Узел вечности

Появилась женщина в чем-то зеленом и желтом. Нежно-золотистые волосы падали на ее лицо, и мне никак не удавалось узнать ее. Она вышла из беседки и подняла руки к солнцу, купаясь в солнечных лучах, как в воде.

Я не шевелился, даже не дышал. Она повернулась ко мне и сказала:

— Лью, вот ты где. Я ждала тебя. Почему тебя не было так долго? — Легким движением она убрала волосы с лица, и я ахнул. Она рассмеялась и сказала: — Ну, и где мой поцелуй? — Ее голос звучал слаще любой музыки.

— Гэвин?

Она протянула мне руки.

— Я жду, любимый.

— Гэвин, ты умерла. Я видел! Это было у меня на глазах!

— Умерла? — Она произнесла это слово так нежно, как будто бабочка, садящаяся на лепесток. Все еще улыбаясь (ее губы восхитительно изогнулись), она подняла голову с притворным вызовом. — Для меня больше нет смерти, — сказала она. — И где мой поцелуй?

Я схватил ее в объятья и ощутил теплые губы и вкус меда на языке. Я прижал ее к груди, целуя в рот, в щеки, в шею, боясь выпустить из рук.

— Я думал, что потерял тебя, — бормотал я, не в силах сдержать слез радости. Я глубоко вдохнул ее теплый живой аромат, как будто хотел сделать ее частью себя. — Никогда не оставляй меня, Гэвин.

Она тихо рассмеялась.

— Оставить тебя? Как я могу оставить тебя? Теперь ты часть меня, как и я часть тебя.

— Скажи это еще раз. Пожалуйста, скажи мне, что ты никогда не оставишь меня.

— Я никогда не оставлю тебя, душа моя, — прошептала она. — Я люблю тебя навсегда…навсегда…

— Ллев? Что ты делаешь?

Я узнал голос. Тегид. И с раздражением повернулся к нему.

— Ты что, не видишь, что я занят? По-моему, ты тут не нужен. Уходи.

— Лью, вернись к огню. Ты замечтался.

— Что?!

Лицо Тегида потемнело, как будто над головой у него пролетело облако, заслонив солнце.

— Возвращайся в лагерь, — жестко сказал он. — Ты во сне ушел от костра.

Солнечная поляна исчезла. Я очнулся в лесу. Стояла ночь. Никакой беседки не было и в помине, Гэвин исчезла.

После этого я ни с кем не говорил целых два дня. Смущенный и обескураженный, я сторонился товарищей. Если нужно было что-то приказать, то Кинан или Бран прекрасно справлялись без меня.

Мы все глубже уходили в лес. Деревья стали еще больше, их огромные переплетенные ветви практически не пропускали свет, так что мы шли во мраке. Было душно, словно нас зашили в кожаные мешки. Вот уж воистину Coed Nos.

От стволов исходила какое-то томление, впрочем, оно жило и в мягкой земле под ногами. От всего этого накатывала необъяснимая усталость сродни летаргии. Она цеплялась за ноги, на каждом шагу лишая нас части жизненных сил.

Мы ехали друг за другом, понурив головы, опустив плечи. Пешие шли впереди, иначе мы не уследили бы за отставшими. Тегид боялся, что если мы кого-то потеряем, то больше никогда не найдем.

Кинан и Бран по очереди возглавляли отряд. Останавливались только на водопой и для короткого отдыха. Вожаки старались задавать ровный темп и не позволяли людям уходить вперед или отставать.

Несмотря на это, мы, казалось, не столько шли, сколько наблюдали, как тропа медленно проходит под нашими ногами. Мы двигались, но не продвигались; мы будто шли к горизонту, который все становился все дальше по мере нашего к нему приближения. День шел за днем, и мы потеряли им счет. Спали мало, разговаривали еще меньше. Но все-таки ехали вперед.

Еды оставалось мало. Мы надеялись поохотиться в лесу — по крайней мере, встретить хоть какую-нибудь дичь. Ее не было. Не было даже следов.

