Узел вечности

— Отдыхай, — сказал Тегид, вставая. — Позже поговорим.

Я доел кашу и попытался уснуть. Но мрачные намеки Тегида и лагерная суета так и не дали мне сомкнуть глаз. Через некоторое время я сдался и пошел к воинам. Мы поговорили о том, о сем, избегая упоминать события прошлой ночи. Кинан попытался организовать борцовские игры, но первая схватка получилась настолько вялой, что игру пришлось прекратить.

Прошло утро. Почти теплое солнце поволокло за собой серые облака, похожие на истлевший саван. Незадолго до полудня вернулась первая группа разведчиков. Они не нашли никаких признаков врага. Люди, ушедшие на восток, не возвращались.

Мы ждали даже дольше, чем говорили все расчеты. Тегид поглядывал на солнце и что-то бормотал себе под нос. Наконец он сказал:

— Мы не можем здесь оставаться. Надо идти.

— Но мы ведь не можем и бросить наших людей, — возразил Кинан. — С ними Гвейр, он мой лучший командир. Я его не оставлю.

Бард нахмурился, а затем предложил:

— Значит, надо идти их искать.

— А что, если это ловушка? — засомневался Бран. — Возможно, именно этого ждет от нас Паладир.

— Вот и хорошо. По крайней мере, встретимся с тем, кого ищем, — рявкнул Тегид. — Лучше встретиться с Паладиром и его отрядом, чем торчать еще одну ночь на этом проклятом холме.

— Верно, — согласился Бран.

— Тогда едем на восток, — решил я.

Мы ехали по равнине по следам наших разведчиков и вскоре достигли восточного края плато. День клонился к закату. Мы стояли, глядя поверх деревьев на землю, лежащую за лесом: коричнево-серую, унылую, под низко висящими облаками.

— Следы кончаются, — тихо сказал Бран.

— Что значит «кончаются»? — Я с недоумением посмотрел на него и впервые заметил, как изменился предводитель Воронов. Такое впечатление, что он сам постепенно превращается в ворона.

Бран показал на утоптанное место в траве: следов копыт было много, но отсутствовали какие бы то ни было следы схватки с кем-то.

Они здесь останавливались, но дальше следов нет. Возможно, они вошли в лес… — задумчиво сказал он.

— Но ты же не велел им ходить в лес.

— Да, не велел…

Что делать? Пришлось и нам спускаться по длинному лесистому склону. В густом лесу двигаться пришлось медленнее. Отъехав сравнительно недалеко, пришлось остановиться и завязать лошадям глаза. Животные решительно отказывались входить в лес. Пришлось вести их в поводу. Но пешком или верхом — особой разницы не было: подлесок был очень густой, временами заросли казались просто непроходимыми.

Бран вел отряд, по сторонам шли Вороны. Они зорко всматривались в землю, надеясь обнаружить следы пропавших разведчиков. Но до сумерек мы так и не увидели ни единого следа, да и троп нам не попалось.

Двигаться приходилось очень медленно, прорубая себе дорогу в зарослях мечами. Несмотря на это, я заметил, что чем дальше мы спускались по склону, тем холоднее становилось. Когда пришло время искать подходящее место для лагеря, все кутались в плащи, а дыхание морозными облачками висело у нас над головами.

Лагерь разбили под огромным корявым дубом, под его искривленными ветвями скрывалась приличная поляна. Собрали хворост и сложили его в три большие кучи для трех хороших костров. Тегид сам зажег каждый, сказав:

— Если один погаснет, останутся два, от которых можно будет разжечь третий.

— Почему ты думаешь, что костер может погаснуть? — поинтересовался я.

— Я просто считаю, что ночью без огня опасно, — был его ответ.

Мы назначили людей следить за кострами всю ночь. Ночь прошла холодно, но спокойно, и мы проснулись не от чего-нибудь зловещего, а всего лишь от унылого дождя. Следующий день не принес никаких изменений, как и те, что шли за ним. Мы пробирались через бесконечную череду колючих зарослей, густых, как живая изгородь, перелезали через поваленные стволы, пробирались сквозь трясину, карабкались по огромным валунам или обходили их. Днем мы шли друг за другом мокрой вереницей; ночью старались высушить одежду. И все время становилось холоднее, так что на пятый день дождь сменился снегом. Лучше не стало, но все-таки какие-то перемены…

Шли молча. Ската, мрачная и угрюмая, ни с кем не разговаривала; да и Тегид особо не рвался поговорить. Кинан и Бран обращались к своим людям только при необходимости.

