Умершее воспоминание

— Что? — насторожился я и слегка приподнялся в кресле. — Что ты имеешь в виду?

— Да посмотри, что ты творишь! Ты ведь выходишь из себя так часто, порой беспричинно, что я поневоле начинаю заранее продумывать каждое слово, чтобы оно не смогло тебя задеть!

Я сердито нахмурился.

— Почему ты отказался показаться врачу? — продолжал папа. — Мы могли бы найти тебе хорошего невролога, круг докторов не ограничивается тем единственным, к которому мы ходили два года назад.

— Мне не нужен доктор! — повысил голос я. — И вы не можете говорить, что я слишком рано уехал из дома, мне, чёрт возьми, двадцать пять! И я сам справляюсь со своей проблемой!

Указав на меня, папа виновато пожал плечами.

— Об этом-то я и говорю, сынок.

Я встал с кресла и пошёл к выходу.

— Куда ты идёшь? — врезались в спину слова отца.

— К себе.

— Там ведь спит Эвелин…

— Ничего. Я её не потесню.

В моей спальне свет не горел, и открытая мною дверь впустила в тёмное помещение широкую полосу света, льющегося из коридора. Я увидел Эвелин, она лежала на кровати, отвернувшись к стене, и я сразу догадался, что она уже уснула. Боясь нарушить её сон, я на цыпочках пробрался к кровати и занял её свободную сторону. Ноги я поджал под себя и лёг на самый край, чтобы, в случае чего, не потеснить Эвелин. Я ничего не видел, но слышал её спокойное дыхание.

Слепо уставившись в непроглядную неосязаемую темноту, я с головой окунулся в свои мысли. Думалось сразу обо всём: об Эвелин, рождественской вечеринке, о нашей с ней прогулке по набережной, о её объятиях, о Джеймсе и Изабелле, о Кендалле и Кайли, Карлосе и Алексе. Я думал даже о маме с папой, о Далласе, приехав в который, я понял, что здесь моё место, и о Дейле с Чарис. Вспоминал Германию, Швецию и Австралию — вспоминал и совсем забывался, где я нахожусь сейчас. Эти воспоминания стали для меня своеобразной машиной времени: в темноте, как наяву, вставали образы людей и мест. Вернувшись из временного забытья, я с тоской посмотрел в ту сторону, откуда доносилось спокойное дыхание. Да, я мог бесконечно бороздить океан своих воспоминаний. Я мог — жаль, что Эвелин не могла.

Вдруг её дыхание участилось, и я, услышав это, испуганно приподнялся на локтях. Вдохи и выдохи становились чаще, вместе с ними из горла Эвелин вырывались хрипы, затем — тихие стоны. Меня обуял страх, и я молниеносно вскочил на кровати, чтобы зажечь светильник на стене. Когда тёмная комната озарилась мягким желтоватым светом, Эвелин уже кричала и ёрзала на кровати так, словно мучилась от нестерпимой физической боли.

— Эвелин! — испуганно выкрикнул я и попытался взять её за руки. — Эвелин, посмотри на меня!

Казалось, что она меня не слышала. Её глаза были всё ещё закрыты, Эвелин отбивалась от меня с такой силой, что мне казалось, будто от меня отбивается крепко сложенный мужчина, а не эта хрупкая девушка. Наверное, Эвелин увидела плохой сон, и события этого сна всё ещё стояли у неё перед глазами.

— Посмотри на меня, — повторил я, и мне удалось, наконец, схватить её за запястья. — Эвелин, открой глаза!

Её веки резко распахнулись. Серо-голубые глаза сначала уставились на потолок, потом напуганный до нельзя взгляд медленно опустился на меня, и Эвелин порывисто отпрянула.

Она отползла к дальнему углу большой кровати, не спуская с меня затравленного взгляда. Я видел этот дикий страх, вселившийся в неё, и с ужасом понимал, что Эвелин меня не помнит. Худшие мои ожидания оправдались…

— Тихо, — прошептал я и показал девушке ладони, доказывая, что я не причиню ей никакого вреда, — тихо, Эвелин… Не бойся меня, всё хорошо…

Девушка прижалась спиной к изголовью кровати и, пытаясь защитить себя, выставила вперёд обе руки.

— Не приближайся, Логан!

Я изумлённо уставился на неё и покорно замер. Нет, Эвелин помнила меня, а значит, дело здесь было в чём-то другом…

— Ладно, — осторожно сказал я и сел. — Я не приближусь к тебе, если ты сама об этом не попросишь.

Испуганно дыша, Эвелин смотрела на меня и не убирала руки, выставленные вперёд в качестве защиты.

— Не бойся, — продолжал утешать её я, всё ещё оставаясь на месте. — Не бойся, Эвелин. Я с тобой. Всё в порядке.

Я аккуратно протянул руку в сторону девушки, и Эвелин отшатнулась от неё, как от огня.

— Да что с тобой такое?! — не выдержал я. Потом подумал, что лучше будет успокоиться: не хочу, чтобы Эвелин видела меня таким.

Какое-то время девушка смотрела на меня всё тем же диким взглядом, после чего устало выдохнула и легла на кровать лицом вниз. Её плечи задрожали.

— Эвелин… — мягко проговорил я и положил руку на её плечо.

— Логан, — сказала она со слезами на глазах и, сев на колени, обняла меня. — Господи, Логан… я видела такой плохой, такой ужасный сон…

Я тоже обнял её и прижал к себе, пытаясь успокоить. Эвелин не плакала, но её всю трясло от только что пережитого страха.

— Что тебе приснилось? — спросил я, гладя её по волосам.

Она молчала.

— Эвелин, — позвал её я, всё ещё не выпуская из объятий, — что ты видела во сне?

Она отстранилась и посмотрела на меня взглядом, пронизанным болью.

— Не хочу говорить об этом, — шёпотом сказала она, не отрывая от меня глаз, будто до сих пор не могла поверить, что это я.

— Точно?

Эвелин ничего не ответила. Она облокотилась на изголовье кровати и провела руками по волосам, будучи всё ещё не в состоянии отойти от своего жуткого сновидения. Я сел рядом с ней.

— Не знаю, что ты видела, — тихо начал я, — но ты страшно меня напугала.

— Прости, — коротко сказала Эвелин. — Я не хотела.

— Может, принести тебе воды? Чая?

— Спасибо, не надо. Долго я спала?

— Где-то полчаса. Хочешь ещё отдохнуть?

— Нет, — резко вырвалось у неё, — нет, не хочу. Поедем лучше в город, Логан.

Ночь была тёплая, можно даже сказать жаркая: термометр показывал больше двадцати градусов. После продолжительной прогулки по ночному Далласу я повёз Эвелин за город. Там мы разместились на ещё зелёной траве, я включил музыку в отцовской машине, и мы подняли головы, рассматривая бесчисленные звёзды. На востоке небо уже начинало светлеть, поэтому эти маленькие сверкающие гвоздики, словно прибитые к синему небу, сияли только на западе.

— Скажи, Логан, ты всё ещё думаешь о ней? — тихо спросила Эвелин.

Я медленно повернул голову и удивлённо взглянул на свою спутницу.

— О ком? — не понял я.

— Ты знаешь. О Чарис.

Я растерялся и не сразу нашёлся, что можно ответить. Честно признать, я не ожидал, что Эвелин когда-нибудь спросит меня об этом.

— Последние несколько дней – нет, — ответил я вежливо, но без всякого желания. — Вернее, пытаюсь не думать.

Эвелин грустно улыбнулась, не отрывая заинтересованного взгляда от неба.