Уроки, Которые не Выучивают Никогда

Я пришла к пониманию, что существует момент, когда смерть становится настолько неизбежной, что страх перед ней исчезает. Я держалась за эту цепь, крепко обхватив ее руками и ногами, мое лицо было покрыто жиром, а вес моих друзей тянул меня вниз… Я перестала бояться. Мы должны были умереть. Я знала, что это невозможно остановить. И страх просто исчез. Вслед за этим я увидела, что Изен смотрит на меня из темноты. Страх, который Изен испытал в городе Джиннов, был настоящим и довел его почти до безумия. Теперь я это увидела. Я думаю, именно поэтому Сссеракис выбрал его лицо, разбитое и окровавленное, и я увидела на нем гнев. Древний ужас разгневался, потому что страх исчез. Я почувствовала в своих руках новую силу, достаточную, чтобы сжать металл чуть крепче. Но сила сама по себе не могла нас спасти, а сила — это все, что мог дать мне Сссеракис. Решимость, упрямый отказ сдаваться — все это было моим.

— Освободитесь, или вы все умрете, — снова закричала Имико. Она была так близко, что от звука ее голоса у меня заложило уши.

— Все мужчины — лестница для своих сыновей, — сказал Тамура, и я услышала напряжение в его голосе.

— Что? — крикнул Хардт в ответ старику.

— ЛЕЗЬ!

Я услышала хрюканье, рычание и время от времени проклятия, которые мог издавать только Хардт. Напряжение в груди и руках превратилось в постоянный рывок. Я не могла дышать. Перед моим взором не было ничего, кроме темноты, я крепко зажмурила глаза, но даже это начало исчезать. Я почувствовала, как чьи-то руки обхватили меня. Они нежно коснулись моего лица. Потом это было уже слишком. Мои руки просто разжались, и я почувствовала, что падаю.

Иногда люди отправляются в одно место, где нет ни снов, ни мыслей. Это пустота, место без. Я была там. Я ничего не чувствовала. Я ни о чем не думала. Мне ничего не снилось. Я ничего не помнила.

Когда я проснулась, мой разум не сразу пришел в себя. Я увидела над собой камень, обтесанный и обработанный. На какой-то ужасный миг мне показалось, что я снова в Яме. Ты никуда не уходила, прошептал Сссеракис в моем сознании, ложь и правда одновременно. Иногда я спрашиваю себя, где находился древний ужас, когда меня не было. Когда я исчезла и отправилась в это никуда, занял ли Сссеракис мое место? Я спрашивала себя, не так ли ужас овладел моим телом и чуть не убил Джозефа. Издевательский смех, который я услышала у себя в голове при этой мысли, мало что прояснил, как ни посмотреть.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что цепи больше нет. Я больше не висела над смертельным обрывом. Не было ни ветра, ни покрытого жиром металла подо мной. Хотя я лежала на чем-то довольно остром и неудобном, впивающемся мне в спину. Я попыталась пошевелиться, но мои руки словно налились свинцом, они были как мертвый груз, и едва шевелились, сколько бы я ни прилагала к ним усилий. Кажется, я застонала или, может быть, хрюкнула. Надо мной возникло лицо Имико, она смотрела прямо мне в глаза.

— Ведьма проснулась, — сказала девушка. Она рассмеялась, но я уловила в ее глазах что-то, чего раньше там не было. Тогда я не была уверена, что именно, но теперь я это знаю. Уважение. То, что зарабатывается действием и дается неохотно. Мы не нравились друг другу, но я только что сделала невозможное, и этого было достаточно, чтобы заработать хоть какое-то уважение.

Следующим появился Тамура, на его смуглом лице отражалось беспокойство. Мне удалось кашлянуть в его сторону, хотя любые слова, которые я пыталась произнести, ни к чему не приводили. Когда появилось лицо Хардта, я почувствовала, как тяжесть спала с моей груди, и обнаружила, что снова могу дышать, хотя это было больно. Тогда я поняла, что готовилась к плохим новостям. Часть моего сознания отступила и ожесточилась перед ударом, который так и не последовал. Хардт что-то сказал, но я не расслышала слов. Я была слишком занята, наслаждаясь облегчением, словно поток радостных криков звучал только в моей голове. Они были живы. Хардт и Тамура были живы. Мы все каким-то образом выжили. Никаких потерь. Никто не погиб.

Пока. Я бы велела этому ужасу заткнуться и дать мне насладиться моментом победы, но, как я уже сказала, слова были за пределами моих сил.

