Увидеть свет

Доминик задумался, прежде чем ответить. О чём это федерал? Только ли обозначает свою осведомлённость об отношениях, которые связывают Доминика с Риком? Или, возможно, это указание на что-то ещё, что-то иное? Как бы то ни было, Вэйл чувствовал опасность, но главное — не вполне понимал, как себя вести.

— Не больше любого обывателя, который смотрит утренние новости и разговаривает с друзьями, — пожал плечами он. — Что вы имеете в виду? Предпочитаю, чтобы со мной говорили прямо, не терплю намёков, — сказал он наконец и тут же осознал, что это наверняка прозвучало резко. Будто он защищается, да?

— О, нет-нет, никаких намёков, — но глаза Саймона странно блеснули.

В этот момент подошла официантка, и они прервали беседу, углубившись в меню. Доминика выбор ни капли не затруднил, он хорошо ориентировался в здешней кухне, а вот Рид замешкался и начал выспрашивать какие-то подробности. Вэйл вглядывался в него, пытаясь разгадать, что за игру затеял федерал. Если у него были подозрения, то почему бы не выложить их сразу?

— Вернёмся к нашему разговору, — продолжил Саймон, стоило девушке отойти. — Вы знакомы с Кэннатом. Наверняка он делился с вами своими соображениями или даже снимками. Разве не так заведено между добрыми друзьями?

Это тоже был вопрос с подвохом, потому что Доминик не знал, как это обычно бывает у других людей. Он полагал, что его способ взаимоотношений с ближним окружением несколько отличается от традиционного, потому что слишком часто слышал о собственной непохожести на прочих. Что можно было ответить?

— Мы обсуждали новости, не более, — отрывисто бросил он, не уверенный, этого ли от него хотят.

— И Рик высказывался по поводу художественного вкуса убийцы?

Это звучало куда прямее, чем предыдущие оговорки, но Доминику не стало проще. Он снова размышлял довольно долго.

— Возможно, — выдохнул он. — Быть может, вы зададите вопрос, который на самом деле желаете озвучить? — он всмотрелся в лицо федерала, но, конечно, не смог там что-либо прочесть. — Полагаю, многие считают, что убийства… выглядят нетипичным образом.

— Как картины, — кивнул Саймон, улыбнувшись. — Назовите это так.

— Для картин нужны краски и холст, а не человеческое тело, — поспешно произнёс Доминик и тут же понял, что прокололся. Дал слишком много информации, ничего не сказав, но Саймон поймал то, в чём нуждался.

— Верно, — всё ещё улыбался Рид. — Значит, вы не думаете, что убийца — художник? Скульптор, нет? Хотели бы вы посмотреть на то, как именно выглядели, — он сделал паузу, — тела?

— Нет, — Доминик отвёл глаза, не зная, как это будет истолковано. Он злился. Ему не нравилось, куда свернул разговор, хотя нельзя было отрицать — направление беседы было ясно с самого начала.

— Хорошо.

Тут принесли заказ, и Саймону пришлось замолчать, но его чересчур внимательный ищущий взгляд не отрывался от лица Доминика, отчего Вэйла не отпускало напряжение. Он готов был встать и уйти, когда Рид наконец обратил внимание на свою тарелку.

— Ладно, оставим игры, — сказал он будничным тоном, точно они действительно лишь развлекались последние полчаса. — Кэннат, я уверен, показывал вам свои снимки. Особенно последнюю жертву. Она, конечно, дело рук совсем другого человека. Так или иначе, но вы опознали убитого.

— Я видел его на выставке, только и всего, — Доминику уже не хотелось сотрудничать со следствием. — А Рик считал, что жертв объединяет любовь к живописи. Больше я ничем помочь не могу.

— И именно вы навели Кэнната на мысль, что последнее убийство — это повторение полотна из галереи некоей Анхелики, — Саймон не спрашивал, и это было очень неприятно.

Доминик промолчал, подчёркнуто аккуратно отрезая кусочек отбивной. Рид усмехнулся.

— Что ещё вы видели на выставке? Кого ещё? — на этот раз федерал говорил прямо. Доминик посмотрел на него, но ответить ему было нечего.

— Я обратил внимание на убитого лишь потому, что он слишком пристально изучал мою работу, — сказал он чуть погодя. — Больше меня в нём ничто не взволновало. Я не заметил никого подозрительного настолько, чтобы назвать его маньяком.

— А с тем художником, с автором картины вы знакомы?

— Его имя Ричард, — пожал плечами Доминик. — Анхелика заинтересовалась им недавно. Мы никогда не пересекались, но я отметил, что у него любопытный взгляд.

— Ричард Эпплвик, — дополнил Саймон, откинувшись и отодвинув тарелку. — Занятная личность. Ему двадцать четыре года, он переехал сюда около года назад.

— Полагаете, мне это любопытно? — Вэйл снова почувствовал злость. Зачем ему эта информация? Он не хотел обсуждать неизвестного ему человека. И знать о нём ничего не хотел.

— Поддерживаю разговор, — засмеялся Саймон. — Ну что ж… Вы абсолютно точно вызываете интерес, мистер Вэйл. Живёте обособленно и одиноко, у вас масса свободного времени. И вы, безусловно, связаны с жертвами, — тут Рид сделал паузу, — посредством своего творчества, конечно.

Доминик едва сдержался, чтобы не спросить, в чём его обвиняют. Он поднял бокал с коктейлем и сделал несколько глотков не из желания пить, а чтобы успокоиться. Только потом он нашёлся, что ответить.

— Мой агент утверждает, что я популярен в определённых кругах. Я за этим не слежу.

— Понимаю, вы не любите людей, так? — Саймон качнул головой. — Неважно, у меня нет оснований предъявлять вам обвинения, — он чуть подался вперёд, будто решив создать атмосферу доверительности. — Если вы вспомните что-то, а лучше — кого-то ещё, позвоните мне.

На стол легла серебристая визитка. Доминик взял её с опаской, будто бы клочок бумаги мог укусить.

— Если вспомню или замечу, — повторил он, стараясь, чтобы это выглядело достаточно покладисто.

***

Дальше они говорили о совсем незначительных вещах, но Доминик чувствовал всё возрастающее раздражение. Он не мог избавиться от мысли — его изучают, и служить объектом исследования вовсе не хотел. А ещё где-то глубоко внутри вопило животное и дикое ощущение, предупреждение об опасности, которое он никак не мог расшифровать.

Действительно ли оно было связано с Саймоном или же распространялось на всю ситуацию? И значит ли это, что федералы могут заподозрить в убийствах его?

Доминик отдавал себе отчёт, что может показаться любопытным вариантом. У него нет стойкого алиби — откуда тому взяться, если он живёт так уединённо? Кто докажет, что он не покидал дом в момент совершения преступления? Его размеренный ритм жизни будет меньше всего волновать сыщиков, желающих быстрее поставить точку в неприятном деле.