Унаги с маком или Змее-Week

– Что же в этом плохого? – Нина удивилась так натурально, как будто спорила на эту тему в первый раз. – Сейчас есть право выбора…

– Выбора чего? Почвы? – прервал Иван Несторович. – Так давайте сразу перейдем к выбору крови. Раз можно выбрать Родину, так давайте будем выбирать родителей – отца, мать, или – как там у них? – первого родителя, второго, третьего (снова эмоциональная вставка)!

– Вань, опять ты утрируешь, – Софья Николаевна продолжала озвучивать пункты сюжетного плана.

Но она знала – паровоз остановится только тогда, когда закончится топливо. И паровоз несся вперед.

– Все эти нарисованные границы – порожняя ерунда. Сегодня тут провели, завтра там стерли. Вчера крупа по банкам сидела – отдельно ячка, отдельно пшёнка. Сегодня всю крупу в один котел смешали, варят кашу маловнятную.

– Ты о чем, папа? – решил уточнить Нестор.

– О Евросоюзе. Это ж надо было придумать – в одну кучу немцев, испанцев, французов… Из Старого Света хотят сделать второй Новый. Да что там! Уже сделали! И ведь не страшно, что границы стерли. Через такие липовые границы можно зайцем прыгать – вправо-влево. Хуже нет, когда человек природные границы перешагивает.

– Так ли все плохо, Иван Несторович? – спросила Нина с искренним сомнением.

– «И спросила кроха: – Что такое хорошо и что такое плохо?» – процитировал антиквар. – Хорошо да плохо – понятия субъективные. Разве в них дело? Жить можно либо в согласии с… – Он развел руками, как бы пытаясь охватить Вселенную. – Со всем этим, либо в пику всему. Естественным человек будет только в естественной среде. Не важно – в природной, в социальной, в языковой. Повыучивали колониальный язык – и ходят гордые! И не понимают, что только мозг себе ломают чужими конструкциями.

– Так что ж, не учить иностранные языки в школе? – не выдержал Нестор.

– И не учить! – Иван Несторович был категоричен в суждениях. – Они же сами нам языки свои всучили, чтобы на этих же языках нас и наших детей обманывать. Поедет такой «студент» в их Плющевую Лигу одним человеком, еще нашим, а вернется придурком замороченным – агент влияния, свой среди чужих, чужой среди своих. Сын, вот скажи: хорошо ли когда твои ученики уезжают. Не противно? Или тебе все равно?

– Нет, не все равно, – согласился Нестор. – Я же не спорю, папа.

– И правильно: с отцом нельзя спорить! – И повернулся к невестке. – Муж твой не гонится за хорошей жизнью. Здесь работает.

– Не уверена, что это так уж здорово.

Тут начиналась проблемная зона. Иван Несторович зря вторгся сюда со своим максимализмом. Нестор и сам понимал, что зарплата учителя – даже с частными уроками – не предел желаний. И второй ребенок под вопросом по той же причине.

– Это просто замечательно! – воскликнул Иван Несторович голосом Владимира Этуша в роли Карабаса-Барабаса. – Человек любит свою работу. Неужто лучше жировать, занимаясь ерундой, чем жить умеренно, но зато быть увлеченным любимым делом? Еще Стругацкие писали…

– Опять Стругацкие! – так Софья Николаевна показывала мужу, что она его внимательно слушает. – Да не читают сейчас твоих Стругацких.

– Читают! И будут читать! Глубокие, содержательные книги. Нестор уже лет в десять прочел почти всех. Это тебе не рога антилопьи на голове таскать, голыми сиськами трясти или бумагу жрать!

– Что за страхи такие? – испугалась Софья Николаевна.

– Это неделя европейского театра была у нас.

– Сам ходил, без меня?

– Софья! Не глупи! В новостях видел. Дай досказать. Говорили Стругацкие, что радости у нас три – дружба, любовь и работа. Дружбы нет сейчас ни хрена! Либо коммерция, либо так, приятельство. Не дружат уже давно, разучились. Скоро начнем к психоаналитикам бегать, как эти.

– Уже бегают, папа, – заметил Нестор.

– Ну, вот. О чем и говорю. Любовь… – Он с сомнением посмотрел на Нину, но, видимо, решил сегодня остаться в рамках, не эскалировать. – Любовь есть у вас, надеюсь. И работа любимая – тоже есть. А деньги эти… Гонятся за ними, всю жизнь бегают. Твои вон – вообще дернули в такую даль.

Иван Несторович снова пригорюнился. Налил себе, сыну. Помолчал.

– Мясорубка – эти ваши деньги. Перемалывают в фарш. Люди здесь живые. А им дзилинькают «оттуда» золотым колокольчиком, они шасть – и под шнек! А потом живут там котлетами – не поймешь, сколько в них настоящего мяса осталось, сколько лука, сколько хлеба, а сколько – гнили всякой.

– Ну, и кровавые же у тебя метафоры, папа, – усмехнулся Нестор. – Вроде, сыт. Что ж на котлеты потянуло?

– Немец может служить царю, а русский – кайзеру. Но они, пусть и обрусевшие и онемеченные, все равно останутся немцем и русским. Что за вечное стремление, быть под стать кому угодно, только не себе, не естеству? Деньги тянут под шнек, а природа просит оставаться на своей земле, среди своих – по крови, по языку, по образу мыслей. Вот и весь выбор: либо молоть себя там, либо хранить себя здесь. Себя и своих детей. Вы видели, чтобы благородный олень покинув дубравы, резвился в холмистых степях? Только крысы да тараканы вездесущи. А что Антон молчит? Мультфильмы уже давно закончились.

Нестор глянул сначала на экран, – там шли новости, – а потом на сына. Антон спал. Спал, запрокинув голову и слегка посапывая.

И сразу же все пришли в движение: Нина – убирать со стола, Софья Николаевна – собирать мужа, Иван Несторович – допить посошок и отдаться в руки жены, Нестор – перекладывать сына в кровать. Долгий пятничный вечер подошел к концу.

34

Утро Нестора было хмурым.

За окном – ливень, в животе – тяжесть, в голове – муть. Антон давно уже проснулся, успел сменить десять родов деятельности, а в настоящее время целых пятнадцать минут был занят кирпичным конструктором, который вчера подарили дедушка и бабушка. Ежесубботний поход в парк был перечеркнут хлесткими дождевыми росчерками.

Нестор сидел на кухне, ковырял вилкой остатки селедки со вчерашнего стола. Вчера он даже не заметил селедочницу – видимо, спряталась за другими тарелками. Сегодня закуска была весьма кстати – под первую благодатную бутылку пива. Нина всегда ставила в холодильник пять-шесть бутылок в ожидании приезда Ивана Несторовича и Софьи Николаевны, чтобы утром было легче привести мужа в порядок.

Сейчас Нина сидела за тем же кухонным столом, напротив мужа, и ждала объяснений. Пресловутый «командировочный лист» на второй день все еще работал, но эффект явно ослабевал. Нестор молчал, а потому Нина заговорила сама.

– Сколько это будет продолжаться? – задала она самый ожидаемый из всех вопросов, звучащих в семейных беседах.

– Что именно? – пожал Нестор плечами.

– Приходишь поздно, нетрезвый, утром вон – похмеляешься, – Нина забрала пустую бутылку, выбросила ее в мусорное ведро под мойкой и принесла новую из холодильника; снова села. – Тебя словно подменили. Какие-то тайны, какие-то загадочные знакомства. Что это за венеролог в сопровождении фей особого поведения? Еще Кир какой-то – я его не видела никогда, но пару лет, как слышу о нем чуть ли не каждый день. Он вообще кто?