Большие руки поднырнули под меня, и Хардт помог мне сесть. Если тебе когда-нибудь требовалась помощь, чтобы сесть, ты поймешь в каком я была состоянии. Мои руки и ноги покалывало, и я почти ничего не чувствовала. Когда мне, наконец, удалось пошевелить ими — просто сжать пальцы в кулак, — на меня набросилась сильнейшая боль и распространилась по всей руке. Не думаю, что я когда-либо чувствовала себя такой беспомощной, даже прикованная к столу с ножом в груди.

Мы находились в пещере, массивной, темной и явно искусственной. Стены и потолок были слишком плоскими, и я едва могла разглядеть ступени, вырубленные в самой скале. Я услышала неподалеку ветер, тот самый свистящий вой, который вселял в меня надежду там, в Яме. Было холодно. Я задрожала, и это вызвало целый ряд новых болевых ощущений в моем теле. Боль — постоянный спутник человека на протяжении всей жизни. К ней можно привыкнуть, если она возникает достаточно часто, но редко доставляет тебе удовольствие. Я заметила, что, чем старше становится человек, тем больше он жалуется на боль, как будто с возрастом терпимость к ней ослабевает. Может быть, это потому, что с годами боль приходит легче, а, может быть, потому, что боль служит нам хорошим напоминанием о том, что со временем мы распадемся на части. Мгновение за мгновением мы мчимся навстречу неизбежной смерти.

К моим губам поднесли бурдюк с водой, и я отхлебнула так жадно, как только позволил Хардт. Когда он убрал бурдюк, я, кажется, посмотрела на него испепеляющим взглядом. Он отодвинулся от меня, бросив осторожный взгляд на Тамуру.

Имико вскочила на ноги, выглядя испуганной.

— Видите, с ней все в порядке. Нам действительно нужно идти, пока один из големов не пришел проверить цепь.

— Что случилось? — Прошло некоторое время, прежде чем память о цепи вернулась ко мне. Я попыталась вспомнить, но все было пусто. Только что мы ползли к Ро'шану, а в следующее мгновение я очнулась, терзаемая болью, на твердой земле.

— Ты нас спасла. — Голос Хардта был полон уважения. Я почувствовала странное смущение от этого. — Не знаю, как ты продержалась так долго, но ты продержалась. Достаточно долго, чтобы мы с Тамурой смогли взобраться по веревке. После этого мы вытащили тебя обратно и несли остаток пути.

Я знала в точности, как я сумела продержаться, откуда взялись силы. Я подумывала рассказать им о Сссеракисе. Довольно сложно рассказать дорогим тебе людям, что ты одержима древним ужасом, который использует тебя, чтобы напугать их, чтобы питаться их страхом. Честно говоря, даже по сей день я понятия не имею, как бы я подошла к этому разговору. За все время, что мы провели вместе, в наших путешествиях и испытаниях, это, возможно, единственный секрет, который я никогда никому не раскрывала. Отчасти потому, что мне было стыдно, отчасти потому, что я всегда боялась их реакции, боялась их потерять.

Наконец, убедив свои конечности снова начать двигаться, я быстро осмотрела себя. Трудно было сказать наверняка, но я чувствовала синяки на руках и груди в тех местах, где веревка врезалась в мою плоть. Несмотря на то, что Сссеракис придал мне сил, есть предел тому, что может выдержать тело. Наступает момент, когда мышцы просто не выдерживают. Я достигла этой точки, и мне потребовались недели, чтобы полностью восстановиться.

— Мы действительно не хотим оказаться здесь, когда появится голем. Они не прощают безбилетников. Я слышала истории о том, как людей выбрасывали наружу, и мы только что доказали, что никто из нас не умеет летать. — Голос Имико звучал обеспокоенно, и я вполне могла ее понять. Големомантия — могущественная школа магии. Големы не спорят с приказами и не колеблются. У них нет ни морали, ни совести. Со стороны может показаться, что магия ограничена в своем назначении, но ее можно использовать для гораздо большего, чем для создания полуразумных конструктов. Железный легион был мастером в этой конкретной школе, но, с другой стороны, он был мастером во всех школах магии Источников, которые практиковал.

— Она права, — сказала я. Я не сомневалась, что Хардт останется и будет защищать меня столько, сколько потребуется, но мне также не нравились его шансы против каменного голема. — Помогите мне встать.

Тамура поднял меня на ноги и поддерживал, пока мои ноги не пришли в себя. Я бы солгала, если бы сказала, что мне не было больно, но я захромала к лестнице. Я бы также солгала, если бы сказала, что Тамура не помогал мне на каждом шагу. Нам пришлось пригнуться под цепью, и я сначала посмотрел направо, чтобы увидеть, как она исчезает в ночном небе, а затем налево, чтобы увидеть огромный механизм, который заводил цепь обратно внутрь горы, когда приходило время улетать.