Умершее воспоминание

Пока мы ехали в машине, я напряжённо размышлял о своих словах, сказанных сегодня рано утром. Во время завтрака я внимательно наблюдал за Эвелин, силясь понять, изменилось ли что-либо в её поведении и тоне, но ничего такого не заметил. Я не знал, помнила ли она о том, что я сказал, злилась ли на это, держала на меня обиду… Я не знал, и это мучило меня.

– Эвелин, я не могу больше молчать, – сказал я, когда моя «Карма» остановилась на перекрёстке. – Сначала я хотел промолчать, хотел, потому что ты тоже молчала, но сейчас…

Она выжидающе на меня смотрела.

– Ты помнишь, как мы вернулись сегодня с вечеринки Карлоса и Алексы?

– Да.

– Помнишь, я пришёл к тебе перед сном и ты читала мне своё стихотворение?

– О, Логан, я помню это.

Моё сердце снова мучительно больно сжалось, и я закусил нижнюю губу, до конца осознав, какую силу имели мои слова, высказанные этой девушке прямо в лицо.

– Я сказал, что твоё стихотворение тронуло меня, – тихо продолжал я, стыдясь взглянуть в глаза Эвелин, – и это чистая правда. Я так ценю твоё не безразличие, что словами моей благодарности не выразишь. Но утром, Эвелин, утром… Я сказал то, чего вовсе не хотел говорить.

Она молчала, и я по-прежнему не смел посмотреть на неё.

– В последнее время я часто отказывался от чужих советов, – говорил я, внимательно следя за дорогой, – а если и не отказывался, то выслушивал их с огромным терпением… Но в итоге всё равно не принимал их во внимание. Это было в основном потому, что советы эти были одни и те же. Я считал, люди говорили мне это всё ради того, чтобы показать своё мнимое не безразличие, я считал их сожаления фальшивыми, но ты, Эвелин… Ты не притворяешься. Прости меня за всё, что я тебе сегодня наговорил. Мне нужна твоя поддержка, твоя помощь, мне важно твоё мнение, и ты многое способна изменить в моей жизни. Иногда я говорю то, чего вовсе не желаю, иногда беспричинно повышаю голос и грублю, но пожалуйста, не сердись на меня. Я в этом не виноват. Сегодня утром я за своё состояние не отвечал, я был не в себе. Эти слова… они просто вырвались. Сами собой. Пойми меня, Эвелин, и прости. Прости, пожалуйста.

Наконец я посмотрел на неё. Эвелин сидела прямо и смотрела на дорогу. Взгляд её был задумчив и сосредоточен.

– Ты не принимаешь мои извинения? – спросил я голосом, лишённым всякой надежды.

– Я не стану противоречить своим же словам, – тихо ответила она, – и приму твои извинения. Ты не во многом виноват, Логан, и то, что ты осознаёшь свою вину, уже является твоим прощением.

Моё сердце, до этого стянутое тугими верёвками, наконец освободилось, и я с облегчением улыбнулся.

– Я так ценю твоё понимание, Эвелин. Знала бы ты, насколько сильно. Всё утро у меня жутко болела душа, и я понятия не имел, куда деться от этой боли.

– Душа? – переспросила моя спутница, и я посмотрел на неё. – О нет, Логан, у тебя нет души.

В этих словах было столько желчи, что моё сердце сжалось сильнее прежнего и упало. Я чуть было не нажал на тормоз, но вовремя овладел собой. Я молчал, не зная, что на это ответить… Эвелин, очевидно, очень сильно обидело моё поведение. Настолько сильно, что теперь она считает меня человеком без души. О, а может, так оно и есть? Бесчувственный, бессердечный и безжалостный…

– Нет у тебя души, Логан, – снова зазвучал её голос, до этого такой сладкий, но теперь горький и беспощадный. – Ты – это душа. У тебя есть тело.

И во второй раз сердце моё освободилось от тяжёлых мук, и я снова улыбнулся, взглянув на Эвелин. Сейчас она не казалась мне злопамятной, ядовитой и полной злой иронии. Она была прежней, да, прежней – мечтательной и глубоко чувствующей.

– В моих силах сделать так, чтобы такого больше не повторилось, – произнёс я.

– И в моих тоже. Это в силах нас обоих, Логан.

Приём Эвелин тянулся больше часа. Я сидел в коридоре больницы, прислонившись к холодной стене, и ждал её. Душа наполнилась старыми воспоминаниями, ведь мы с Эвелин впервые встретились в этом коридоре, здесь она впервые коснулась моей руки, здесь я впервые увидел её слёзы… Прошло только около трёх месяцев, но мне казалось, что я и Эвелин знакомы всю жизнь.

Наконец дверь открылась, и я, увидев её, встал на ноги.

– Ну что, Эвелин? Что сказал доктор?

Она смотрела на листок бумаги, который держала в руках, и молчала. Я не торопил её и терпеливо ждал, пока она заговорит.

– Препараты перестают помогать, – тихо сказала Эвелин и, сложив листок пополам, убрала его в сумку. – Так доктор сказал.

Я молча смотрел на неё, с сожалением подняв брови. Что нужно было сказать?..

– И он вынужден прибегнуть к крайним мерам, – продолжала девушка. – Он назначил мне электросонтерапию.

– Что? – не поверив своим ушам, переспросил я.

– Воздействие электрического тока на головной мозг. Три сеанса в неделю, таков его первоначальный план…

– Электрического тока? – снова переспросил я и отрицательно покачал головой. – Нет, Эвелин…

Я вдруг живо представил её лежащей на кушетке с диким страхом в глазах, представил проводники тока, присоединённые к её вискам, и врачей, равнодушно выполняющих свою работу.

– Ток… – как заклинание повторил я. – Это может быть опасно, Эвелин…

– Воздействие тока производится в лечебных целях, Логан. К тому же доктора используют ток в ничтожно малом количестве.

Я молча опустился на скамейку, и Эвелин присела рядом со мной.

– Тебе не страшно? – поинтересовался я, взглянув в её глаза и пытаясь найти там хотя бы крошечный отголосок страха. Но моя попытка оказалась напрасной.

– Когда лечишься, у тебя нет права думать о страхе.

Она была права. Я смотрел на эту невероятно смелую девушку и с непонятным стыдом вспоминал свой единственный поход к неврологу. Эвелин была готова на всё ради выздоровления, а я… Я даже до конца признать не мог, что болен.

– Когда будет первый сеанс? – спросил я, почти не слыша собственного голоса из-за непрекращающегося потока мыслей.

– Завтра в полдень. Довезёшь меня сюда снова?

– Конечно. Конечно, да.

Она улыбнулась и вдруг обняла меня, с силой прижавшись к моей груди. Я задумчиво смотрел перед собой, не ощущая талию Эвелин, что держал в своих руках.

– Я так благодарна тебе за всё, что ты делаешь для меня, – зазвучал её голос где-то у меня внутри.

Мы просидели в обнимку несколько минут, как я отстранился и взглянул на Эвелин.

– Отвезти тебя домой?

– Логан, я хотела попросить… Отвези меня ко мне домой, пожалуйста.

– Что? Ты хочешь вернуться к себе домой?

– Я хочу поговорить с Уитни. С момента моего отъезда я беспрестанно думаю о ней, думаю о том, как плохо с ней поступила.

Я молча смотрел на свои колени, после чего сказал: