Умершее воспоминание

Как будто от меня ответа ждёшь,

Как будто веришь, что тебе я помогу,

Что в глазах моих поддержку ты найдёшь.

Да, признаюсь, в трудные моменты

Я помощи ищу в твоих глазах,

А потом надеюсь я зачем-то

Опорой стать твоей. Но как?

Как я могу, ты подскажи,

Помочь тебе с твоей бедой?

Могу сказать лишь «Подожди:

Пройдёт с годами, дорогой».

Поверь, я так тебя жалею,

Что из-за слёз блестят глаза,

Но я чертовски сожалею,

Что лишь словами поддержать

Тебя я в силах – тем больнее.

Бессилие пытаюсь скрыть,

Но знаю: всё, что я сумею, –

Это с тобою рядом быть.

Прочитав его, я грустно улыбнулся и взглянул на Эвелин. Она всё так же спала, повернувшись ко мне спиной, и тихо-тихо сопела. Я положил тетрадь на место и собирался уходить из спальни, но задержался у двери. Облокотившись на косяк, я безмолвно смотрел на неё и думал о ней. Я вспоминал строки её стихотворений, чистый блеск её глаз, а потом – свои слова. И жалость к ней снова стягивала моё сердце невидимыми цепями, и я морщился от этого неприятного чувства – чувства, от которого беспощадно щемило в груди.

Я проспал всего три часа. Как бы я ни старался заставить себя уснуть, все попытки оказывались напрасными. Я ощущал непонятное беспокойство, оно, кажется, и не давало мне уснуть. Какое-то время я лежал в постели, раскинув руки в разные стороны и бесцельно глядя в потолок, и обдумывал всё, что случилось накануне. Когда я встал с постели, на часах было восемь утра.

Спустившись вниз, я, к своему удивлению, обнаружил Кендалла. На диванах, креслах и полу – повсюду была разбросана одежда, и Шмидт, небрежно её складывая, запихивал в чемодан. Движения его были неточными, рассеянными, и я понял, что он всё ещё пьян.

– Кендалл? – с удивлением спросил я, и друг, вздрогнув, обернулся.

– О, Логан. – Он рассмеялся и, смяв футболку, бросил её в и без того набитый чемодан. – Фух, ты меня напугал, дружище.

– Ты куда-то торопишься?

– Что? А, да нет. Не тороплюсь никуда.

– Тогда к чему такая спешка? Почему ты собираешь свои вещи?

Кендалл присел на ручку кресла и, подняв глаза к потолку, принялся доставать из нагрудного кармана пачку сигарет.

– Эвелин спит? – спросил он.

– Да. Думаю, она очень устала сегодня.

Шмидт закурил. Я внимательно смотрел на него.

– Я нашёл себе новый дом, – наконец признался он.

– Новый дом? – с плохо скрываемой радостью в голосе переспросил я. – Новый дом, Кендалл? Чёрт побери, это же здорово! И ты уже собираешь вещи, чтобы переехать в него?

– А? Да. Да, конечно, собираю вещи…

Он был чем-то расстроен, либо чем-то озабочен, либо его мучило что-то со страшной силой. Я не знал, что это было, и не был уверен, было ли это, поэтому не стал об этом спрашивать.

– Хочешь, помогу тебе? – спросил я, взявшись за одну из футболок Кендалла, но он вырвал её из моих рук и бросил в чемодан.

– Не нужно. Я сам.

Не скрою, я был рад, что Шмидт уезжает. Не то чтобы меня сильно напрягало его присутствие в моём доме, но согласитесь: дружбу легче поддерживать на расстоянии. Мне было странно думать, что теперь мы с Эвелин будем жить в моём доме вдвоём. Вообще эти мысли всегда заставляли меня чувствовать себя странно: этот дом хранил в себе не самые приятные для меня воспоминания. Когда-то мы с Чарис тоже жили здесь вдвоём, и я вспоминал об этом каждый раз, когда смотрел на Эвелин…

– Итак, – вздохнул я, пройдясь по гостиной, – когда ты пригласишь нас на новоселье?

– На новоселье? – задумчиво переспросил Кендалл. – Не скоро. Нет, Логан, пока не приглашу. Дела. Очень много дел.

Наконец я не выдержал его рассеянность и недомолвки.

– Что не так, Кендалл?

Он поднял на меня удивлённый взгляд.

– Что не так? – растерянно повторил он.

– Хватит уже повторять за мной мои реплики! Что у тебя случилось? Почему ты так торопишься уехать, почему так странно разговариваешь? В чём дело?

Шмидт стряхнул пепел в тарелку, в которой, очевидно, до этого лежала еда, и пожал плечами.

– Всё в порядке, Логан, – ответил он. – Не понимаю твоего беспокойства.

– А я не понимаю твоей безмятежности. Ты так спокоен только тогда, когда случилось что-то очень важное.

– Нет-нет. Наверное, тебе просто кажется, или ты меня плохо знаешь.

Ни то, ни другое не было правдой: Шмидт действительно что-то скрывал от меня и от себя тоже. Возможно, в его жизни произошло то, во что он сам пока отказывается верить. Я не стал осуждать пьяного друга, поэтому тактично промолчал.

– Доброе утро, Логан и Кендалл, – послышался с лестницы женский голос, и мы со Шмидтом обернулись.

На нижней ступеньке стояла Эвелин. Она выглядела сонной и не выспавшейся, но улыбалась. Я тоже улыбнулся, увидев её, но, когда я вспомнил наш разговор, что-то в груди болезненно сжалось. Кендалл, бросив на свою бывшую соседку быстрый взгляд, засобирался ещё торопливее, чем прежде.

– Привет, Эвелин, – поздоровался с ней я, не зная, какой тон больше подойдёт для разговора. Я чувствовал себя виноватым и не знал, помнит ли Эвелин мои слова. – Зачем ты встала так рано? Отдохни ещё.

– Нет, Логан, я… Я хотела попросить тебя, чтобы ты отвёз меня в больницу.

Я встал и обеспокоенно взглянул на неё.

– Что-то случилось?

– Нет. Но мне нужно посетить своего невролога, из-за праздников я не могла попасть к нему. Мне это необходимо.

– О, конечно, – сказал я, – если ты просишь, я отвезу.

– Спасибо. – Эвелин улыбнулась мне, и её взгляд скользнул по собранным чемоданам. – Кендалл, ты куда-то уезжаешь?

– А? Да… Да, Эвелин, уезжаю, – с той же растерянностью ответил друг.

– Он съезжает, – сказал я, почувствовав, что Кендалл больше ничего из себя не выдавит. – Нашёл новое жильё.

– Это звучит отлично! – обрадовано произнесла Эвелин, но я заметил, что эта радость не была искренней. – Кендалл, позавтракаешь с нами на прощание?

– Нет, нет, не могу. Тороплюсь. Сильно тороплюсь.

Шмидт сел на чемодан с целью примять одежду, наваленную туда неаккуратной кучей, и с трудом застегнул молнию. Он с улыбкой выдохнул и, посмотрев на Эвелин, сказал:

– Я бы с радостью остался. Но дела зовут.