Умершее воспоминание
Шрифт:
— Конечно.
Затем старшая из сестёр снова чихнула.
— И забери с собой розы, пожалуйста.
Я с интересом рассматривал фотографии, вставленные в красивые рамки. Здесь были фото маленьких Эвелин и Уитни, и я улыбался, глядя на них. На каминной полке я заметил наполовину пустую бутылку мартини, рядом — стеклянный стакан. Я поднёс стакан к лицу и наполнил лёгкие воздухом, пытаясь ощутить аромат. Как раз в этот момент в гостиной появилась Уитни.
— Убери руки, — сурово бросила она.
Поставив стакан на место, я бросил на собеседницу равнодушный взгляд.
—
Я сел напротив Уитни и, вздохнув, поднял на неё печальный взгляд.
— Почему она меня не помнит, Уитни?
Какое-то время мы сидели в тишине, после чего девушка сказала:
— А я думала, ты уже сам догадался о её несчастье.
— Догадался. Но конкретно я об этом ничего не знаю. Спрашивать у Эвелин… это как-то слишком. Это будет невежливо.
— А спрашивать у меня – это, по-твоему, вежливо?
Уитни тяжело вздохнула и сделала большой глоток из бутылки.
— Итак, ты хочешь, чтобы я рассказала тебе всё?
— Ты этого не сделаешь, но да. Я этого хочу.
— Зачем? Господи, да зачем? Почему люди всегда создают себе проблемы?
— Я их не создаю, они сами собой появляются в моей жизни.
— Вот как? — Она сделала ещё один глоток. — Честно говоря, впервые встречаю человека, так яро интересующегося жизнью Эвелин. И я так понимаю, если я не расскажу тебе всего, ты от меня не отстанешь, да?
Я не отвечал. Уитни была пьяна — не сильно, но пьяна. Это был идеально подходящий момент для того, чтобы вытянуть из неё всю правду.
— Её болезнь… осложнилась, — наконец заговорила Уитни. — Эвелин лечится у невролога уже год, но результатов пока нет. Это настораживает и меня, и врача. У неё антероградная амнезия, моя сестра помнит только то, что было до начала болезни. А остальное…
— А когда началась её болезнь?
— Очень давно. Когда Эвелин было пять лет. Это был совершенно нелепый несчастный случай. Совершенно! И он так изменил её жизнь!
Уитни сделала сразу два глотка мартини.
— Эвелин просто упала с качелей. Она упала и ударилась головой о железку. Сначала она долго не приходила в себя, что очень сильно напугало меня и родителей. Потом она всё же очнулась, и мы сразу показали её доктору. Он сказал, что это простой ушиб, даже сотрясения мозга нет. А потом мы стали замечать, что Эвелин постепенно теряла память. Сначала она не помнила, что ела на завтрак, потом перестала помнить имена своих друзей, а потом начала забывать, как читать…
Я с ужасом вспомнил нашу первую встречу с Эвелин, когда та попросила меня прочесть надпись на двери. Я принял её за сумасшедшую, а ей, оказывается, действительно нужна была моя помощь…
— И вот сейчас, когда Эвелин находится под постоянным присмотром невролога, болезнь начинает прогрессировать. Эвелин периодически теряет память. Сегодня она может помнить абсолютно всё, а завтра не вспомнит даже вкуса её любимых фруктов. Это осложняет ей жизнь. Действительно, это, чёрт возьми, тяжело, когда каждый день узнаёшь о себе новые, иногда потрясающие сознание вещи!
— Так вот оно как, — задумчиво прошептал я и поднял
глаза на собеседницу. — Уитни, что мне сделать для того, чтобы она меня вспомнила?Девушка рассмеялась, опрокинув голову назад. Я с недоумением смотрел на неё.
— Это амнезия, Логан. Ты не можешь просто приказать Эвелин вспомнить тебя. Для этого нужно время.
— Много времени?
— Не знаю. Но я бы посоветовала тебе запастись терпением. Выздоровления, конечно, можно добиться, но я просто не знаю, как долго должно длиться лечение, если даже год регулярного посещения невролога не дал никаких результатов!
Потом Уитни сделала ещё несколько глотков из бутылки и сказала:
— А вообще, Логан, мой тебе совет. Беги отсюда. Зачем тебе все эти сложности?
Я растерянно пожал плечами. Я действительно не знал, зачем мне это всё, но бежать отсюда не собирался. У меня этого даже в мыслях не было.
— Отношения с Эвелин будут сложными, — продолжала Уитни, — это однозначно. Именно поэтому у неё нет ни одного друга, да и молодого человека никогда не было. Она сама этого не хочет, понимаешь? Она не хочет осложнять жизнь и другим людям.
— Отношения с Эвелин не осложнят мою жизнь.
— Думай, о чём говоришь.
— Я думаю. К тому же прекрасно понимаю, о чём говорю. А у неё правда нет ни одного друга?
— Правда. Я её лучший друг, понятно?
Мне стало безумно жаль Эвелин. Ей не дано понять, каково это иметь лучших друзей. У меня они были, и соглашусь, что порой я принимал это как должное и совсем не ценил этого. Но теперь мне очень захотелось изменить жизнь Эвелин, показать ей, что в мире существуют люди, которые, как и Уитни, способны поддержать её в любую минуту. И меня вовсе не пугали сложности, о которых говорила Уитни.
— По-моему, ты выбрал не очень удачного человека для дружбы, — сказала моя собеседница.
— Как ты можешь? Она ведь твоя сестра!
— Я не оскорбляю Эвелин! Я просто трезво смотрю на вещи.
— Очень смешно слышать это от пьяного человека.
— Замолкни, Логан. Твои остроты здесь никому не нужны.
Уитни поставила бутылку на стол и легла на диван.
— Я сейчас говорю о её болезни. Порой она не может отличить свой сон от реальной жизни. Да… Иногда Эвелин вспоминает свои сны и считает, что это случалось в реальности. Это тоже сложно, потому что однажды она обвинила родителей в том, чего они не совершали. Эвелин просто… увидела нехороший сон.
Я вспомнил о её холодном взгляде в то утро, когда я приехал к ней после вечеринки Карлоса. Теперь всё встало на свои места. Наверное, Эвелин обиделась на меня из-за чего-то более существенного, чем моё долгое отсутствие, из-за чего-то, что ей только приснилось. Я вздохнул с непонятным облегчением.
— Что, это тоже тебя не пугает? — с удивлением спросила Уитни, закинув ноги на спинку дивана.
— Нет, даже наоборот толкает на умные мысли.
— Какие же?
— Я могу рассказать Эвелин о себе. Просто напомню ей наш разговор, её стихотворение, посвящённое мне, в конце концов покажу ей свой номер, записанный в её мобильном! Что-то из этого должно сработать, ведь так?