В глубине Великого Кристалла-2

А как она будет жить? Где?

Скорее всего, в каком-нибудь приморском городе. Лучше всего - на Дальнем Востоке. Светлая библиотека с застекленным фасадом будет стоять на склоне сопки - оттуда, с высоты, открывается вид на синюю бухту с белыми теплоходами, деловитыми буксирами и портовыми кранами. Конечно, среди множества судов Юля будет легко узнавать его корабль, когда он станет возвращаться из дальних рейсов... А пока он в рейсе, она будет ждать, грустить по вечерам, а днем выдавать неугомонным ребятишкам из соседних школ самые лучшие книги, проводить читательские конференции и... по выходным и во время отпуска опять же отправляться в походы по тамошним заповедным местам...

Помечтав так минут пять, Юля беспощадно обсмеивала себя за бестолково-детскую наивность, по-взрослому напоминала себе, что жизнь, скорее всего, окажется совершенно не такая: никаких библиотек над морем нет, мальчишки будут терять и рвать книги и курить потихоньку в библиотечном коридоре, времени на туристские развлечения не останется, а он...

Он между тем, как и хотел, поступил в Калининградское высшее морское училище рыболовного флота. И приезжал на каникулы, сверкая шевронами и якорями (от блеска которых растопыривали глаза и распускали губы все знакомые и незнакомые девицы). Приезжал он нечасто и ненадолго - осенью и зимой отпуска короткие, летом - практика. Переписывались они аккуратно, однако письма получались суховатые и все как-то о делах, а вовсе не о каких-то там чувствах. У нее - про училище и про то, где теперь бывшие одноклассники. У него - про занятия штурманскими науками и плавания. Но если в Юлиных письмах была скрытая неловкость и скомканность, то в Юркиных - спокойствие и краткая деловитость.

Ни о каких семейных планах Юрка не писал и не говорил. Даже в шутку. То ли считал прежние разговоры дурашливой болтовней (и думал, что Юля так же считает), то ли, наоборот, полагал, что все решено и нечего зря тратить слова. А может быть (Юля догадывалась об этом, все-таки она его характер-то изучила), он отчаянно стеснялся писать о главном. Несмотря на всю свою решительность, в каких-то вопросах он был до безобразия деликатен. Целоваться тогда полез, дубина такая, потому что вроде бы игра была, а потом, когда принес букет на день рождения, краснел, как эти самые розы.

В общем, поди разберись! Да и в чем разбираться? Откуда она взяла, что у Юрки есть к ней что-то, кроме обычного приятельского отношения? Если есть, мог бы сказать, в конце концов, а то чурка какая-то... И Юля прошлой осенью назло ему (а также потому, что любопытно и приятно) поддалась ухаживаниям длинного изящного "политехника" Бори Шуйского, знакомого по туристскому клубу "Азимут". Значит, не такая уж она уродина, если Боря что-то в ней нашел!

Они ходили в кино, на выставку местной живописи и в кафе-дискотеку. И завистливые бывшие одноклассницы шепотом удивлялись им вслед.

А Юрка, прилетев на Октябрьский праздник, два дня спокойно и снисходительно смотрел на это безобразие. На третий день он встретил Юлю и Бориса в скверике у городского театра, и в руке у него был прямой железный стержень.

Юля обомлела от страха - и за Бориса, и, главное, за Юрку: попадет балда в милицию

и прощай училище. Но все кончилось очень деликатно. Юрка улыбнулся, взял под козырек, потом под носом у слегка побелевшего Бори крепкими пальцами завязал на восьмимиллиметровой проволоке изящный узел, который на флоте называется "беседочный", а у туристов и альпинистов - "булинь". Затем он подарил стержень с железным узлом Боре на память, а Юлю взял под локоть и сказал:

– Извините, у нас дела.

Обмякшая от переживаний Юля покорилась молча и только через сотню шагов жалобно сказала:

– Ох и нахал...

– Я понимаю, - сочувственно отозвался Юрка.

– Нахал и хлыщ. Конечно, ты стеснялась ему это сказать, вот я и решил помочь.

– Ты нахал!
– уже решительно уточнила Юля.

Юрка остался невозмутимым:

– Да? А я думал, что нахальство - когда человек приезжает на несколько дней, а у него под носом такой спектакль.

– Тебе не кажется, что это мое личное дело?

– Кажется. Вот я и не вмешивался в него целых два дня.

– А зачем вмешался?

– Ну...
– Он еле заметно усмехнулся.
– Я же понимал, что тебе это будет приятно.

– Нахал, - сказала Юля третий раз, потому что ей на самом деле было приятно (хотя и жаль чуточку Борю Шуйского).

Юрка снисходительно разъяснил:

– Я же понимаю: бывает скучно одной, поразвлекаться хочется. Я ничего, не против. Только знай меру.

Это было уж совсем чересчур! И Юля собралась выпалить Юрке все свои мысли о его бессовестной наглости. Но одумалась и только ехидно спросила:

– А ты там тоже "развлекаешься"?

– Там - некогда, - вздохнул он.

– Ах, только поэтому.

Он не обратил внимания на издевательскую нотку. Серьезно спросил:

– Как ты думаешь, куда распределение просить? Можно остаться в "Запрыбхолоде" на Балтике, можно на Тихий океан.

– А я почем знаю?

– На Восток лучше. Но больше хлопот, конечно. Стариков придется перевозить и девчонок... А твоя мама согласится?

– А... моя-то мама при чем?

– А ты что, одну ее тут оставишь?

– Нет, ты в самом деле чудовищный и безграничный нахал. Ты меня-то спросил?

Он посмотрел на нее, пожал плечами:

– Все-таки женская психика - загадка... Ладно, получу диплом, тогда уточним.

...Летом он приехать не смог - курсанты сразу после сессии уходили в дальнее плавание - аж до самой Канады. Готовилась международная гонка больших учебных парусников. Так она и называлась - операция "Парус". Юрка вызвал Юлю к телефону, слышимость была неважная, минут на разговор отводилось немного, и весь разговор этот свелся к тому, что Юля уедет в Верхоталье на практику, а он ей обязательно туда напишет. Потому что она ему писать не сможет: куда пошлешь письмо? "Атлантика, до востребования"?

– Ну и вот...
– вздохнула Юля.
– Было это в мае, а уже август к концу пошел. А писем нет ни одного... Я-то думала, их здесь целая пачка лежит... Может, случилось что в плавании? Ураган какой-нибудь...

– Если бы что случилось с "Крузенштерном", про это бы в газетах написали, - утешил Фаддейка.
– Это же такой знаменитый корабль. Просто почта барахлит. Бывает... Юль, а у тебя его карточка есть?

Юля кивнула. Дотянулась до сумки, достала конверт, а из него - снимок.

Фаддейка разглядывал его недолго, но внимательно. Одобрительно сказал:

– Ничего он у тебя. Красивый.

Юрка не был красивый: скулы торчащие, нос сапогом, светлая клочкастая прическа. Но это был Юрка, и Юля не возразила. Кроме того, Фаддейка имел в виду, наверное, красоту курсантской формы.

– А это сестры его?
– спросил он.

– Да...
– Юрка был снят с обеими девчонками.
– Они в нем души не чают. До десятого класса так и таскались за ним как хвостики.

– Старшую как зовут?
– деловито поинтересовался Фаддейка.

– Ксеня... Славная такая. Маргарита вредная стала, как подросла, а эта спокойная, умница. Твоя ровесница.