Умершее воспоминание

— Тебя это расстроило? — обеспокоенно спросил я.

— Нет.

— В этом ведь нет ничего такого, да? Ты не злишься, что узнала о Чарис не от меня?

Она отрицательно покачала головой, но её ответы меня не успокоили. Я вдруг почувствовал себя виноватым, хотя за несколько часов до этого, сидя в кабинете отца, я был твёрдо уверен в том, что поступаю правильно. Эта вина взялась не пойми откуда, и я не мог найти ей достойного объяснения, как и не знал, куда от неё деться.

— Ты её больше не любишь? — снова спросила Эвелин, даже не смотря в мою сторону.

— Нет. И, что самое ужасное, я слишком поздно понял это.

— Когда же ты понял это?

— Около полутора месяца назад, когда вновь узнал о её лжи. Однажды я уже был обманут ею, и повторное предательство сделало мне только больнее.

— Зачем она обманула?

— Я тоже хотел бы знать это, Эвелин.

— Но она попросила прощения?

— Прощение ошибок не избавит её от этого груза, — грустно сказал я. — Ни меня, ни её. Всё плохое, что было между нами, не исчезнет в один миг, если я прощу её.

— Нет, конечно, но прощение — это очень важно, Логан. Важно понять человека, понять, что он чувствует. Быть виноватым и осознавать свою вину куда труднее, чем быть обманутым.

— Да что ты об этом знаешь? — грубо спросил я, но тут же осёкся и взял себя в руки. – Нет. Говори, что хочешь, Эвелин, но я никогда не сумею простить её. Даже если я когда-нибудь в своей жизни скажу ей «Ты прощена», ничего это значить не будет.

Спутница с тоской опустила глаза.

— Ей тоже больно от этого, — тихо сказала Эвелин.

— Да ни черта! Она получила урок, но ничего полезного из него не усвоила! Я показал ей, как страшно то, что она сделала, но она не поняла! Она ничего не поняла!

Она сидела, испуганно нахмурившись и наклонив голову. Я понял, что только что накричал на Эвелин, и сказал:

— Прости. Давай пообещаем друг другу больше никогда не возвращаться к этому разговору. Он не способен заставить меня оставаться спокойным.

— Это я виновата, так что ты прости меня. Я не знала, что эта тема всё ещё является для тебя слабым местом.

— Нет… Просто я до сих пор не справился со своей душевной раной.

Эвелин подвинулась ближе и накрыла мою ладонь своей рукой. Слегка улыбнувшись, я взглянул на неё.

— Я не доктор, — тихо сказала она, — но я сделаю так, что твоя рана затянется очень быстро и безболезненно.

— Лучше сделай так, чтобы новые раны больше никогда не появились.

По её лицу скользнула улыбка, и она прошептала:

— Боже упаси.

Услышав это от Эвелин, я решил задать ей один вопрос, а заодно увести разговор в другую сторону:

— Ты веришь в бога?

Она легла на спину и вытянула ножки. Я последовал её примеру.

— Я верю в то, — начала Эвелин, задумчиво глядя на небо, — что в мире есть что-то, недоступное для нашего понимания. Люди на этой планете не одни, есть что-то, помимо людей, распоряжающееся всем происходящим. Оно отвечает за судьбы, заставляет одних людей встречаться, а других — расходиться, создаёт трудности и помогает людям их преодолеть, учит плохих важным урокам, а хороших награждает за их терпение, стойкость и силу. Да, Логан… Что-то есть.

— Но в бога ты не веришь?

— Скажи мне, если бог есть и он одинаково любит всех своих созданий, то почему всё в мире настолько несправедливо? Почему одни люди рождаются здоровыми, а другие — больными?

— В этом нет вины нашего создателя, Эвелин. Всё дело в природе, в генетике.

— Но ведь кто-то всё-таки решает, каким человеку родиться? — более настойчиво спрашивала девушка. — Почему один человек красив и богат, а другой — уродлив и несчастлив?

— В богатстве нельзя найти счастья. Бог восполняет людские физические недостатки душевными достатками. Ты не замечала, что одинокие и несчастные люди — чаще всего самые добрые и отзывчивые?

— Ладно, бог — наш отец. А отец любит всех своих сыновей в равной степени, не так ли? Так почему одни должны страдать, работать, преодолевать сложности, а другие — беситься от жиру, бездельничать, но при этом получать всё, о чём только можно мечтать?

— Во многом судьба человека зависит от самого человека. Бог любит всех и помогает тоже всем. Просто порой человек не замечает этой незримой помощи и избирает неправильный путь.

— А если человек верит в бога, но не чувствует его помощи?

— Значит, он не верит в бога. Верить можно только в то, в чём уверен. А если человек посмел усомниться в божьем всемогуществе, то о какой вере может идти речь?

— Тогда я не верю, — шёпотом сказала Эвелин.

Я молчал.

— Верь в меня, — сказал я через какое-то время. — Даю слово, мою помощь и поддержку ты ощутишь в полной мере.

Я почувствовал, как мои пальцы переплелись с пальцами Эвелин, и улыбнулся. Она говорила, что она не доктор, но я уже чувствовал, как моя глубокая душевная рана безболезненно затягивается.

Скоро наступил рассвет, а мы с Эвелин уже спали, лёжа на изумрудной траве и отвернувшись от жадно палящего солнца.

— Когда думаешь об этом мире, — говорила Эвелин, вовремя того как моя «Карма» неслась по лос-анджелесской улице прямо по направлению к дому Блэков, — всем сердцем надеешься, что он не утратил хороших людей. Но как я могу надеяться на это, если я такая лживая и отвратительная?

Я бросил на спутницу короткий взгляд.

— Перестань, — сказал я ровным голосом, — ты не отвратительная. И солгала ты лишь единожды, ради себя. Ты когда-нибудь в своей жизни делала что-то исключительно ради себя?

Эвелин не ответила на мой вопрос. Я услышал её напряжённый вздох.

— Сути это не меняет, — тихо сказала она. — Я соврала, и теперь я чувствую такую грязь в своей душе, что возникает ощущение, будто я никогда не избавлюсь от этого гадкого чувства. Все люди добрые и честные по своей природе, лгать их учат остальные – те, кто уже делал это хотя бы единожды. А соврав один раз, во второй ты даже не задумаешься…

— Принятие проблемы — первый шаг на пути к её решению. Не кори себя, Эвелин. Всё будет в порядке.