Сушеное мясо, на которое мы так надеялись, испортилось, и мы питались черствым хлебом и элем, размачивая корки в чашках. Когда закончился эль, стали брать воду из реки. Хлеб заплесневел, но мы все равно его съели. Больше ничего не было. А когда закончился хлеб, варили остатки зерна с корнями и корой, которые находил в лесу Тегид. Лошади без всякого удовольствия ели лишайник, который мы сдирали со стволов ножами и мечами. Конечно, такая пища совсем не подходила для благородных животных, но, по крайней мере, ее было много.

Все обросли длинными бородами. Из-за недостатка солнечного света кожа у людей пожелтела. Но мы регулярно купались в реке — до тех пор, пока к нам не стали цепляться пиявки. После этого мы вообще отказались от купания и довольствовались лишь мытьем.

Кинан все больше нервничал. Он то и дело призывал нас идти быстрее, иначе мы, дескать, никогда не выберемся из этого проклятого леса.

— Успокойся, брат, — советовал Бран. — Не стоит так спешить.

— Мы давно идем, — ворчал Кинан. — Этому лесу нет конца.

— Не падай духом, — сказал я ему. — Конец есть у всего.

Кинан резко повернулся ко мне.

— Мою жену тоже увели! Ты не забыл? Она ничуть не меньше королева, чем твоя драгоценная Гэвин!

— Знаю, брат, — успокоил я его.

— Думаешь, я не забочусь о своей жене? — кипятился он. — Я молчу, но в душе на каждом шагу зову ее!

— Конечно, Кинан. Успокойся. Мы найдем их. — Я положил руку ему на плечо, но он стряхнул ее и отъехал недовольный.

Спустя некоторое время — может, два дня, а может, десять, — я совершенно потерялся в счете времени, — мы вышли на большой луг, ограниченный высокими скалистыми берегами реки. На левом берегу стоял город, разрушенный, пустой. Я называю это городом, хотя при ближайшем рассмотрении вскоре выяснилось, что это единое сооружение: огромный дворец со многими сотнями жилых помещений, залов, стен, колонн, дворов и святилищ, все изваяно из красного камня и теперь лежит беспорядочными обломками.

Мы вышли к нему внезапно и остановились, моргая в свете угасающего дня. Впервые за долгие дни над нами синело открытое небо и теперь, ошеломленные, мы стояли и смотрели, прикрывая руками глаза. А затем, потрясенные солнцем, небом и легким воздухом, осторожно пошли вперед — как будто странный красный дворец был миражом, который мог исчезнуть, как только мы отведем взгляд.

Сооружение было единым целым, от бесчисленных высоких крыш до фундамента. Колонны попадали, крыши провалились; пустые круглые окна-глазницы равнодушно взирали на мир. Но большая часть дворца стояла нетронутой. На фронтонах мы видели только резные изображения животных и птиц, но ни единой человеческой фигуры. Здание смотрело на реку. Единственный круглый вход, похожий на вход в башню, только существенно больше, вел на террасу. Широкая лестница спускалась прямо к темной воде. Каменные стены плавно изгибались без стыков, и от этого возникало тревожное чувство, когда ты понимаешь, что видишь что-то знакомое, но никак не можешь вспомнить, что именно. Однако Кинан сообразил сразу.

— Да вы посмотрите, ну прямо здоровенная красная ящерица, растянувшаяся на берегу реки.

— В самом деле, — согласился Алан Трингад. — Спящая ящерица. Вот и пусть себе спит.

Среди развалин ничего не двигалось, не было слышно ни звука. Красный дворец оказался таким же безжизненным и пустынным, как и башня, которую мы видели раньше. Тем более, что время постройки башни и дворца мы определили как примерно одинаковое. И все же, какая бы сила ни хранила это сооружение, она не покинула его совсем. Дворец по-прежнему властвовал над лесом, иначе красный камень давно бы зарос. Что-то все же не позволяло растительности вторгнуться сюда и оплести заброшенное здание корнями и ветвями.