Увечный бог

Сапер ломал свою Колоду Драконов, ножом расщепляя карту за картой. Помедлил, глядя на жреца.
– Она получит теплую пищу.

На глазах Банашара сапер кинул щепки в костер. Краска придала пламени необычные оттенки.
– Не чаешь остаться в живых, верно?

– Если и выживу, к ним не прикоснусь. Хватит.

– Тебе не уйти от солдатчины, даже если захочешь.

– Неужто? Тогда наблюдай.

– Что ты будешь делать? Купишь ферму, будешь растить овощи?

– Боги, нет. Слишком много работы - никогда не понимал солдат, когда они мечтали о таком. Земля растит лишь то, что хочет. Бороться против - все равно что вести еще одну проклятую войну.

– Ладно, ладно. Сопьешься и будешь рассказывать старые были в вонючей таверне...

– Как ты тогда, в Малазе?

Улыбка Банашара была сухой.
– Я как раз собирался отговаривать, капитан. Может, сейчас это звучит красиво - жить миг от мига, без цели, избавиться от всяких тягот. Но поверь мне: лучше пойти и утопиться - выйдет быстрее и проще, без жалкого угасания.

Скрипач налил воды в котелок, поставил на огонь. Начал бросать в похлебку кусочки сушеного мяса.
– Не, ничего такого... бессмысленного. Думал заняться рыбалкой.

– Никогда не видел в тебе любителя морей.

– Ты что, о лодке, сетях и переметах? Вдаль по волнам, над бездонной пучиной? Нет, не такой рыбалкой, Жрец. По мне, это похоже на работу, притом опасную. Нет, я останусь на берегу. Хобби, не способ заработка.

Поглядев на истощенное лицо Таворы, Банашар вздохнул.
– Всем нам нужно бы жить ради хобби. Делать лишь то, что несет радость, то, что дарит тайную награду душе.

– Мудрые слова, Жрец. Этой ночью ты просто полон сюрпризов, верно?

Банашар метнул уклончивый взор, но увидел блеск улыбки - и напряжение отпустило его. Он хмыкнул: - Я пошел в священники в поисках мудрости и только потом понял, что двигался совсем не в том направлении.

– Благочестие не таково, каким его рисуют?

– А солдатчина, Скрипач?

Мужчина не спеша сел, поигрывая острым ножом.
– Был у меня раньше друг. Пытался отговорить юного паренька от солдатской жизни.

– И как, преуспел?

– Не важно, преуспел или нет. Не в том суть.

– А в чем?

– Ты не можешь столкнуть кого-то с пути, который тот выбрал. Ты можешь всего лишь показать, что есть много иных путей, но что с того? Они все равно пойдут куда хотят.

– Твоему другу нужно было запугать парня до одури. Могло сработать.

Скрипач покачал головой: - Нельзя ощутить чужой ужас, Банашар. Мы поймем ужас, только когда поглядим ему прямо в глаза.

Тавора пошевелилась, и жрец опустил взор.
– Вы были в обмороке, Адъюнкт.

– Ме... меч...

– Сделано.

Она попыталась сесть.
– Тогда нужно уходить.

– Мы уйдем, Адъюнкт, - сказал Скрипач.
– Но сначала поедим.

Тавора оттолкнула руки Банашара и встала, пошатываясь.
– Проклятый дурак - ты знаешь, кого призывает меч?

– Да. Я как раз сжег эту карту.

Банашар почти увидел потрясение Адъюнкта - словно в воздухе мелькнула россыпь искр. Жрец фыркнул: - Ты прямо взял и лишил ее языка, сапер.

– Хорошо. Нельзя есть и болтать одновременно. Идите сюда, Адъюнкт, или нам с жрецом придется вас схватить и насильно залить похлебку в горло. Никому пользы не будет, если вы в самый нужный момент шлепнетесь без чувств. Правильно?

– Ты... вам не нужно было так делать, Скрипач.

– Спокойно.
– Сапер похлопал по карману.
– Один Дом оставил - тот, который для нас означает всё.

– Наш дом все еще разделен, капитан.

– Король-в-Цепях? Забудьте о нем - дурак слишком занят, подрывая трон, на котором сидит. А Рыцарь с нами.

– Уверены?

– Да. На этот счет не тревожьтесь.

– Когда тот бог явится, Скрипач, это будет на поле битвы - тысячи душ будут питать его форму. Мы говорим о боге войны - придя, он может заполнить собой полнеба.

Скрипач глянул на Банашара и дернул плечом: - Бойтесь клятвы Тоблакая.
– Чуть улыбнувшись, он наполнил похлебкой оловянную чашу и передал Адъюнкту.
– Ешьте, дорогая Супруга. Остальные с нами. Разбойник, Дурак, Семеро... Прокаженный...
– он на миг опустил глаза при этом слове, а потом ухмыльнулся Банашару: - Хромой.

"Хромой. О да. Полагаю, ты все время на меня смотрел. Думал, как это страшно - видеть себя в постаревшем зеркале. И правда, страшно".

Пока они ели, разум Банашара снова вернулся в шатер, к разговору с Лостарой и тому, что было после.

"Дети, собирайтесь. Ваша мать уязвима. Вы ей нужны. Все вы".

Он поднял глаза: Тавора внимательно изучала его лицо.
– Банашар, это вы сняли шлем? Утерли лицо, расчесали волосы?

Он опустил взгляд.
– Да, Адъюнкт.

Она издала непонятный звук, сказала: - Извините... наверное, я выглядела растрепой.

"Ох, Тавора".

Скрипач внезапно встал и бросил грубым тоном: - Я оседлаю вам лошадь, Адъюнкт.

***

Еж видел, что трое всадников вернулись в лагерь.
– Баведикт, распределить припасы.

Алхимик повернулся и удивленно спросил: - Все?

– Все. И пусть бросят все лишнее - вода, немного пищи, доспехи и оружие. Ничего больше.

– Я скажу сержантам.

Еж кивнул и ушел в сторону.

Скрипача он нашел стоящим у шатра Адъюнкта. Сапер стоял, смотря в землю.

– Мы идем с вами, - заявил Еж.

Скрипач поднял глаза и скривился: - Нет, не идете.

– Сжигатели Мостов идут с вами - и ты ничего не сможешь сделать.

– Не обсуждается, Еж. Просто отстань.
– Он отвернулся.

Но Еж вытянул руку и развернул товарища к себе.
– Я уже спросил Адъюнкта - прошлой ночью, когда понял, что творится. Я тебе там нужен, Скрипач. Ты просто еще не понимаешь - ты не знаешь и половины, так что просто поверь. Я ТЕБЕ ТАМ НУЖЕН.

Скрипач подступил ближе, темнея лицом.
– Зачем? Какого Худа ты мне нужен?