Уроки любви и ненависти
Шрифт:
Кажется, у меня дернулся глаз.
– Ну не смотри на меня так! Нам же нужно было какое-то совместное занятие, вот я и решил… – проговорил Маркус, чуть нервно сглотнув и сделав шаг в сторону. – Милая, держи себя в руках, спалишь рыбку.
Я посмотрела на костер, который действительно начал трещать бодрее, на ледяного мага, который кривлялся от скуки, на живность за барьером, что продолжала с любопытством за нами наблюдать, и заявила:
– Я – спать. Разбудишь, когда надо.
И,
Я так устала, что не было сил сопротивляться, когда ко мне забрался Маркус, сграбастал, точно любимую плюшевую игрушку и, уткнувшись носом мне в макушку, засопел.
– Норон, имей совесть, – вяло возмутилась я.
– Я б с удовольствием, но спать хочется, – буркнул в ответ парень.
– А нам не надо нести дозор по очереди? – спросила, мысленно молясь, чтобы меня сейчас не выгнали играть в гляделки с клыкастым оленем.
– Нет, – мне на ухо громко зевнули, – барьер на сутки ставится. А нам надо всего пару часов до рассвета поспать.
– Ну, нет так нет, – согласилась я, не собираясь просыпаться. Кажется, даже если бы меня сейчас начали тихонечко жевать, я бы попросила не чавкать и продолжила спать.
Немного повозилась, чтобы удобнее устроиться во внезапно крепких объятиях Маркуса, и затихла, медленно проваливаясь в сон. И где-то на грани яви услышала тихую ругань: «Вот ведь зараза огненная…»
А я что? Я ничего. Сам приперся в мой шалаш!
62
Мне снился папенька, бегающий от меня с брачным договором и вопящий: «Не отдам, не отдам!», ректор, у которого Норон отнимал наши дипломы, и, собственно, Норон, который лез обниматься.
Проснувшись, я поняла, что из всего того ночного бреда кое-что действительно происходило наяву: мы лежали с Нороном в обнимку. Но теперь уже я обнимала его, как любимую плюшевую игрушку, вцепившись руками и ногами.
Кошмар!
Я замерла, даже дышать почти перестала, судорожно думая, как бы аккуратненько выбраться из шалаша, чтобы не разбудить Норона, как вдруг услышала, на улице какие-то подозрительные звуки.
Кто-то был внутри нашего защитного круга!
– Маркус! – зашептала я. – Маркус!
Звуки с улицы стали более громкие и, кажется, более агрессивные.
– Ш-ш-ш… – не открывая глаз отозвался Норон. – Не шуми, спугнешь.
– Кого? – холодея от ужаса, спросила я.
С улицы раздалось чавканье, и у меня перед глазами мгновенно пронеслись красочные картины моей скоропалительной кончины в чьих-нибудь
острых клыках. А я, между прочим, уже выспалась и не готова менять сон на жизнь! Парень успокаивающе погладил меня по спине:– Ну кого мы тут ловим?
Мне стало еще страшнее – если там самочка мантикоры, то риски быть сожранными возрастают в разы. Но вдруг раздался легких хлопок, а потом отчаянное шипение, мяуканье и, наконец, жалобное пищание.
– Готово, – удовлетворенно произнес Норон, открывая глаза. – Пойдем посмотрим или еще полежим?
Я сделала вид, что вообще не пониманию, о чем он, и ползком назад выбралась из шалаша.
Каково же было мое удивление, когда рядом с костром и одной из обглоданных рыбешек в маленькой магической ловушке сидели трое взъерошенных, перепачканных и расстроенных мантикорят.
– Принимай, банда пушистая, одна штука, – прокомментировал Маркус, вышедший вслед за мной.
Я решила, что раз эти сорванцы признали меня мамочкой-мантикорой, то самое время провести воспитательную работу. Подошла к ловушке, уперла руки в боки, сделала лицо максимально суровое и строго посмотрела на котят. А те в свою очередь посмотрели на меня.
И радостно замявкали, попытавшись кинуться ко мне. Ловушка не пускала, а потому три пушистых безобразия топтались на одном месте, толкались и мяукали.
В этот момент я поняла, что если когда-нибудь стану матерью, то дети будут вить из меня веревки. Я посмотрела на Маркуса и попросила:
– Выпусти их, а?
И прозвучало это так жалостливо!
– Выпущу, – легко согласился Маркус, – сейчас за хвостики привяжу к тебе и выпущу.
Мантикорята, кажется, поняли угрозу и вообще оценили масштаб трагедии и запричитали втрое жалостливее и громче. Я посмотрела на Норона, но парень покачал головой.
– Я серьезно, второй раз так может и не повезти. И останутся от твоей живности ушки и хвостики, – проговорил он суровым тоном, глядя на малявок.
Ушки и хвостики испуганно затихли, а Маркус наколдовал кубик льда из воздуха и скрылся в кустах. Пока я приводила себя в порядок бодрящей ледяной водой, парень вернулся с какой-то веревкой. При ближайшем рассмотрении это оказался вьюн. И вот им-то ледяной и спеленал котят неподобие упряжи, одним концом привязав к моему ремню.
И лишь после этого снял магическую ловушку. Едва оказавшись на свободе, трое бандитов ринулись на своего обидчика с явным намерением расцарапать ему до чего дотянуться. Но поскольку они были привязаны ко мне, а я стояла достаточно далеко, то длины вьюна не хватило. Все трое мантикорят с разбега опрокинулись на спинки, вскочили на лапки и снова бросились на Маркуса. И продолжалось это, пока им не надоело, раз двадцать. В конце концов, перебесившись, все трое уселись у моих ног и как ни в чем не бывало принялись вылизывать шерстку, изо всех сил изображая, что это не они только что тут мечтали откусить большому человеку нос.