Умершее воспоминание

– В последнее время я настолько сильно изменил своё мнение об отношениях, что уже не уверен, что меня устроят отношения на одну ночь. Теперь мне нужно нечто большее.

– Даже так? Ну, тогда надейся, что на вечеринке будет девушка с разбитым сердцем, желающая найти любовь всей своей жизни. Думаю, вы отлично сойдётесь: будет, что обсудить.

Мы перебрались на кухню, и Джеймс предложил мне чай. Пока вода в чайнике нагревалась, друг сел напротив меня и слабо улыбнулся.

– А что насчёт тебя, дружище? – спросил он. – С тобой на вечеринке будет та девушка, с которой ты захочешь провести ночь?

Я молча посмотрел на него.

– Я про Эвелин.

– Я догадался. Сам ещё не знаю, Джеймс. Наверное, да. Наверное, мы пойдём на эту вечеринку вместе.

Маслоу как-то невесело рассмеялся и, поймав на себе мой вопросительный взгляд, сказал:

– В какую же скотину я превратился! Сижу тут, чуть ли не вою от своей боли, а за друзей порадоваться как-то недосуг. Да-а… В последнее время я теряю к себе уважение как к человеку. Но чёрт побери! Логан! Я так счастлив за тебя, дружище!

Я слабо улыбнулся, стараясь своим поведением показать, что не хочу говорить на эту тему.

– Расскажи мне, – заговорщическим шёпотом произнёс Джеймс, – как оно? Что ты стал чувствовать к ней после того, как вы провели вместе Новогоднюю ночь?

– Ничего. Моё отношение к ней не изменилось. Я всё так же поддерживаю её, жалею, но симпатия – это не про мои к ней чувства. Нет.

– Как это нет? А спали вы вместе?

– Слушай, не стоит всё сводить к постели. Кроме того, после нашего с тобой телефонного разговора я спал как убитый.

Джеймс с опечаленным видом отвёл глаза и на какое-то время примолк.

– А что она делает сейчас без тебя?

Я усмехнулся.

– Вижу, ты уже в курсе, что она живёт у меня. Немецкая сорока на хвосте принесла, да?

Маслоу засмеялся, и я искренне улыбнулся, услышав его смех.

– Она спит, – ответил я, кое-как вытягивая из себя слова. – Пока мы летели в самолёте, она не смыкала глаз. Не знаю, что послужило причиной, её бессонницы, но, когда мы вернулись в мой дом, её сморила страшная усталость.

– А что насчёт стихов? Она признавалась тебе снова?

– Нет. Но она читала мне стихотворение, в котором… просила любить её…

Джеймс щёлкнул пальцами и сказал:

– Они просят любви, когда сами умирают от неё. Спаси же её, Логан! Дай ей то, чего она просит!

– Джеймс! Как ты себе это представляешь? Как я могу дать ей любовь, если не люблю её?

Закипел чайник, и Маслоу встал, чтобы налить чай.

– Что ж, надеюсь, ты никогда не скажешь ей этого в лоб, – проговорил он.

– Не думаю, что это сильно расстроит её. Эвелин ведь тоже меня не любит.

– Ты что, смеёшься? Как же все эти стихи? Думаешь, она обращается в пустоту?

– Кендалл открыл мне на это глаза. Он предположил, что эти стихи она посвящает не мне.

– Если он действительно так думает, значит он ни черта не понимает в девушках!

Он поставил передо мной большую кружку, наполненную дымящимся чаем. Я смотрел перед собой, думая над нашим разговором.

– Ладно, оставим эту тему на время, – сказал Джеймс, снова усаживаясь напротив меня. – А Эвелин знает о… ну, о твоём расстройстве?

– Будь она даже очень-очень догадлива, всё равно не догадалась бы об этом. Я обещал рассказать ей, но пока откладываю этот разговор в долгий ящик. Не хочу, чтоб она знала.

– Не может быть такого, чтобы она ни разу не видела выхода твоих эмоций наружу! Как у тебя это получилось?

Я вздохнул и, поднеся гигантскую кружку к губам, сделал глоток чая.

– Наверное, недаром говорят, что всё тайное рано или поздно становится явным, – задумчиво сказал я.

Джеймс бросил на меня вопросительный взгляд.

– Видишь ли, Джей… Дело в том, что ещё месяца три назад я начал принимать одно лекарство… Оно… оно уменьшает выброс адреналина в кровь, тем самым помогая держать эмоции под контролем. Карлос знал об этом, я дал ему обещание больше не принимать эти таблетки, потому что они реально приносили мне вред. Я принимал их очень часто, порой даже натощак, от этого страшно болел желудок, голова шла кругом, всё время клонило в сон… Но когда мы с Эвелин начали ближе общаться, я снова стал принимать их. Я не могу, я просто не могу, Джеймс, позволить себе накричать на неё, не хочу, чтобы она видела меня таким… таким чудовищем. Но таблетки, похоже, перестают помогать мне. Вчера я повысил голос на неё, сказал много нехорошего и… и немного попсиховал. Со временем становится всё труднее сдерживаться. Боюсь, как бы я не напугал её…

Я ждал от Джеймса осуждающих слов о моих поступках, о моей лжи, нарушении обещания… Но их не прозвучало. Вместо этого Маслоу спросил:

– Сейчас ты тоже под этими таблетками?

– Да, – без желания признался я и сморщился от неприятного чувства к самому себе. – Я принял их перед тем, как приехать сюда.

– Похоже, они действительно перестают помогать тебе… Лучше бросай, друг. Не нужно напрасно пичкать себя бесполезным лекарством.

Я бросил на Джеймса сердитый взгляд.

– Это мне говорит человек, единственным лекарством которого является бренди?

– Эй, стоп, – поднял ладони вверх Маслоу, – мы уже поговорили об этом. К тому же я уже не пью, видишь?

– О, точно. – Я поднял рукав рубашки, чтобы взглянуть на наручные часы. – Сколько ты уже не пьёшь? Чёрт, я не засёк. Минут пятнадцать, кажется?..

Джеймс засмеялся и несерьёзно ударил меня кулаком по плечу. Я натянуто улыбнулся.

– Перед вечеринкой я всё равно приму их, – тихо сказал я, разглядывая дым, поднимающийся над моей кружкой. – Мне это будет необходимо. Может, они и не имеют надо мной прежней силы, но у меня лучше получается держать себя в руках, когда я принимаю их.

– От них не может стать хуже?

– Да нет. На всякий случай вместе с ними я приму успокоительное.

– Тогда ты просто уснёшь на вечеринке! – возмутился Джеймс.

– Но ты ведь будешь рядом, чтобы в случае чего разбудить меня? О, ещё мне придётся обойтись без алкоголя: я всё ещё не знаю, как моё лекарство взаимодействует с ним.

– Разумнее было бы вовсе не принимать их… К чему все эти сложности?

– Тогда разумнее было бы не брать с собой Эвелин! Это ради неё я почти каждый день глотаю чёртовы таблетки!