– И ты будь здоров, твоя милость, посол Великого Амира Тимура Гуркани.
Шамсутдин понял только слова «амир» и « Тимур Гуркани»поэтому следующую фразу сказал уже на родном ему тюрки:
– Как здоровье Великого князя московского Василия?
– Князь – отец наш чувствует себя очень хорошо. Чего желает и брату своему Тимуру, повелителю многих орд и народов.
Эта формула величания была хоть и короткой, но вполне допустимой, поэтому Шамсутдин продолжил:
– Мы проделали долгий и утомительный путь и хотели бы отдохнуть. Привести в порядок наших коней и верблюдов. А завтра, с подарками, явиться к Великому князю на прием. У нас важное дело к нему.
– Покои для вас готовы в Гостевом тереме. Столы накрыты, баня натоплена. В охрану назначены дружинники, лучшие из лучших. Ни в чем недостатка знать не будете. Вечером к тебе, посол, на беседу, приедет его милость боярин Иван Колчин. Вы с ним обговорите все предварительно. Не серчай, что боярин сам вас не встречает, в отъезде он по приказу князя Василия.
Шамсутдин Бури совсем успокоился. Раз князь дал поручения, боярин выполнять обязан – это ему было понятно. Честь посла не пострадала. Заранее определить обсуждаемые вопросы старались все послы и посланники. Таким образом, снимались возможные острые
углы в дипломатических формулировках. Можно занимать отведенные покои и ждать.17
(Не говори ничего раньше времени и избегнешь неприятностей)
Князь Василий Дмитриевич с малой дружиной и митрополитом, в это время был недалеко от Владимира. Туда тайными дорогами приехали почти все русские князья и литовский король Витовт – тесть Василия. Поздним вечером они собрались в загородном тереме владимирского посадника боярина Степана Егорова. Резиденты Тимура об этом знать не могли, потому, что князь, как бы, уехал на охоту. Взял с собой все собачьи своры, егерей, но, бросив их на полпути, повернул на пролесок. Так было короче. И пропал вместе с малой дружиной и митрополитом Киприаном в лесном тумане.
Дружинники митрополита в это время выехали во Владимир. Там они взяли под охрану все подъездные пути к городу. Целых десять дней ни один воз с товаром, арба, телега и всадник не могли выехать из города. Пеших путников тоже тормозили, на случай если во Владимире кто-то что-то знает об этом тайном слете князей и подвластных им бояр, информация не должна была уйти на сторону.
После легкого завтрака хозяин дома пригласил князя и его тестя Витовта в большую пиршественную залу. Князья второй руки и бояре-посадники рассажены были не по чину, а по вотчинам. Одеты были по-походному для охоты. Князь перекрестился на икону с горящей лампадой в Красном углу, сел рядом с тестем своим и начал речь.
– Не помню я с кем из вас у нас дружба писанная, а с кем нет. Знать не хочу о ваших претензиях друг к другу и к московскому княжеству. Теперь все нужно забыть перед лицом общего врага. Они же, татары, нас этому и научили. Долго учили. Те, кто учебу не превзошел, уже в раю. Все вы помните нашу историю. Кто только не приходил на русскую землю: обры, половцы, печенеги, яссы и касоги – где они теперь? А мы стоим.
Монголы пришли и притащили на своих плечах татар. Если бы мы, как мадьяры или как поляки в то время смогли бы соединенными силами по ним ударить, то ситуация во всем мире была бы другая. Но мы не смогли. Резали глотки русские русским, брат брату. Князь Дмитрий Иванович, мой отец, через двести лет после прихода монголов, первый решился, открыто, против них выступить. Чтобы скинуть эту позорную рабскую дань, чтобы вздохнула наша земля. Народу погибло много, но дань мы платить перестали. Легче стало? Легче! Не зря люди погибли. Через два года после этого сражения пошел на нас Тохтамыш и стер все старания Дмитрия Ивановича. Но и у Тохтамыша враги есть – победил его Тимур Аксак, беспощадный воитель. И теперь докладывают нам верные люди, что Тимур замыслил поход на Русь. Сколько войска поведет, пока точно не знаю, но не менее ста тысяч воинов.
Теперь у нас выходов только два: сдаться на милость того злобного Аксака, отдать ему имущества наши, детей и жен наших в рабство или встать плечом к плечу, забыв прежние распри. Отбить навсегда охоту степнякам в наши леса соваться… Больше мне сказать вам нечего. Пусть митрополит говорит.
Митрополит говорил без надрыва и пафоса. Как воин, планирующий битву.
– Мне удалось связаться с византийским патриархом. Воинов дать не может, Византию осаждают арабы, грекам тяжко. Но денег дадут. Сможем нанять конницу. Гонцы к аварцам, кумыкам, табасаранцам, лезгинам уже уехали. У меня подготовлена хартия, тут все вы записаны и количество войска, которые вы способны собрать до августа. Каждый из вас напротив своего имени поставит подпись и крестное целование сделает. Первый будет князь московский Василий – шестьдесят тысяч пехоты и тридцать тысяч конницы, не считая наемников. Давай князь!