Уподобляясь животному миру

Боюсь пошевелиться. Качнуть кровать. Не хочу, чтобы он обратил свое внимание на меня. Пока - нет.

Мы, дыша, лежим.

Я решаю рискнуть, приподнимаясь, чуть смещая вес, когда он поворачивается на локте, взглядом пройдясь по моему лицу, груди, животу, по ногам – и обратно. Его рука оказывается на моем бедре, прежде чем я успеваю установить дистанцию, и он сжимает плоть.

Его пальцы и глаза осматривают меня, и в первый раз за вечер, впервые за два года, я чувствую, что он видит. На самом деле видит. Меня.

Меня, коей я была раньше.

Нас, какими мы были.

Он приподнимается на локте, все еще смотря, все еще видя.

– Твоя кожа никогда не облепляла так кости. Ты не ешь, моя Белль?

Его голос тих, лишен красок, и я отвечаю ему подобным образом:

– Ем.

Я чувствую, что он принял решение, поскольку складка на лбу сглаживается. Решение поцеловать меня, не вынесенное в пылу сражения. А принятое в ясном сознании. Лишь касание сначала, его мягкие губы против моих. Нежные, сладкие. Он проводит большим пальцем по щеке, остальными сжимая затылок.

Я дышу, прикрыв глаза, концентрируясь на ощущениях, вспоминая, какого это - всецело принадлежать этому человеку. Когда открываю их вновь, то вижу лишь боль. Его глаза открыты и сосредоточены на моем лице. Его рот проскальзывает по моему, царапая щетиной кожу, и Эдвард прячет лицо в подушку прямо рядом с моим ухом. Его рука, подоткнутая под мое тело, приподнимает меня, прижимая к себе, точно тряпичную куклу, тем временем как грудь его содрогается.

Я никогда не видела, чтобы он так плакал. Практически беззвучно, лишь сотрясаясь телом напротив меня.

– Господи, как же я тебя любил.

…

Знаю, он ушел еще до того, как я окончательно проснулась. Приподнимаюсь на одной руке, другой убирая волосы с глаз. Постель раскрыта и пуста, и хотя пахнет им, самого его нет. Здесь только я.

Но все-таки зову его:

– Эдвард?

В ответ лишь тишина.

Прислушиваюсь к ней, вспоминая. Жестокость вчерашнего вечера. Слезы. Его и мои. Отчаяние, с коим он взял меня, исчерпав горе, все также интенсивно, но не ожесточенно. Не тогда. Это было медленно, нежно, точно отблески памяти. Воспроизведённые и вновь пережитые.

Как засыпала на его груди, изнуренная, с усталостью в мышцах и эмоциями на грани. Слишком усталая, чтобы думать: а что теперь… Слишком усталая, но все еще остро ощущающая его; чувствующая, как он дышит подо мной, обвивая рукой шею и запутываясь ею в волосах.

Я не спала так с тех пор, как…

Долгое время.

Я ставлю ноги, которые чрезмерно чувствительно реагируют на холодный пол. Одежда моя раскидана по комнате, уныло и жалко, каждая лежит в отдельности друг от друга, тем самым напоминая мне, каким образом была отброшена.

Собираю ее, мешкая немного то тут, то нам, а затем, замечая себя в зеркале, растянувшемся от потолка до пола, окончательно замираю. По левой стороне шеи – куча фиолетовых синяков там, где он покусывал меня; с плечами ситуация та же. Поворачиваюсь, отчего шея гудит, поскольку я выворачиваюсь так, чтобы разглядеть себя вдоль по спине. Отпечатки пальцев и засосы.

Не беспокоюсь о лифчике. От одного взгляда на него – больно.

Натягиваю футболку, вздрагиваю и замираю.

– Нет.

На полке…

Нет, нет, нет, нет.

Небольшая стопка бумаг. Тянусь к ним, руки трясутся.

– Нет.

Я опускаюсь на пол, подминая под себя ноги, отчаянно рыдая в груду бумаг по бракоразводному процессу, где напротив каждого крестика стоит его подпись.

…

Он уехал из Вегаса. Знаю это, благодаря гребаному фейсбуку. У него тур. Знаю, потому что на «ЭдвардКаллен» точка «com» размещен список крупнейших городов США наряду с европейскими центрами.

Я подписываю документы. На это у меня уходит неделя и две бутылки водки Popov. И потом я отправляю их по почте. Сейчас я разведена. Может, пока не совсем официально; возможно, пока у меня на руках нет окончательного уведомления. Но это детали.

Я чувствую себя несколько голой без своего ожерелья. Я все утро искала его, с моим кольцом и его, но так и не нашла.

Проходят дни, а фото пробивают свой путь в моей жизни. Тусклые, темные клубы и бары, заполоненные людьми, и Эдвард, сидящий на малой сцене на своем высоком табурете, где рядом теснится его группа. Мне доставляют удовольствие мысли о том, что он выглядит столь же изнуренным, сколь я себя чувствую. Но это не так. Он выглядит как и всегда.

И я такая же, как и всегда.

Несчастная.

И вот однажды, после того как мой завтрак из остатков пирога из кафе казино подступает к горлу, я понимаю, смотря в зеркало и подсчитывая. Я выгляжу не несчастной. Я выгляжу беременной.

Леди в Уолгринсе [3] считает также, потому как она не сводит взгляда с моего Clear Blue Easy [4] и сообщает мне, что тут и так все ясно. Она поздравляет меня. Точно у меня это все по плану. Точно я сгораю от нетерпения увидеть знак «плюс» после того, как пописаю на палочку, кою она протягивает мне.

А что я?

Я думаю об этом, идя к своей дерьмовой квартирке. Я всегда знала… не думала, не гадала, знала. То, что стану посредственной мамой. Моя собственная мать не обременяла себя родительскими обязанностями.

Я не вижу улицы, по которой иду; лестницы, ведущей на мой этаж; двери; ключа; кухни и даже туалета. Я просто вижу тонкую белую палочку, кою держу под струей мочи, гадая, что же я получу, как игрок, впервые севший за автомат. Все семерки? Или дьявольскую ухмылку?

Кто же выиграет?

И как только проявляется знак «плюс», я понимаю. Победа на моей стороне.

– Правда?

Думаю, да.

…

«Завтра» наступает сегодня. Я спускаюсь в Департамент здравоохранения и социальной поддержки и подаю заявку на программу бесплатной медицинской помощи малообеспеченным. Покупаю нормальные продукты. Такие как молоко. И брокколи, и соус для пасты. А еще витамины. Я пишу вступительный экзамен на программу технической ветеринарии в JC.

Отказываюсь от интернет-услуг. Это – единственный способ двигаться дальше.