Мне тоже нечего было сказать, и я шел, такой же немой и несчастный, как и все остальные.

Склон выравнивался так постепенно, что мы не заметили, как покинули курган, пока не дошли до медленного ручья, по берегам которого росли высокие сосны и стройные березы.

— Теперь идти будет легче, — решил Бран.

Слуа больше на нас не нападали; я почувствовал облегчение, оставив курган позади. Я подумал, что, может, и его хищная нежить тоже осталась сзади… Мы отдохнули под соснами и весь следующий день шли вдоль ручья. Деревья здесь были существенно старше, ветви у них начинались высоко; подлесок поредел, идти действительно стало легче. Постепенно ручей расширился и превратился в небольшую говорливую речку, петлявшую между скользкими берегами. Время от времени мы даже видели солнце сквозь просветы в густых ветвях над головой.

Когда дневной свет померк, мы наконец вышли из леса и увидели широкую долину между двумя длинными скалистыми утесами. Землю покрывал снег, но совсем неглубокий. Река еще более оживилась, здесь она текла в каменистом русле.

Дальше деревьев мы почти не видели, так что решили заночевать на опушке леса, там у нас по крайней мере не будет недостатка в дровах. Следующее утро мы посвятили именно дровам, собрав столько, сколько могли унести лошади. Вышли поздно, но к концу дня прошли больше, чем за все время пребывания в Тир Афлан.

Следующие несколько дней солнца мы не видели, оно оставалось скрытым за сплошной пеленой низких облаков. Мы шли вдоль берега реки, останавливаясь только на водопой, еду и сон. Было по-прежнему холодно, но снег шел редко и недолго. Ни зверей, ни птиц мы не видели, как не видели ни одного следа на тонком снежном покрове.

Видимо, мы были единственными людьми, так далеко заходившими в Грязную Землю. Я так считал, пока не увидел руины.

Поначалу мне показалось, что обрыв на левом берегу реки просто стал более неровным, там были навалены груды камней и торчали какие-то вкрапления. Но чем ближе мы подходили, тем яснее становилось, что это остатки стен.

Даже в виде руин стены вызывали смесь страха и восхищения, как раньше на кургане. Мы уже два дня шли вдоль стены, а она все не кончалась. На шестой день мы увидели мост и башню.

Башня стояла там, где долина сужалась. Остатки двойного ряда разрушенных колонн тянулись по дну долины и реке к другому берегу. Мы подошли к огромным наполовину погруженным в землю каменным дискам. Они торчали, словно спилы исполинских деревьев, и постепенно погружались все глубже под воздействием собственного веса и времени. Здесь мы остановились.

Когда-то давно река, должно быть, представляла собой ревущий поток, через который был переброшен огромный мост — некая титаническая работа, на которую способны лишь гиганты. Вот на одном конце моста и стола мрачная башня. Среди нас не было никого, кто бы не задумался: что за руки воздвигли башню? Что скрывалось за стеной? Любопытство мучило всех. Мы остановились и разбили лагерь среди полуразрушенных колонн. А затем Кинан, Тегид, Вороны и я полезли на обрыв.

Каменная башня состояла из трех секций, этаких ступенчатых ярусов. В стенах зияли странные круглые окна, похожие на пустые глазницы, смотрящие на другую сторону. Единственный вход охраняли ворота с такой дверью, каких мне не приходилось видеть: дверь представляла собой огромное каменное колесо, опоясанное железом по краям. Двигалась она по широким направляющим. Поверхность ворот и дверь покрывали символы, слишком обветшавшие, чтобы можно было разобрать, что они означали. Остатки вымощенной камнем дороги шли от ворот и заканчивались там, где мост когда-то упирался в обрыв. Ширина дороги позволяла ехать рядом четверым всадникам.